Захват израильским спецназом гуманитарного конвоя спровоцировал международный кризис, масштаб которого, впрочем, не стоит переоценивать.
Шумная реакция на силовые действия Израиля – вещь привычная. Однако долгосрочный эффект может оказаться серьезным.
То, что организаторами «Флотилии свободы» двигало отнюдь не только сопереживание жителям Газы, очевидно. Сознательное нарушение военно-морской блокады – это политический акт, не имеющий ничего общего с гуманитарной миссией. В какой пропорции на кораблях были представлены правозащитники и люди с провокационной политической задачей, по идее, должно определить непредвзятое расследование. Но едва ли оно состоится, поскольку обе стороны – и израильская, и пропалестинская – скорее всего в нем не заинтересованы.
Однако вопрос не в том, кто больше виноват, а в том, кто в длительной перспективе больше проиграет. Вероятнее, это будет Израиль.
Конец «холодной» войны, как казалось, принес еврейскому государству массу выгод. Алия из бывшего Советского Союза обильно пополнила человеческий капитал Израиля, традиционно его главный актив, а арабский мир утратил покровителя – политического и военного. В свою очередь, всегдашний патрон Израиля – Соединенные Штаты – превратился в доминирующую силу всего мира, значительно укрепив военно-политические позиции повсюду, в том числе и на Ближнем Востоке. Первая война в Персидском заливе – удар по Саддаму Хусейну и обструкция, устроенная Ясиру Арафату за его поддержку оккупации Кувейта, – обещали израильтянам более безопасную эпоху.
Но дух перемен, прокатившихся по миру с окончанием «холодной» войны, сказался на Ближнем Востоке иначе.
Во-первых, исчезновение СССР не устранило угрозу радикализма, а сделало ее еще менее контролируемой. Недостаток военно-технической и финансовой поддержки экстремисты быстро восполнили либо за счет новых арабских спонсоров, либо за счет хаоса, царившего в посткоммунистическом мире. А сдерживающего политического влияния, которое хотя бы отчасти мог оказывать Советский Союз, не осталось.
Во-вторых, с исчезновением биполярного раздела мира перед Соединенными Штатами открылись новые возможности. Израиль оставался ключевым союзником, но уже не столь незаменимо эксклюзивным, как до падения «железного занавеса».
В-третьих, импульс демократизации и выразился в нарастании давления на Израиль, чтобы добиться согласия на создание палестинского государства.
Мирный процесс 1990-х годов завершился провалом спустя несколько лет, но полностью разбалансировал ситуацию, существовавшую раньше. Окончательно ее доконал Джордж Буш.
Неоконсервативная администрация, с одной стороны, считалась максимально произраильской и уничтожила заклятого врага еврейского государства Саддама Хусейна. С другой – в результате ее деятельности общая обстановка на Ближнем Востоке обострилась, а навязанные палестинцам «свободные выборы» легитимировали ХАМАС, загнав урегулирование в тупик.
В сухом остатке следующее. Идея мирного процесса себя дискредитировала, прежде всего в глазах израильского общества, что отражается в политической линии. Ужесточение позиции израильского правительства – а рассчитывать на приход более умеренных сил не позволяет состояние общественного мнения – происходит на фоне противоположных веяний с Запада. В Старом Свете, где всегда были сильны леволиберальные настроения, слабеет неофициальное табу на противодействие политике еврейского государства, связанное с ощущением Европой вины за геноцид евреев в годы Второй мировой войны. А в Соединенных Штатах растет недовольство тем, что американский курс на Ближнем Востоке является заложником поддержки одного государства.
