Россия в глобальной политике

Токсичные отношения всегда заканчиваются насилием. Не обошла эта аксиома и африканскую политику. Пример тому – тлеющее уже больше года противостояние в руандийско-конголезском приграничье. Как часто бывает в таких отношениях, корни конфликта уходят в давние обиды, а незакрытые гештальты с каждым годом приобретают всё более фатальный оттенок, отравляя не только самих участников, но и тех, кто волею судеб оказался втянут в это противоборство.

А ещё токсичность предполагает, что и персонажи, и события – на самом деле не совсем то, чем кажутся на первый взгляд: как писал классик, «всё притворство, пустое обольщенье и обман».

В подобных историях с небывалым накалом страстей бывает полезно посмотреть на ситуацию под разными углами зрения и понять, кто, почему, а главное – для чего достал ножи.

Пролог

Перенесёмся в 2012-й – год, оказавшийся судьбоносным для региона, поскольку именно тогда появилась группировка, которая стала одним из главных участников нынешнего конфликта: М23, или «Движение 23 марта». Бывшие солдаты Национального конгресса защиты народа, политического движения, созданного в восточном Конго в 2006 г., по составу в основном конголезские тутси – баньямуленге, при поддержке Руанды и Уганды подняли мятеж против правительства ДРК и президента Жозефа Кабилы, обвиняя его в дискриминации тутси. В ноябре боевики М23 дошли до Гомы – крупнейшего города восточного Конго – и оккупировали ее. Всего за несколько недель вооружённого конфликта в статусе внутренне перемещённых лиц оказалось более 140 тысяч человек. Количество жертв росло, и урегулирование конфликта потребовало международного вмешательства. Благодаря региональной дипломатии, в частности посредничеству Сообщества развития Юга Африки (САДК), а также военному давлению контингента ООН – Бригады оперативного вмешательства (Force Intervention Brigade), специально созданной для борьбы с вооружёнными группировками, к концу 2013 г. повстанцев удалось побороть. Большинство членов М23 отступило в Руанду и Уганду. Остальные либо добровольно демобилизовались, либо растворились в рядах вооружённых сил Демократической Республики Конго (ДРК), однако таких было немного.

В начале 2017 г. несколько сотен боевиков угандийского крыла М23 бежали в Конго, где произошёл ряд столкновений с конголезскими вооружёнными силами – которые, однако, носили спорадический характер и местным властям будто бы не представлялись опасными. Казалось, в восточном Конго наступил прочный мир. Но впечатление было обманчивым.

Акт I. Четыре истории про тайное и явное

12 ноября 2021 г. после долгих лет в режиме бездействия М23 вновь начинает наступление – в районе деревень Чанзу и Руньоньи в Северном Киву. Нельзя сказать, чтобы оно было совсем неожиданным: подозрительная активность М23 в восточном Конго не могла остаться без внимания властей. Ещё 2 ноября в телевизионном обращении к нации президент ДРК Феликс Чисекеди призывает молодёжь «самоорганизовываться в народные дружины с целью поддержки и сопровождения наших вооруженных сил». Всего за несколько недель армия повстанцев доходит до подножия вулкана Ньирагонго – менее 30 км от Гомы, а в мае 2022 г. – почти до Гисеньи на руандийской стороне границы.

Стремительное продвижение М23, попавшей в заголовки всех мировых газет, озадачивает даже международных наблюдателей. Звучат догадки, что не обошлось без чьей-то помощи. В докладе группы экспертов ООН по безопасности отмечается, что по уровню вооружения и экипировки повстанцы не уступают хорошей регулярной армии. Кто-то снабжает их приборами ночного видения, современными автоматами и пулемётами. Докладу вторит сам Феликс Чисекеди и прямо называет «спонсора» – Руанда.

К середине 2022 г. М23 захватывает ключевые форпосты в области Рутшуру (Северное Киву) на границе с Угандой и Руандой, а позже добирается и до ряда городов к западу от Гомы (Тонго, Кишише и Бамбу), что потенциально угрожает отрезать Гому от путей доставки продовольствия. В июне – берёт Бунагану, вытеснив конголезскую армию в Уганду. Многие из боевиков родом из этих мест, прекрасно ориентируются на местности, пользуются как минимум сочувствием, а как максимум – поддержкой жителей той же Рутшуру. В какой-то момент повстанцы даже окружают ооновскую миссию и входят в национальный парк Вирунга.

