Россия в глобальной политике

28 мая опубликован замечательный текст Ильи Крамника, в котором он связывает синдром цусимской трагедии, случившейся в 1905 г., с последующим развитием советского и российского ВМФ[1] и даже экстраполирует его влияние в будущее. При всей занимательности такого подхода заявлен ряд тезисов, которые хотелось бы обсудить.

В целом публичное экспертное осмысление вопросов военного строительства считаю не только допустимым, но и необходимым. Мыслить – не вредно. Мечтать – не вредно. Ни один человек, ни одна организация не обладают некими сакральными знаниями, недоступными иным смертным. «Военное дело просто и вполне доступно здравому уму человека. Но воевать сложно», – писал Карл фон Клаузевиц. Вполне возможно вести дискуссию, не раскрывая сведений, защищаемых законом «О государственной тайне». К сожалению, площадок, позволяющих поддерживать достойный научный, экспертный уровень дискуссий по вопросам военного дела, в России крайне мало. Спасибо Совету по внешней и оборонной политике и журналу «Россия в глобальной политике», который рискнул взвалить на себя это бремя.

Можно согласиться с тезисом статьи Крамника, что влияние цусимского синдрома прослеживается по сей день. Однако невольно возникает вопрос: почему эта тенденция не была сломлена ранее, ведь прошло более века? Почему армия сумела преодолеть «синдром» поражений под Мукденом и в Порт-Артуре? Достойно сражалась на Халхин-Голе в 1939 г., в ходе блестящей Маньчжурской стратегической операции разгромила в 1945 г. Квантунскую армию. Думаю, эта тема заслуживает отдельного обсуждения.

Мнения автора, что отечественный флот «традиционно стоит последним в очереди к государственному кошельку», не подтверждают данные о распределении военных расходов по видам вооружённых сил и родам войск. В новейшей истории России в общем списке получателей флот практически никогда не опускался ниже второго места, уступая первое ВВС[2]/ВКС[3]. Тенденция в текущей «Государственной программе вооружений на период до 2027 года» группировать расходы по несколько иному принципу (СЯС, ВКО[4], СОН[5], МС[6]) не отменяет факта, что на флот по-прежнему выделяют ресурсов почти вдвое больше, чем на сухопутные войска. Что выглядит в глазах многих экспертов странным, учитывая геостратегическое положение и задачи обороны страны.

В какой-то мере это объясняют тем, что в период действия советско-американского договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности, запретившего развёртывание таких систем наземного базирования, большинство задач по стратегическому сдерживанию неядерными средствами было возложено на флот. Массовое строительство «калиброносцев» малого водоизмещения, узкой специализации, малой автономности, иначе трактовать затруднительно. На мой взгляд, после прекращения действия ДРСМД[7] имеет смысл пересмотреть и программу кораблестроения в части акцента на «калиброносцы». Ракетная бригада сухопутных войск, оснащённая крылатыми ракетами средней дальности и баллистическими ракетами меньшей дальности, по боевым возможностям в сфере стратегического неядерного сдерживания кратно превосходит отечественный корвет с КР[8] 3М14 «Калибр». Стоимость развёртывания и содержания ракетной бригады сопоставима с расходами на постройку и эксплуатацию ракетного корвета. При этом ракетная бригада существенно превосходит корабль по боевой устойчивости.

Пока оставим «за бортом» вопросы содержания морской стратегии России (здесь должен быть длинный-длинный текст о геостратегическом положении страны, «проклятии пяти морей», морских торговых путях, стратегии канонерок/авианосцев и прочем). Перейдём к примерам из военной практики новейшего времени, о которых пишет Илья Крамник. В частности, он полагает, что наличие в составе российского флота боеспособной авианосной ударной группы и экспедиционного соединения позволило бы вмешаться в сирийский конфликт на куда более ранней стадии. На мой взгляд, это заблуждение даже с чисто военной точки зрения, не говоря о вопросах геополитики и конкретной политической ситуации.

Илья Крамник знает на примере самых мощных в мире американских атомных авианосцев, каковы нормативы боевой работы палубного авиакрыла по напряжённости и количеству боевых вылетов, продолжительности автономной операции. Эти величины просто несопоставимы с гигантскими объёмами боевой работы, которые выполняла авиагруппа ВКС России с авиабазы Хмеймим, куда меньшая по численности, чем авиакрыло атомного авианосца.

