Страсти по российскому газу принимают в Евросоюзе нешуточный оборот. Профилактика турбин, качающих сырьё по «Северному потоку», которая в штатной ситуации была бы никому не интересной рутиной, сейчас превратилась в большую политическую проблему. Как и прокачка через участки украинской ГТС, находящиеся на неподконтрольных Киеву территориях.
Юридические аспекты происходящего оставим специалистам, но рискнём заметить, что сейчас они не играют определяющей роли. В Европе (не только в ЕС, а в географической Европе) происходит масштабный форс-мажор, а это обстоятельство предусматривается любыми контрактными обязательствами как повод для их приостановления. Тот факт, что данный форс-мажор не признаётся официально, – политическая игра, в которой каждая из сторон хочет даже не выиграть, а меньше других проиграть (бывают и такие правила). Ну и отложить некое решающее столкновение в энергетической сфере, которое не неизбежно, но всё более вероятно.
На протяжении более чем полувека энергетическое сотрудничество служило стратегической опорой отношений СССР/России и Европейского сообщества/союза. Сложившееся на этой основе сотрудничество было крайне благоприятно для обеих сторон. Европа получала дешёвый газ, наличие которого серьёзно повышало её конкурентоспособность на мировом рынке и до окончания холодной войны, и особенно после. Москва обрела не только стабильный финансовый поток, но и весьма важное для неё взаимодействие в сфере машиностроения. С завершением холодной войны совместная работа заметно активизировалась – обоюдные ограничения в сфере политики и безопасности снизились, хотя и не исчезли. Как бы то ни было, взаимная зависимость и взаимная же выгода укрепляли интерес к сохранению и развитию кооперации, а она считалась залогом прочного мира и стабильности.
Обстоятельства стали меняться отнюдь не в 2022 г., а много раньше. С одной стороны, появление транзитных государств, стремившихся извлечь для себя максимальную пользу из советских труб, усложнило схему. Добавились элементы, которые ранее не предусматривались. А в силу чисто политической логики развития европейского проекта (расширение на Восток со смещением центра тяжести всей системы) воздействие транзитных факторов стало всё больше влиять на принятие решений в Западной Европе. С другой – курс Европы сначала на диверсификацию источников сырья, а потом и отказ от углеводородов не мог не пошатнуть сам фундамент. Ведь с конца шестидесятых всё стояло на долгосрочных контрактах, которые обеспечивали обеим сторонам достаточно протяжённый горизонт планирования. В начале XXI века он начал сокращаться, параллельно с этим процессом росла и нервозность поведения.
События 2022 г. показали: политические резоны или импульсы полностью перебороли экономическую целесообразность. А в этих условиях взаимная связь и зависимость становятся обстоятельством, не смягчающим естественное для крупных международных игроков соперничество, а отягощающим. Вот и начинается та самая игра в гляделки, когда проверяются выдержка и выносливость собеседников.
В нормальной обстановке всё это элементарно согласовывается с клиентом, пускаются в ход резервные мощности, запасные пути, способов решить вопрос множество. В обстановке ненормальной всё становится проблемой. Не говоря уже о том, что доверие и в политике, и в бизнесе – продукт скоропортящийся и очень медленно восстанавливающийся. Если последнее вообще происходит.
По состоянию на сегодняшний день представить себе восстановление прежнего характера энергетических отношений между Россией и Евросоюзом невозможно. Сейчас управление этими отношениями становится инструментом политического воздействия прежде всего со стороны России, но как ответ на меры экономического наказания, предпринятые Евросоюзом весной и летом. В теории мог бы быть возможен некий размен, то есть снижение давления на обоюдной основе. Но для этого нужна способность принимать прагматические решения, сейчас же она, если очень мягко сказать, ограничена. Пример Венгрии показывает, что это, в принципе, возможно, но Будапешт – исключение. Правда, реакция правительств разных стран на требование Еврокомиссии директивно сократить потребление газа на 15 процентов вызвало широкое неприятие, столицы хотят сами решать, когда, как и насколько это можно делать. В итоге пока договорились на добровольные и нефиксированные сокращения. Дальше всё будет зависеть от характера противостояния по многим линиям – на Украине, внутри ЕС, между Россией и Западом в целом.
Значимость российско-европейских энергетических связей на ближайшем этапе очевидна – они будут служить регулятором общего состояния отношений. А вот на более длительную перспективу ожидать возврата к их приоритетности не приходится. Евросоюз официально ставит задачу как можно быстрее избавиться от российских источников. России, соответственно, следует действовать зеркально – как можно быстрее создавать инфраструктуру для других потребителей. Среди них, вероятно, могут быть и европейские страны, но уже точно по отдельности и в каждом случае на своих условиях.
Российская газета