Складывается впечатление, что ещё один-два марш-броска – и М23 ждёт триумфальная развязка. Однако конголезские военные не готовы сдавать позиции. Сценарий выглядит всё более непредсказуемым. Если повстанцы возьмут Гому, означает ли это полную потерю контроля правительства над восточной частью Конго?

У каждого из участников – свой взгляд на ситуацию и своя версия её причин.

1) М23

Одна из главных целей, которую преследует группировка во главе с Бертраном Бисимвой и Султани Макенгой – оказать давление на Киншасу и склонить её к диалогу. Дело в том, что правительство Чисекеди категорически отказывается вести какие бы то ни было переговоры с повстанцами.  «Это террористы, которые получают от Кигали финансовую и техническую поддержку», – заявил он в конце 2021 года. Одно из основных требований M23 – соблюдение прав баньямуленге, в которых, в представлении группировки, они по-прежнему ущемлены. Представители М23 упрекают Киншасу в потворствовании боевикам-хуту и ссылаются – вот парадокс! – на тот же самый ооновский доклад, где раскрываются многочисленные случаи насилия и линчевания киньяруандофонов – то есть говорящих на киньяруанда граждан. В частности, там описаны вопиющие случаи подстрекательства, когда заместитель полицейского комиссара Северного Киву призывает гражданских «идти с мачете на врага», а бывший министр конголезского кабинета Жюстен Битаквира требует находить и обезвреживать «лазутчиков».

К тому же М23 намерена добиваться выполнения соглашений 2013 г. – а это предусматривает объявление амнистии боевикам с возможностью последующей их интеграции в вооружённые силы ДРК, что поможет конголезским тутси лучше защищать свои интересы; а также легитимацию политического крыла М23 в качестве полноправной партии.

Есть и скрытая повестка. Слабость центральной власти, её неспособность контролировать территорию полностью превращает восточное Конго в лакомый кусок для всех желающих заполучить нелегальные источники дохода. Именно через восточное Конго пролегают основные транспортные маршруты: Момбаса – Гома, порт Букаву – внутренние районы ДРК, крупным логистическим узлом является и сам город Бунагана, что позволяет боевикам собирать дань за прохождение по этим маршрутам коммерческих грузов. Кроме того, в Северном Киву сосредоточены колоссальные запасы таких полезных ископаемых, как золото, колтан, алмазы, кобальт, медь, вольфрам, касситерит (главный минерал для получения олова) и другие. Тот, кто контролирует восточное Конго, будет не просто баснословно богат, но может диктовать свои условия всем, у кого есть спрос на эти ресурсы.

2) Киншаса

Придя к власти в 2019 г., Феликс Чисекеди попытался подлатать всё то, что не удалось его предшественникам Лорану-Дезире и Жозефу Кабиле. Одним из приоритетов его администрации становится стабилизация отношений с соседями: Конго обескровлено бесконечными конфликтами; страшная коррупция в армии, службу в которой многие рассматривают лишь как источник наживы, не даёт никакой надежды на поддержание границ в безопасности. Поэтому он делает ход конём: разрешает бывшим противникам по Второй конголезской войне (1998–2003) – Уганде и Бурунди – проводить спецоперации по ликвидации боевиков на территории ДРК. В частности, это касается Объединённых демократических сил (Allied Democratic Forces, ADF) – преимущественно угандийского по составу бандформирования, которое присягнуло на верность ИГИЛ[1] и хозяйничает в соседней с Северным Киву провинции Итури. Выглядит закономерным, что, устав от бесплодных попыток навести мосты с Кигали, Чисекеди замирился с президентом Уганды Йовери Мусевени. В декабре 2021 г. он также договаривается с Мусевени о строительстве шоссе Касинди – Бени – Бутембо длиной в 125 км, которым займутся угандийская Dott Services и конголезская Sakima. Что до Бурунди, то, как утверждают конголезские власти, бурундийские повстанцы-тутси СВП-Табара («Сопротивление во имя верховенства права», Mouvement de la Résistance pour un État de Droit – RED-Tabara), действующие на территории ДРК, тоже получают поддержку со стороны руандийских вооружённых сил.

