Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 3 (май-июнь). © Council on Foreign Relations, Inc.
На протяжении всей истории государства стремились к расширению – обычно за счет применения силы. Однако в 70-е и 80-е гг. прошлого столетия на короткое время возобладали тенденции, создающие равновесие. Менее крупные страны, такие как Япония, Западная Германия и «азиатские тигры», выдвинулись на передовые позиции в мире, опередив США и СССР по темпам экономического роста.
Подобные государства, которые можно определить как «торгующие», не питали экспансионистских территориальных амбиций, и им не было нужды проецировать свою военную мощь за рубеж. По мере того как Соединенные Штаты увязали во Вьетнаме, а Советский Союз – в Афганистане, торгующие государства преуспели в получении экономического доступа к чужим территориям, не стремясь установить над ними политический контроль. Но в конечном итоге модель «торгующего государства» столкнулась с неожиданными проблемами.
Рост японской экономики забуксовал в 1990-е гг., тогда как Соединенные Штаты совершили рывок в развитии и росте производительности труда. Многие торгующие государства были потрясены азиатским финансовым кризисом 1997–1998 гг., поскольку в этот период международные инвесторы вывели из них свои капиталы. Индонезия, Малайзия, Таиланд и другие относительно небольшие страны, не имея в достаточном количестве иностранного капитала, способного амортизировать удар, объявили о своей неплатежеспособности и согласились на внешнее управление. Как выразился в 1999 г. Алан Гринспен, тогдашний глава Федеральной резервной системы США, «у Восточной Азии не оказалось запасных колес». Чтобы выжить, правительства этих стран девальвировали свои валюты и резко повысили процентные ставки, так и не восстановив прежних позиций.
Тем временем Россия поссорилась со своими кредиторами. И когда Москва не смогла вернуть долги, облигации российского правительства были пущены по ветру. Проблема России состояла в том, что ее экономика оказалась несопоставимой с громадной территорией страны. С другой стороны, у Китая, Индии и даже Японии имелся доступ к наличности, и поэтому их экономика оставалась устойчивой. На американском рынке вообще не отмечалось колебаний.
Небольшие торгующие государства потерпели неудачу, поскольку исходили в своих действиях из неверных предпосылок. Для достижения успеха они нуждались в открытой мировой экономике, позволяющей вести торговлю, не встречая затруднений, и легко заимствовать денежные средства. Но когда случилась беда, крупные рынки развитого мира оказались недостаточно открытыми, чтобы поглотить товары торгующих государств. Жертвы кризиса 1998 г. были лишены возможности исправить положение в своих странах путем быстрой распродажи товаров за рубежом или занять денежные средства на выгодных для себя условиях.
Вместо этого им пришлось преклонить колени перед алтарем международной финансовой системы и принять диктат со стороны Международного валютного фонда, который оказывает помощь на весьма обременительных условиях.
После кризиса небольшие торгующие государства дали слово никогда больше не ставить себя в подобное положение и увеличили доступ к иностранной валюте за счет экспорта. Не так давно они предложили создать региональные торговые группы, чтобы расширить экономические возможности, договорившись об учреждении особой зоны льготных пошлин, где они могли бы продавать свои товары, и валютной зоны – для заимствования денежных средств.
Вызов и ответ
За последние десятилетия мировые рынки резко выросли. По расчетам международной консалтинговой компании McKinsey & Company, в 2007 г. мировые финансовые ресурсы (включая акционерный капитал, государственные и частные долговые обязательства и банковские депозиты) насчитывали 194 трлн долларов, или 343% общемирового ВВП. Легко понять, почему более мелкие экономики оказываются беззащитными перед лицом сдвигов на мировом рынке. Денежный поток, устремляющийся в какую-либо страну, способен создать для нее неожиданное (и подчас нежеланное) преимущество. Бегство капиталов может предвещать катастрофу. Инфляция и дефляция в стране возникают по прихоти не слишком щепетильных, но могущественных инвесторов с Уолл-Стрит или из лондонского Сити. Стоит только иностранным инвесторам разувериться в экономике небольшой страны, как у этой последней начинаются серьезные неприятности.
