Когда я наблюдал за Михаилом Горбачёвым на Всемирном фестивале молодёжи и студентов летом 1985 г., мне пришла в голову мысль, которую я впоследствии высказал в статье, опубликованной в газетах Шри-Ланки. Свои впечатления я описал такой фразой: «Наконец-то, у нас есть советский лидер, за которого не стыдно».
Я родился в год проведения XX съезда Коммунистической партии Советского Союза (КПСС), то есть в 1956 году. Для моего поколения многонационального сообщества, представленного на Всемирном фестивале молодёжи и студентов, единственным советским лидером, которым можно было восхищаться, был Юрий Андропов, но его пребывание на посту генсека было трагически коротким эпизодом.
Через два года после Всемирного фестиваля 1985 г., на праздновании 70-й годовщины Октябрьской революции Фидель Кастро пророчески предупредил, выступая в Москве: «Однажды мы можем проснуться и обнаружить, что Советский Союз исчез». Он добавил, что его это не удивит. Что-то пошло не так, и в 1991 г. пророчество Фиделя исполнилось.
Так много уже было сказано о Горбачёве, и можно сказать ещё столько же, но я хотел бы обратить внимание лишь на один момент, один вопрос.
На некоторое время Горбачёв дал левым силам всего мира ощущение морального превосходства. Левые указывали на СССР и противопоставляли глубокие мирные перемены жесткости и традиции госпереворотов в той части мира, которая находилась под гегемонией Запада.
Более того, Горбачёв разрушил все стены, разделявшие левые партии всего мира, позволив свободно взаимодействовать всем традициям, которые до этого находились в состоянии гражданской войны друг с другом. Бухарин был реабилитирован, происходило братание социал-демократии с компартиями. Всемирный фестиваль 1985 г. был радугой левых сил.
Эта оттепель «московской весны» – процесс реформ в СССР – была богатой кладовой идей и теорий, на которые можно было опереться; однако они были заперты в отдельных хранилищах, к которым не было доступа на протяжении нескольких десятилетий. Это были идеи «рыночного социализма», возникшие в СССР 1920-х гг., но ещё в большей степени они развились в Восточной Европе.
В рамках традиции инакомыслия в СССР существовало три направления. Первое – откровенно прозападное (его ярким представителем был Андрей Сахаров), второе – антисоветски настроенные приверженцы традиций (Солженицын) и третье – социалистическая идеология (Медведевы). В течение короткого периода наблюдался всплеск третьего направления и расцвет интерпретаций Ленина с акцентом на период после 1920 г. – последние годы жизни вождя. Короче говоря, идеалом казался «открытый социализм» в «открытом Советском Союзе».
Эта тенденция была обобщена в самой формулировке предложения, вынесенного на Всесоюзный референдум в начале 1991 г., которое было принято значительным большинством голосов.
Как же это одобрение советского народа превратилось в пепел к концу того же 1991 года? Я хочу указать на другой фактор, а не на фарсовую попытку госпереворота – на парадоксальный выбор Горбачёва и его команды.
Я не могу точно назвать ни дату, ни даже год, но именно в этот период состоялось два взаимосвязанных изменения магистрального пути развития, что в старом лексиконе называлось «отклонением».
Первое изменение было идейным и внутренним. Произошло взаимопроникновение идей реформированного социализма и политической идентичностью открытых миру демократических левых, с одной стороны, и идеями капиталистической либеральной демократии и, что ещё хуже, западной правой идеологии, с другой стороны.
Противодействие этому отклонению правого толка исходило от консервативных советских марксистов, в частности Нины Андреевой и Егора Лигачёва, время которых пришло и ушло. Не было никого, кто мог бы дать отпор капитализму на основе первоначальной программы и потенциала социалистической современности 1985–1987 годов.
Второй парадоксальный выбор лежал в сфере внешней политики и внешних отношений. В 1980-е гг. у СССР была возможность обратиться к социал-демократам на Западе и в других странах как основным союзникам коммунистов-реформаторов, которые также были сильны в некоторых странах Европы. Даже в Восточной Европе возникли обновлённые реформистские социалистические тенденции, хотя они и не были там преобладающими. СССР при Горбачёве также пользовался симпатией сильного движения за мир на Западе.
Наверное, самой большой ошибкой Горбачёва было то, что он обошёл или принизил значение этого наиболее очевидного варианта союза с социал-демократами, коммунистами и движением за мир, бросившись вместо этого в объятия Рейгана и Тэтчер, которые вряд ли симпатизировали его проекту реформированного социализма.
Этот второй Горбачёв, ставший приверженцем теории сближения или конвергенции, был, исторически переходным звеном к Ельцину, поборником капитуляции.
Советской трагедии можно было избежать. Интересно, что Фидель Кастро последовательно считал Горбачёва даже в ретроспективе вполне искренним, хотя и глубоко заблуждавшимся политиком. Фидель сказал команданте сандинистов Томасу Борхе, что конец Советского Союза был делом «самоубийства, а не убийства». Михаил Горбачёв был непрактичным политиком и трагичной фигурой. Своим необъяснимым замешательством и обращением в чужую веру он фактически способствовал самоубийству сверхдержавы.