Активизация М23 ставит все планы Чисекеди под угрозу срыва. В представлении Киншасы, М23 – лишь марионетка в самой настоящей прокси-войне, а главный кукловод здесь – Поль Кагаме. Как бы в подтверждение этой идеи в октябре 2022 г. Чисекеди даёт послу Руанды в ДРК 48 часов, чтобы покинуть страну – сразу после захвата группировкой М23 города Киванджа. Не допустить взятия под контроль восточного Конго, а, возможно, и его сецессии, которой Киншаса так боится – одна из негласных целей Чисекеди в контексте интеграции в Восточноафриканское сообщество (ВАС): 11 июля 2022 г. ДРК официально стала седьмой страной – членом этого объединения, которое, как мы увидим, действительно готово сыграть первую скрипку в урегулировании конфликта, грозящего захлестнуть весь регион. Между тем «большая маленькая война», как ни странно, в каком-то смысле играет на руку Чисекеди: конголезская общественность всё активнее консолидируется против движения М23 и его предполагаемых сторонников из Руанды.

3) Кигали

С самого начала конфликта Запад распекает Руанду за пассивную агрессию – нежелание признать факт своего участия в событиях, происходящих в восточном Конго. Действительно, вплоть до ноября 2022-го Кигали открещивалась от этого как могла. Однако изображать Руанду исключительно как бретера и агрессора означает закрыть глаза на её реальные интересы в регионе.

Во-первых, Кигали всё ещё никак не может полностью одолеть в Конго боевиков Демократических сил освобождения Руанды (ДСОР/FDLR) – остатки военизированных подразделений хуту-интерахамве, повинных в геноциде в Руанде 1994 г. и считающих режим Кагаме своим главным врагом. Риторика ДСОР фонит особенно неприятными флешбэками для тех, кто помнит геноцид: все эти истории про расправу над тутси (хоть и в данном случае резидентами восточного Конго) там уже проходили и нет никакого желания повторять.

Во-вторых, в месторождениях колтана на территории ДРК, который используется в производстве мобильных телефонов и прочих девайсов, нуждается не одна М23. Руанда – страна не особенно богатая полезными ископаемыми, зато дуга от Бунаганы до Гомы, на контроль за которой у Киншасы просто не хватает сил, уже много лет даёт ей возможность поддерживать нужное ей сальдо внешнеторгового баланса. А ещё немаловажно, что в последние годы Кагаме чувствует себя неуютно: с его харизмой и далеко идущими региональными амбициями после смерти танзанийского коллеги Джона Помбе Магуфули в 2021 г. он небезосновательно претендует на звание лидера номер один в регионе. Однако «дипломатическая революция» Чисекеди, примирение с Бужумбурой и Кампалой смешали ему все карты.

4) ДСОР (Демократические силы освобождения Руанды)

Самый загадочный участник конфликта в восточном Конго. Ещё в 2007 г. эксперты по региону говорили: определить, что такое ДСОР, очень сложно. Главный общий знаменатель – этническое происхождение: все боевики – хуту. В 2000 г. под знаменем ДСОР объединились две боевые группировки: Армия освобождения Руанды (Alir) и Комитет координации сопротивления (CCR). Точная численность ДСОР неизвестна. Сейчас, по разным оценкам, она составляет максимум несколько тысяч человек. Немного, но на её счету – громкое убийство посла Италии в Конго в 2021 г., причастность к которому, правда, она отрицает, и нападения на рейнджеров в Вирунге в 2020-м и 2021 году. ООН и правозащитные организации задокументировали и другие преступления, в том числе убийства, нанесение увечий, сексуальное насилие. В 2019 г. в результате поножовщины с их участием в районе Мусанзе – крупного города на северо-западе Руанды – погибло девятнадцать человек. На этом фоне обсессивное стремление Руанды «добить» ДСОР выглядит не таким уж обсессивным.

