Если бы в начале горбачёвской перестройки кто-то высказался за установление на постсоветском пространстве управляемой демократии, он подвергся бы беспощадному публичному осуждению. Тот факт, что советское общество, уставшее от пут жесткого авторитаризма, предпочтет демократические методы общественного устройства, считался само собой разумеющимся. Однако политическая практика элит – коммунистических старых и нарождавшихся новых – породила доминирование таких сил и идеологий, которые, по мнению одних, затормозили общественное развитие, а по мысли других, откровенно способствовали попятным процессам. В результате слабые институты демократии пали, раздавленные мощными каркасами неоавторитаризма. «Цветные» же революции, накатывающиеся то тут, то там на клановые постройки старой номенклатуры, вызваны к жизни объективными потребностями в переменах.
Разочарование особенно велико в странах Южного Кавказа, хотя социально-экономические ситуации в Азербайджане, Армении и Грузии на нынешнем этапе различны, равно как и перспективы общественного развития. Традиционный русский вопрос «Кто виноват?» задают здесь все: лидеры, интеллектуалы, политические организации самого разного толка; ответа же, политически ответственного, исторически объективного и по-человечески честного, нет.
Проанализировать противоречия, возникшие на пути от авторитаризма к демократии, от тоталитаристского мышления к глобалистскому, попытались азербайджанские ученые Расим Агаев и Зардушт Али-заде. Изданная в Москве их книга «Азербайджан. Конец второй республики» повествует об одном из самых интересных и противоречивых периодов новейшей истории Азербайджана – о драматических событиях 1988–1993 годов, связанных с борьбой за Нагорный Карабах, разрывом с Москвой, обретением независимости.
Перед нами – фрагмент живой истории, что помогает разобраться в специфике национальных устремлений, определить степень соответствия общества декларируемым благородным целям, оценить его готовность взять на себя ответственность за реализацию демократических проектов и создание национальных государственных образований.
Авторы книги не понаслышке знают то, о чем пишут: они были непосредственными участниками революционных событий в Азербайджане, хотя и стояли по разные стороны баррикад. Агаев работал в штабе правящей Коммунистической партии, в непосредственной близости от ее лидеров – Абдуррахмана Везирова и Аяза Муталибова. Али-заде отдавал все силы делу структуризации нарождавшегося национально-демократического движения, став одним из основателей Народного фронта Азербайджана (НФА) – фактического прародителя большинства ныне действующих в стране политических партий и движений.
Судьба авторов является яркой иллюстрацией свойственного Кавказу характера политической борьбы – сложного и зачастую бескомпромиссного. Зардушт Али-заде на собственном опыте убедился в ограниченности демократического потенциала движения, у истоков которого он стоял. Авторитарные методы НФА вполне гармонировали с непримиримым национализмом его лидеров. Расиму Агаеву суждено было потерять свободу в годы, когда под руководством Гейдара Алиева в независимой республике утверждались порядки, названные позже управляемой демократией. (В книгу включены некоторые главы докторской диссертации, написанные в застенках.)
По мнению исследователей, революционные преобразования в Азербайджане, как, впрочем, и в ряде других бывших советских республик, были в первую очередь обусловлены не перестроечными установками из Кремля, не усилиями диссидентского движения (его в Азербайджане не было и в помине), а социальным качеством общества, приведенного в движение волной армянского сепаратизма. Притязания Армении на Нагорный Карабах поразили самый нерв нации и пробудили пассионарность масс, став «…силой, перевернувшей самосознание законопослушного азербайджанского народа».
К тому времени в рядах компартии Азербайджана – единственной тогда организованной политической силы – начали появляться партийцы с критическими взглядами реформистского толка. Чуждые партийной функциональной элите и отвергнутые национал-демократией, они составляли меньшинство. «И в том, и в другом случае торжествовало высокомерие большинства». В результате компартия как политическая структура, осуществлявшая государственную власть, «оказалась блокированной радикальной демократией, ударным отрядом которой были националисты всех мастей».
По мысли авторов книги, если бы с подобным кризисом межнациональных отношений Азербайджану пришлось столкнуться, скажем, двумя десятилетиями раньше, то армянскому сепаратизму противостоял бы не националистический НФА, а космополитический Баку. И исход этой борьбы, равно как ее идейно-политические составляющие, мог быть иным.