Администрация Барака Обамы осторожно прощупывает варианты диверсификации, особенно с учетом того, что палестино-израильский конфликт омрачает отношения Вашингтона не только с арабами, но и с мусульманами в целом. Резкие шаги США невозможны по определению: поддержка Израиля – символ веры для крайне влиятельных кругов в Америке, но тенденция наметилась. Отражает ее и появление (по предположениям, не без поддержки влиятельных фигур в администрации) еврейских лоббистских группировок, выступающих против традиционного израильского лобби, например наиболее раскрученной стала «Джей-стрит», имеющая с недавних пор и европейский аналог. Да и обсуждение на официальном уровне темы израильского ядерного оружия еще несколько лет назад в Америке было немыслимым.
Эти неблагоприятные для Израиля изменения накладываются на перемены в действиях самого еврейского государства. Наиболее важные из них – отсутствие целостной логики в поведении и снижение эффективности силовых акций. Причина первого – внешнее давление. С того момента как Израиль в начале 1990-х годов под нажимом Запада пошел на мирный процесс, он оказался опутан пеленой бесконечных условностей, связанных с двойственностью партнера по переговорам. Отделить политического собеседника от противников-террористов было невозможно. При Ясире Арафате разницы, собственно, и не было: основатель Организации освобождения Палестины (ООП) сам разыгрывал все карты. Раскол между ФАТХ и ХАМАС, казалось бы, создал возможность для игры в «хороших» и «плохих», но триумф хамасовцев на выборах опять все спутал… В результате Израиль не может ни полноценно обсуждать политическое решение, ни полноценно воевать. И даже махнуть рукой, согласившись на палестинское государство по принципу «баба с возу, кобыле легче» тоже невозможно, поскольку на палестинской стороне из-за непримиримого раскола отсутствует субъект управления, то есть никакого дееспособного государства там не будет.
Второе связано с первым. В прежние десятилетия данностью на Ближнем Востоке являлся тот факт, что Израиль, в случае применения силы, способен эффективно решить практически любую задачу (за исключением окончательного политического урегулирования, но ее и не ставили). Сейчас это неочевидно. Наиболее показательной в этом смысле была война с шиитской группировкой «Хезболла» летом 2006 года. Тогда, несмотря на громогласные международные протесты, почти всех влиятельных игроков, включая арабский мир, устроило бы, если бы Израиль зачистил юг Ливана и максимально ослабил «Хезболлу», за спиной которой угадывался Иран. И международное сообщество, по сути, тянуло время, бездействуя и давая Израилю возможность завершить «грязную работу». Но, несмотря на нанесенный урон, ливанские шииты могли утверждать, что Израиль целей не добился. Операция в Газе в конце 2008 – начале 2009 годов была более результативной, однако окончательно подорвать боеспособность ХАМАС (либо тем более устранить от власти) не удалось. Израиль сетует на международную реакцию, которая заставила прекратить боевые действия, но, если сравнить операцию с войнами 1960–1970-х годов, у еврейского государства было больше времени, а эффект оказался заметно ниже. Наконец, захват «Флотилии свободы» и вовсе поставил под сомнение профессионализм и израильской разведки, и спецназа, который оказался не готов к нештатной ситуации на борту и очень сильно «наследил», превратив операцию в имиджевую катастрофу для страны.
Сценарий на будущее просматривается мрачный. Ощущая снижение международной поддержки, Израиль будет занимать более радикальную позицию опоры на собственные силы ради выживания, а также стимулировать наиболее консервативных противников Обамы в США. Арабская сторона, напротив, чувствуя явные или неявные симпатии извне, станет наращивать давление. В этом контексте примечательна позиция Турции, которая, судя по всему, сыграла ключевую роль в недавнем инциденте: Анкара, похоже, не считает перспективным сохранение отношений с Израилем. Немаловажно, что мотором их выступали турецкие военные, которые сейчас постепенно сдают позиции под напором внутренних перемен в Турции. Все вместе это будет только туже затягивать и без того безнадежный ближневосточный узел, пока его не взорвет какой-то крупный конфликт, например связанный с Ираном. Инициировать его может тот же Израиль, в том числе рассчитывая на то, что Соединенным Штатам не останется выбора, кроме как его поддержать. Но расхлебывать последствия придется уже всем грандам мировой политики.