Для самого Конго ДСОР, как это ни печально звучит, ничем не страшнее любой другой из многочисленных банд «с большой дороги», рыскающих по его территории с рыхлой структурой управления. Поэтому в столкновениях с боевиками-хуту конголезская армия нередко побеждает. С другой стороны, инвективы со стороны Руанды на предмет тайного сотрудничества и даже сращивания ВС ДРК и ДСОР тоже не являются безосновательными. Однако после ликвидации в сентябре 2019 г. Сильвестра Мудачумуры, одного из главных полевых командиров, возглавлявшего радикальную ячейку ДСОР, сама группировка действительно выглядит всё менее и менее грозной силой. В принципе, её усиление возможно лишь за счёт новых боевиков в случае активизации притеснений в отношении баньямуленге, либо при вмешательстве внешних игроков. Всем уцелевшим интерахамве, составляющим костяк ДСОР, сейчас уже под 50 лет и более. По объективным причинам они вряд ли смогут долгое время вести партизанскую жизнь.

Акт II. Долгожданное вмешательство со спорным исходом

На фоне эскалации взаимных обвинений и конфронтационной риторики между сторонами на сцену выходят региональные африканские посредники. Международным миссиям ни стороны конфликта, ни их соседи больше особенно не доверяют – ооновская МООНСДРК (MONUSCO) оказалась фактически бессильна перед возникшей угрозой, да и вся история (не)вмешательства стран за пределами континента в восточноафриканские дела показывает результаты от нулевого до отрицательного. На протяжении 2022 г. постепенно выкристаллизовывается два посреднических трека: ангольский (the Luanda process) и кенийско-восточноафриканский (the Nairobi process). Первый инициирован президентом Анголы Жоао Лоуренсу. Его поездка в Кигали 11 ноября и так называемый мини-саммит по миру и безопасности в восточном Конго Международной конференции по Региону Великих озёр в Луанде 23 ноября выглядели многообещающими. Однако в отсутствие президента Кагаме, который вместо себя отправил главу МИД Винсента Бируту, что сам саммит, что итоговое коммюнике вышли довольно однобокими. В упомянутом документе подчёркнута необходимость бороться с разрушительными террористическими силами в восточном Конго (формулировка – практически прямая цитата из Чисекеди) и содержится призыв к М23 отступить на предыдущие позиции. Тем не менее ДСОР в нём не упоминается, что делает ценность документа в глазах руандийцев крайне сомнительной.

Таких ошибок постарались избежать в Восточноафриканском сообществе, для которого урегулирование «большой маленькой войны» – вопрос не только региональной безопасности, но и успешности его дебюта на стезе миротворчества. Здесь было решено остановиться на двух направлениях работы. Первое: личные контакты плюс признание чаяний всех участников конфликта, включая тех, кто находится за пределами правового поля. В 2022 г. состоялось три раунда переговоров между вооружёнными группировками и конголезскими властями под эгидой ВАС. Во второй половине того же года в процесс активно включаются кенийцы. Вся осень, а в Южном полушарии – весна прошла под знаком челночной дипломатии экс-президента Ухуру Кениаты. Он много и активно общается по телефону и тет-а-тет с руководством ДРК, Руанды, Бурунди. В ноябре 2022 г. Кениате, которого связывают дружеские отношения с Феликсом Чисекеди, всё-таки удалось достичь предварительной договорённости с Кагаме о том, что Кигали поможет посреднику на переговорах от ВАС убедить М23 прекратить огонь и покинуть захваченные территории. Таким образом, Кигали, наконец, признала факт поддержки этого движения.

Почему выбор пал именно на Найроби? Кения – почти единственная страна региона, за исключением Танзании, никак не «засветившаяся» в восточном ДРК, и, не имея общей границы ни с Конго, ни с Руандой, может считаться нейтральным арбитром. Для Найроби это также вопрос имиджа и престижа: в случае успеха Кения сможет облачиться в мантию главного регионального дипломата, перехватив инициативу у танзанийцев – расклад, который был бы выгоден их западным партнёрам. По-видимому, к посреднической миссии Найроби также подталкивают определённые коммерческие интересы в руандийско-конголезском приграничье.

Вторая линия работы на восточноафриканском треке – отправка в восточное Конго восточноафриканских сил постоянной готовности (East African Standby Force, EASF) под  руководством генерала Гитачу Шиферау Файисы, одного из пяти подразделений, созданных в рамках Африканской архитектуры мира и безопасности (APSA), командование которыми находится в ведении ВАС. Группировка включает контингенты численностью от 6,5 до 12 тысяч человек из Кении, Уганды, Танзании, Бурунди и Южного Судана. Мандат EASF подразумевает разоружение повстанцев в четырёх конголезских провинциях: Северное Киву, Южное Киву, Верхнее Уэле и Итури в течение полугода, плюс стратегический обзор каждые два месяца.