Wikimedia. Су-34

Также не будем забывать, что авиации для эффективных ударов по противнику, особенно на территории иностранного государства, необходимо мощное разведывательно-информационное обеспечение. Авианосец и экспедиционные силы поддерживать его автономно не в состоянии, особенно при втягивании в конфликт с негосударственными вооружёнными формированиями. Вновь процитируем Клаузевица: «Большая часть разведывательных сведений является ложной, а страх умножает вымыслы и неточности».

Успешная атака террористов на экспедиционные силы США (батальонная тактическая группа морской пехоты) и Франции (батальон парашютно-егерского полка) в Ливане в 1983 году подтвердила эту проблему. Авиационная поддержка с американских авианосцев «Индепенденс» и «Джон Ф. Кеннеди», французского авианосца «Клемансо», артиллерийская поддержка американского линейного корабля «Нью-Джерси» существенного влияния на ход операции не оказали. США и Франция были вынуждены вывести из Ливана свои экспедиционные силы.

Для успешного решения задач борьбы с международным терроризмом в Сирии иного варианта, кроме как «врастания» в ситуацию на месте, развёртывания собственных оперативных групп в сирийских войсках, подразделений сил специальных операций и авианаводчиков на земле, не было. На ранней стадии конфликт в Сирии имел характер гражданской войны, вмешиваться в него посредством авианосца и экспедиционных сил было бы полным безумием и в политическом, и в военном плане.

Напоследок о «наболевшем». О самой дискуссионной, острой теме в обсуждении перспектив российского флота. О российском авианосце. Илья Крамник заявляет прямо: «авианосная ударная группа российскому флоту тоже нужна». Обычно в этот момент ветераны бурных «авианосных» дискуссий в предвкушении достают попкорн. Но постараюсь быть кратким.

Числящийся в составе ВМФ России корабль проекта 1143 является именно авианесущим крейсером, но не авианосцем. Он проектировался в советское время для решения специфических задач в составе корабельных ударных групп и никогда не рассматривался как основа авианосной группы ударного или многоцелевого назначения. Попытка его использования в 2016 г. в качестве авианосной платформы завершилась с известным результатом.

Постройка собственно авианосца – это даже не половина дела при создании авианосного соединения, а только начало. На текущий момент у нас нет ни одного проекта перспективных самолётов палубной авиации хотя бы минимальной номенклатуры: ударных, истребительных, разведывательных, ДРЛО[9], РЭБ[10]. В самом оптимистичном сценарии на их создание, от начала проектирования до принятия на вооружение, потребуется 20 лет и значительный объём ресурсов. У нас нет адекватных задачам АУГ[11]/АМГ[12] кораблей первого ранга (крейсеров, эскадренных миноносцев с БИУС[13] и универсальными стрельбовыми комплексами ПКР[14]/ЗУР[15]/КР/ПЛО[16]), которые можно было бы включать в её состав. Форсированное выделение гигантских ресурсов, продолжительностью в три-четыре пятилетних госпрограммы вооружений, на разработку и постройку авианосца, палубной авиации, кораблей охранения выглядит абсолютно нереалистичным.

К тому же наработка опыта моряками кораблей АУГ/АМГ и лётчиками палубной авиации, накопление корпуса профессионалов в столь специфичной области военной деятельности – это ещё 15–20 лет.

Что касается задач виртуального российского авианосца будущего, то они указаны автором статьи в очень общем виде, что не позволяет применять типовые методы для оценки их выполнимости силами АУГ/АМГ. Обычно для перспективной системы вооружения формулируют несколько типовых задач (сценариев) применения. Затем проводят математическое моделирование с целью выработки тактико-технических требований. Затем разыгрывают сценарии в командно-штабной игре (модели боевых действий) с применением новой системы вооружения, уточняют ТТТ[17] и оценивают эффективность. В завершение проводят военно-экономическую оценку системы.

Понятно, что на публичном экспертном уровне нет доступа к ресурсам военно-научных организаций Минобороны, которые проводят такие исследования. Не исключено, что эта работа уже выполнена специалистами военного ведомства и где-то «под грифом» лежат карточки ТТТ и выводы по НИР[18]. Думаю, её итог можно оценить косвенно, исходя из того, что в ГПВ-2027[19] постройки авианосца нет, авианосная тема исчезла в публичных заявлениях ответственных лиц Минобороны после 2017 года.

Скорее всего, выращивание нового «белого слона» российского ВМФ решили отложить на неопределённое время, либо вообще прикрыть. Requiescat in pace[20].