Более того, во время недавнего мирового экономического кризиса даже крупнейшие экономики терпели колоссальные убытки, когда иностранные и национальные инвесторы выводили капиталы с их рынков или продавали свои активы. С 2007 по 2008 гг. фондовые рынки во всем мире просели на 50%. Процентные ставки в США оставались на низком уровне лишь потому, что Китай, Япония и Европа продолжали скупать и удерживать американские ценные бумаги. Если бы эти средства были выведены с американского рынка, никакие внутренние вливания наличности (или печатание денег) не спасли бы экономику Соединенных Штатов. Иными словами, даже крупнейшие игроки оказались слишком «мелкими», чтобы преодолеть кризис собственными силами.
Конечно, мировой рынок всегда был больше, чем сумма составляющих его частей, и в прошлом великие державы увеличивали свои размеры и мощь в известной степени именно для того, чтобы защитить себя от экономической уязвимости. К 1897 г. Британская империя охватывала четверть территории земного шара и седьмую часть мирового населения (как документально засвидетельствовал историк Патрик О’Брайен). Но даже Британская империя не контролировала Россию, Соединенные Штаты и остальную Европу, и в 1929 г. экономический кризис, начавшийся на Уолл-Стрит, подорвал имперскую самодостаточность Великобритании. Это доказало невозможность контролировать мировой рынок чисто политическими средствами.
Великая депрессия и Вторая мировая война заставили даже крупные державы признать ограниченность своих возможностей. По горячим следам пережитых трагедий Жан Монне, до этого безвестный брокер из городка Коньяк, убедил своих французских, а затем и немецких коллег, что государства Западной Европы слишком малы, чтобы конкурировать с таким колоссом, как Советский Союз, или с огромным промышленным потенциалом центральных районов США. Такое возможно только в случае объединения, утверждал он. Так начался процесс европейской интеграции.
В Европейский союз, который сегодня объединяет 27 государств, вскоре могут влиться еще почти 10 стран, в результате чего Европа будет простираться от Атлантического океана до Кавказских гор. Страны-члены извлекают выгоду из участия в расширенном рынке, выходящем далеко за пределы их собственных территорий.
Отсутствие пошлин в ЕС позволяет осуществлять более оживленную трансграничную кооперацию, что способствует специализации и эффективности и обеспечивает потребителям в странах-членах возможность приобретать более дешевые товары. Со временем, как это убедительно продемонстрировали такие экономисты, как Эндрю Роуз и Джеффри Франкель, подобные зоны торговли увеличивают объем товарооборота между их участниками и способствуют росту ВВП. Существуют также административные преимущества: южно- и восточноевропейские государства с менее развитой экономикой получили помощь и нашли попечителей в лице ветеранов европейского сообщества, которые оградили их от фиаско (пусть и ценой жесткого контроля над их фискальной политикой).
Нечто похожее происходило и по другую сторону Атлантического океана, хотя и не столь быстро. В 1988 г. была создана зона свободной торговли между Канадой и Соединенными Штатами, а в 1994 г. заключено Соглашение о свободной торговле в Северной Америке, к которому также примкнула Мексика. В 1980-е гг. канадский премьер-министр Брайан Малруни выразил обеспокоенность по поводу действий администрации Рейгана, которая, испытывая финансовые затруднения, была готова сократить доступ Канады на рынки США. Когда Рональд Рейган согласился подписать соглашение о льготной торговле с Канадой, президент Мексики Карлос Салинас де Гортари также был вынужден к нему присоединиться, чтобы мексиканские экспортные товары не потеряли доступ к североамериканскому рынку. Хотя Северо-Американская ассоциация свободной торговли (НАФТА) в лучшем случае является лишь бледным подобием Европейского союза (без судов, политических органов и общей валюты), она проложила путь к другим подобным соглашениям в Центральной и Южной Америке. Столь разрекламированная зона свободной торговли на двух американских континентах пока еще не сформирована, однако постоянно растет число двусторонних торговых соглашений, в которых содержатся недвусмысленные оговорки о том, что впоследствии может быть образован более широкий торговый союз.
Тем временем Ассоциация стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН) со времени своего возникновения после регионального военного противостояния в 1967 г. все больше внимания уделяет экономическому объединению. По мере дальнейшей интеграции Европы и особенно после азиатского финансового кризиса 1997–1998 гг. АСЕАН продолжил географическую экспансию, и в 1999 г. образовалась группировка АСЕАН+3 с участием Китая, Японии и Южной Кореи. Япония предложила создать региональный азиатский фонд и даже обсудить идею учреждения Азиатского валютного союза. Эти усилия споткнулись о неспособность Китая и Японии прийти к такому же консенсусу в Азии, к которому Германия и Франция пришли в Европе. Но это не означает, что он недостижим в будущем при условии дальнейшего китайско-японского сближения.