Однако по состоянию на конец января 2023 г. достигнутые ВАС успехи тоже нельзя назвать внушительными. Так, 19 января Кагаме обвинил Чисекеди в привлечении иностранных наёмников в восточное ДРК, а чуть раньше объявил, что отныне конголезским беженцам в доступе на территорию Руанды будет отказано. Не способствовал деэскалации и инцидент с пересечением руандийской границы конголезским самолётом 24 января. Пока что градус взаимного недоверия между Кигали и Киншасой слишком высок.

Есть и другие поводы для беспокойства. Распределение секторов по страновому принципу в рамках EASF (южносуданские силы будут отвечать за зачистку Верхнего Уэле, бурундийцы – за Южное Киву и так далее) вызывает у аналитиков подозрения на предмет того, не будут ли отдельные контингенты преследовать свои собственные интересы, воспринимая каждый сектор как свою вотчину – особенно учитывая, что, мягко говоря, прецеденты в прошлом были, и немало. Кроме того, извечный вопрос денег встаёт и здесь. Подразумевается, что каждая страна самостоятельно платит своему контингенту, однако не все из них могут «потянуть» бремя финансирования такой трудоёмкой операции на протяжении полугода. Отчасти поэтому пока собственно активных столкновений с участием EASF и не происходило.

Между тем свои попытки «вразумить» М23 и Руанду продолжают западные страны – США, Франция и Бельгия, в меньшей степени Великобритания и ФРГ. Все они – крупнейшие доноры для Кигали. Заявления госдепартамента США, включая совместные с европейскими партнёрами, звучат всё жёстче месяц от месяца – хотя, надо признать, в последнем январском документе хотя и очень пунктирно, но обозначена проблема киньяруандофонов в ДРК. Помимо чисто гуманитарных помыслов, международные игроки пристально следят за судьбой тех же колтановых и медных приисков – концессии на многие из них принадлежат крупным китайским конкурентам западных корпораций, которые в случае эскалации насилия вполне могут призвать на защиту своих интересов частные военные компании. Не исключён похожий поворот сюжета и с привлечением российских ЧВК на сторону одного из государств, прямо или косвенно задействованных в конфликте, что шло бы вразрез с интересами Запада в регионе.

Акт III (пока ещё не написанный)

Перерастание «большой маленькой войны» в большую и ожесточённую, с последствиями для соседних стран, многим кажется сегодня неминуемым – по крайней мере, так гласят законы жанра. К сожалению, для 180 тысяч временно перемещённых лиц и родственников погибших, счёт которых пошёл на сотни, это не художественный фильм, а самая настоящая жизнь. Так пройдена ли точка невозврата?

Представляется, что до кровавой развязки всё-таки остались возможные сюжетные ходы. Чтобы снизить напряжённость, важно разорвать порочный круг взаимного газлайтинга. Не только Кигали, но и Киншаса должна признать факт сотрудничества с вооружёнными группировками в восточном Конго. Отказ Киншасы от компромисса чреват затягиванием противостояния, которое грозит сорвать всеобщие выборы в ДРК, намеченные на 20 декабря 2023 года. Упрямство же Кигали ещё больше разозлит её западных партнёров и может стоить Руанде экономически выгодных сделок и помощи развитию, вплоть до санкционного давления. В свою очередь, именно на М23 необходимо возложить ответственность за прекращение огня в районе Гомы.

Хотя и соблазнительно наклеить на происходящее ярлык прокси-войны, считать важнейших акторов конфликта периферийными – преступление. Оптимальным шагом на данном этапе было бы посадить за стол переговоров Киншасу, Кигали и М23 с участием эмиссаров ВАС, с перспективой присоединения других военизированных группировок, например, той же ДСОР, сохранив ангольский трек как запасной – в конце концов, у Международной конференции по региону Великих озёр разработаны свои миротворческие механизмы.

Токсичные отношения в восточном Конго стали таковыми не за один день и даже не за один год. Поэтому их «детоксикация» потребует времени и значительной политической воли со стороны всех: и участников конфликта, и посредников, и других причастных сторон. Ясно одно: каждая непроговорённая обида, каждый упрек, оставшийся без ответа, каждый акт двуличия и коварства – это шаг по направлению к пропасти.