Вовсе не случайно, считают исследователи, первыми в демократическое движение включились русскоязычные интеллектуалы. (Многие из них и сейчас составляют либеральное крыло азербайджанской интеллигенции, в отличие от радикальных националистов НФА, перешедших в разного рода карликовые партии, где они продолжают оппонировать и правящему режиму Алиевых, и находящимся в оппозиции либералам.) Народный фронт Азербайджана мыслился русскоязычными интеллектуалами как организация не националистическая, а демократическая; своих сторонников они готовили к эволюционным преобразованиям.
«Я мечтал об организации, управляемой патриотическими интеллектуалами, способными трезво анализировать ситуацию и принимать оптимальные решения, гарантирующие достижение целей перестройки, а именно – демократизацию, переход собственности из-под контроля номенклатуры под контроль трудящихся, свободу слова, многопартийность и честные выборы», – пишет Али-заде.
Однако оказалось, что «создавать НФА как союз самостоятельных организаций в Азербайджане было не из чего». Выяснилось также, что время интеллектуалов в Баку прошло. Радикальные националисты на первом же митинге потребовали, чтобы ораторы выступали исключительно на азербайджанском языке, и многие восприняли это требование как вполне патриотичное. На самом же деле таким нехитрым образом от общедемократического движения отсекалась вся русскоязычная часть населения: по-европейски образованные азербайджанцы представляли собой именно тот человеческий материал, который, собственно, и был ориентирован на общечеловеческие ценности.
Очень скоро радикалы-националисты просто закрыли Али-заде доступ к трибуне, ему и его сторонникам пришлось оставить ряды организации, которая продолжала считаться выразительницей народных чаяний. Пройдет совсем немного времени, и логика борьбы похоронит идею эволюционных преобразований. «Азербайджанское общество расколется на два яростно противостоящих лагеря. С одной стороны встанет стена партийно-хозяйственной номенклатуры, неспособной идти до конца путем перемен, с другой – разъяренная и кипящая масса. Инициаторы НФА или отсеются, или станут щепками на волнах стихии…»
В сущности, в Азербайджане, как, впрочем, и в некоторых иных регионах, произошло то, с чем в свое время столкнулось народное антимонархическое движение в Иране, когда, в частности, такие лидеры с либеральными воззрениями и западным образованием, как Аболхассан Банисадр и Мехди Базарган, были оттеснены толпой фанатиков, ведомой муллами. Ранее та же участь постигла Ахмеда Бен Беллу в Алжире. Идеи национализма куда более понятны широким массам, чем принципы демократии или либеральные воззрения.
Карабахский сепаратизм, в котором азербайджанцы увидели проявление извечной армянской экспансии, сыграл роль детонатора в пробуждении азербайджанского национализма. К этому времени в Баку развился и укрепился новый слой интеллигенции негородского типа: «За неполные 20 лет – с 1959 по 1987 год – численность городского населения возросла на 63 %» за счет переселенцев из азербайджанской глубинки. Доминирующая роль новых интеллигентов в описываемых событиях была предопределена тем фактом, что они составляли большинство в духовной и общественной жизни: в Академии наук, творческих союзах, вузах. В этом свете вполне логичным выглядит переход бывшего члена Политбюро ЦК КПСС, генерала КГБ Гейдара Алиева под знамена национализма, благодаря чему и стало возможным его второе возвращение к власти. Еще до того как Абульфаз Эльчибей, лидер Народного фронта Азербайджана, передал ему отобранную у коммунистов власть, в лагерь опытного политика переметнулись многие вожди митинговых баталий. Так союз революционных националистов и экс-коммунистов покончил со второй республикой (первая – Азербайджанская Демократическая Республика – просуществовала с 1918 по 1920 год; вторая – Азербайджанская ССР – с 1920 по 1991 год, третья возникла в результате провозглашения суверенитета Азербайджана 18 октября 1991 года. – Ред.).
В книге Агаева и Али-заде азербайджанский национализм видится идеологией без национальной идеи, а потому предстает как своекорыстная и циничная борьба за власть. Закономерным итогом этой борьбы явилось то, что «Азербайджан обрел независимость, но остался без Карабаха, без демократии, без перспективы». Таков вывод авторов исследования.
Вместе с тем победивший национализм для многих в Азербайджане остается идеологией вчерашнего дня. Раскаты «цветных» революций, а также коммуникации в энергетической сфере, вызванные к жизни объективными потребностями мировой экономики, ведут к врастанию страны в мировой рынок, расширению интеграции с европейскими политическими системами и освоению их духовных ценностей. Так что в споре азербайджанских националистов и демократов последняя точка еще не поставлена.
С. А. Караганов — д. и. н., заместитель директора Института Европы РАН, председатель редакционного совета журнала «Россия в глобальной политике».