Наконец, в 2006 г. немецкий канцлер Ангела Меркель, понимая, что очередной раунд международных торговых переговоров в Дохе в рамках ВТО не приведет к повсеместному снижению торговых пошлин, предложила создать своего рода трансатлантическую зону свободной торговли, в которую могли бы войти США и ЕС. В случае создания подобная зона охватит более 50% мирового ВВП, что позволит стимулировать американскую и европейскую промышленность и обеспечить их расширенным рынком. Натолкнувшись на непреодолимую стену в американском Конгрессе (который до сих пор не ратифицировал соглашения о свободной торговле с Колумбией, Панамой и Южной Кореей), президент Джордж Буш-младший не имел возможности серьезно отнестись к предложению Меркель. Однако это соглашение может стать более популярным и привлекательным, если экономическое восстановление Соединенных Штатов будет проходить слишком медленно, или если Америка снова скатится в рецессию.
Размер имеет значение
До XX века обычным способом увеличить мощь государства было нападение на другие страны и поглощение чужих земель. В 1500 г. в Европе существовало свыше 500 политических образований; к 1900 г. их оставалось всего 25 – укрупнение произошло отчасти благодаря династическим бракам, но в большинстве случаев посредством силовой политики.
В 1914 г. многим государственным деятелям казалось, что большая война способна еще больше сплотить нации – как внутри Европы, так и за ее пределами. Вместо этого мировой конфликт привел к расколу Австро-Венгерской, Османской и Российской империй, серьезно пострадали Британия и Франция. Однако военная сила продолжала оставаться наиболее испытанным средством экспансии за пределами Европы, и в 1930-е гг. Германия и Япония попытались создать собственные империи. Их усилия были остановлены в результате Второй мировой войны, и оставшиеся в Европе империи распались в течение 50-х, 60-х и 70-х гг. прошлого века. Последним распался Советский Союз, составные части которого стали свободными государствами в 1991 году.
Однако фрагментация мировой политики на множество мелких частей шла вразрез с функциональными потребностями мировой экономики, в которой успех определялся масштабами. Вот почему главной тенденцией второй половины XX века было создание более крупных экономических образований, несмотря на дискредитацию принципа военной экспансии. Экономический рост отдельных государств казался достойной целью, поскольку в прошлом его благотворное воздействие испытали на себе разные державы, а в послевоенное время торгующие государства переживали эпоху расцвета. Но поскольку в последнее время эта модель также себя исчерпала, экономическая интеграция на основе взаимных договоренностей становится все более привлекательной альтернативой.
Казалось бы, договорные слияния не столь прочны по сравнению с военными завоеваниями, тем не менее повышается вероятность того, что они будут более самостоятельными и долговременными. Конечно, объединение рынков внутри зоны свободной торговли не гарантирует политического единства. Как показывает опыт Евросоюза, политические разногласия все еще имеют место, и страны-участницы часто спорят по поводу внешней политики. Однако главная ошибка заключается не в излишней агрессивности, а в излишней самоуспокоенности.
В 1950-е гг. политолог Карл Дойч писал о том, что группы стран могут развить настолько тесные связи посредством информационного обмена, миграционных потоков, торговли и духовно-культурных связей, что военный конфликт между ними станет практически исключен. В качестве примера таких «плюралистических сообществ в сфере безопасности» приводились Норвегия – Швеция, страны Бенилюкса и США – Канада. С тех пор Европейский союз явил собой еще один убедительный пример: развитие тесных отношений между Францией и Германией, которые затем втянули в свою орбиту и другие страны – это весьма красноречивое подтверждение теории Дойча. Принятие acquis communautaire («общий опыт») – нынешнего свода законов ЕС – оказывает социальное воздействие на страны-члены. Они думают не о расколе, а скорее о перспективах присоединения других стран.
Хотя на континенте нет единого центра принятия решений, весь комплекс европейских связей скрепляют многочисленные узлы. Коридоры Лондон – Франкфурт и Цюрих – Милан как концентрация экспертных знаний в области финансов, технологий и ремесел резко увеличивают эффективность важных и крупных экономик. В Восточной же Европе развивается сектор недорогого производства, поддерживающий важные корпоративные связи с центрами во Франции, Германии и Италии. В 2008 г. в Евросоюзе базировалось 168 из 500 крупнейших компаний мира, для сравнения – в Соединенных Штатах их 153.
Европа сумела экономично компенсировать потребность в размерах, избежав ошибок минувших лет. Совокупный ВВП Европейского союза выше, чем в США, и это опережение сохранится и в будущем. Помимо внутреннего роста, Европа способна и дальше расширяться в географическом плане. Китай не имеет возможности поглотить Индию, Японию или Южную Корею; зато Европа располагает инструментами для мирного поглощения своих соседей.
Сопротивление тщетно
Соединенные Штаты не могут отрицать важность размеров и новых способов их достижения. Они не могут не признать и тот стимул развития, который американская экономика получит в случае объединения потенциалов с Европой – сильнейшей экономической державой на планете.
Трансатлантический экономический союз неравнозначен политическому объединению или собиранию под одно крыло ведущих демократий мира, экономические интересы которых далеко не всегда совпадают. Скорее это будет объединение двух самых могущественных экономических регионов планеты, способных сообща добиться большего процветания, нежели по отдельности.
Многие теоретики до сих пор утверждают, что экономические блоки по географическому принципу не приносят пользы и таят в себе потенциальную угрозу, не оказывая существенной помощи своим членам, но увеличивая риск конфликтов наподобие тех, что имели место в 30-е гг. прошлого века. По мнению критиков, подобные союзы не способствуют расширению торговли и политических договоренностей, а, наоборот, препятствуют прогрессу, используя все имеющиеся у них средства, чтобы занять более выгодное положения по отношению к другим блокам.
Критики правы, говоря о том, что британские, немецкие, японские и американские блоки не сумели наладить между собой сотрудничество в 1930-е годы. Но в те времена между ними отсутствовал прямой обмен инвестициями, не было производственных цепей, которые сегодня объединяют ведущие экономические державы. Основные страны пытались найти и монополизировать новые источники энергии и сырья, часто используя методы меркантилизма, чтобы избежать сдерживающего воздействия международной торговли. Авторитарные державы также применяли насилие в качестве инструмента для получения экономических и территориальных выгод.
Надо признать, что на сегодняшний день ни одна великая держава не стремится к тому, чтобы решать свои экономические проблемы с помощью военной экспансии. Возможна оккупация соседних территорий, но не ассимиляция крупных стран. Ни одна великая держава, конечно же, не могла бы гарантировать себе безопасное извлечение сырья, нефти или других природных ресурсов в захваченной стране, поскольку была бы уязвима для подрывной деятельности со стороны местного движения сопротивления. Другими словами, военная экспансия в наши дни сопряжена с трудностями, подобных которым не было 75 лет тому назад, что существенно снижает опасность региональных экономических блоков. Более того, мирная экспансия торговых союзов будет скорее привлекать другие страны, не участвующие в объединении, нежели отталкивать их. Это убедительно продемонстрировал пример Европы и в какой-то степени Северной Америки и Азии. Самодостаточные торговые блоки сегодня неактуальны, и вряд ли кто-либо будет стремиться к их созданию. Фактически ключ к успеху современной торговой группы заключается в ее привлекательности для внешних продавцов по мере ее географического расширения.
Как поступили бы Китай, Индия и Япония в ответ на создание торгового партнерства между США и ЕС? Они бы посчитали азиатский пакт неудовлетворительным ответом на трансатлантическое объединение. Поскольку основные рынки мира находятся в Европе и Северной Америке, азиатским экспортерам пришлось бы и дальше продавать свои товары на этих рынках. И если бы Япония в конце концов присоединилась к этому партнерству, значительно возросли бы ставки для Китая и Индии. Последние могли бы ответить на этот вызов, заменив экспорт продажами на внутренних рынках. Но даже таким гигантам не под силу таким способом полностью компенсировать свой экспорт. Несмотря на быстрый рост внутреннего потребления, Китай не смог бы полностью поглотить все товары, экспортируемые им сегодня на технологические продвинутые и элитные рынки Европы, Америки и Японии. Чтобы избежать отставания, Пекину и Дели потребовалась бы постоянная связь с рынками других стран.
Все это означает, что методы глобальной политики и экономики, преобладавшие последние 500 лет, все больше устаревают. В течение этого времени 8 из 11 случаев появления новой великой державы приводили к «гегемонистской войне». Учитывая возможность вызова со стороны Китая в 20-е гг. XXI века, вероятность вспыхивания еще одного конфликта покажется весьма высокой, и в иные эпохи следовало бы сделать ставку на его неизбежность.
Однако сегодня такой конфликт представляется маловероятным, поскольку если политическая сила иногда отталкивает, то экономическая мощь на сегодняшний день, наоборот, притягивает. Соединенным Штатам нет необходимости сражаться против усиливающихся стран, бросающих им вызов, таких, как Китай или Индия, или даже стремиться уравновесить их потенциалы. США достаточно использовать возможности своего рынка в сочетании с рынком Европы для того, чтобы затянуть усиливающиеся протокапиталистические государства в свою паутину.
Во времена холодной войны экономическая мощь Запада в конечном итоге превзошла и подавила бурный промышленный рост даже такого гиганта, как советская экономика. В 1980-е гг. привлекательность североатлантического, японского и даже южнокорейского капитализма стала главной причиной, по которой советский лидер Михаил Горбачёв решил обновить экономический и политический строй своей страны и положить конец холодной войне. Это также помогло стимулировать реформы Дэн Сяопина в Китае после 1978 года.
Теперь, когда формула успеха капиталистической экономики получила широкое распространение во многих странах мира, привлекательность западной экономики будет проистекать не просто из триумфа отдельных национальных экономик, а из их развития как все более интегрированной группы стран. Экспансия и агломерация европейских экономик и, быть может, также трансатлантическая интеграция послужит в качестве маяка для отдельных азиатских стран, добившихся экономических успехов.
Создание трансатлантического экономического союза станет все более необходимым, по мере того как экономическое восстановление США начнет выдыхаться. В какой-то момент американские политики и стратеги признают и найдут способ убедить в этом всю страну, что торговые соглашения с другими странами – это не средство перевода американского производства за рубеж, а часть здравой стратегии восстановления, направленной на получение более широкого доступа к иностранным рынкам. Важным может стать также осознание того факта, что рынки и впредь останутся закрытыми для Соединенных Штатов, если не будут предприняты решительные действия. Провал Дохийского раунда переговоров о свободе торговли в рамках ВТО станет очевидным, как и тот факт, что единственный реалистичный ответ на этот провал – это принятие приглашения Евросоюза создать трансатлантическую зону свободной торговли и существенно расширить американский рынок почти на полмиллиарда человек.
Подобное решение соответствовало бы историческим тенденциям к расширению и углублению. Великий французский историк Фернан Бродель считал, что достижения стран, совершивших Торговую революцию XVI–XVII вв., объясняются размерами их национальных рынков. Англия добилась преимущества над Францией и Голландией, потому что имела гораздо более обширный рынок, не разделенный внутренними барьерами и не обремененный торговыми пошлинами. С началом Промышленной революции главным условием экономического успеха стали международные рынки, а попытки расширить рынки вовне стали одним из движущих сил европейского империализма.
Военные завоевания утратили привлекательность после двух мировых войн, и в послевоенный период казалось, что торгующие государства прокладывают новый путь в светлое будущее. Однако им мешали их относительно небольшие масштабы, и по мере роста и расширения мирового рынка торгующие страны оказались не в состянии обуздать этот рост. Даже великие державы были вынуждены договариваться об укрупнении рынков путем создания экономических союзов с другими странами.
Учитывая провал попыток мирового сообщества добиться принятия принципов свободной торговли во всем мире, путь к утверждению влияния и достижению большей жизнеспособности американской экономики лежит через новые таможенные и валютные союзы. Они важны не только для преодоления устойчивых негативных последствий мировой рецессии, но и для того, чтобы соответствовать экономикам быстроразвивающихся стран. Соединение усилий способствует экономическому росту стран, участвующих в подобном объединении. В XXI веке это можно осуществлять, не подвергаясь риску экономической раздробленности или геополитических конфликтов. Трансатлантический договор о свободной торговле мог бы придать странам-участницам тот экономический масштаб, в котором они сегодня нуждаются, а в будущем вовлечь и другие страны в это объединение.
