Верит ли американское общество в своё правосудие? О свободе и праве на самооборону, расовой несправедливости и предвзятости Фёдор Лукьянов поговорил для программы «Международное обозрение» с Родионом Бельковичем, доцентом факультета права НИУ ВШЭ, главой Центра республиканских исследований.
– Почему вопрос владения оружием до такой степени болезненный в Америке? Казалось бы, на фоне того, что мы всё время слышим о нападениях, убийствах в школах и так далее, ничего невозможно с этим сделать. В чём сакральный смысл второй поправки?
– Дело в том, что право на владение оружием – и, соответственно, вторая поправка – отражает компромиссный характер самой Конституции, которая уже в XVIII веке представляла собой некую договорённость между (условно) консервативно и либерально настроенной общественностью своего времени. Право на владение оружием является символической формой защиты ценностей республиканского характера, ценностей, на основе которых была совершена американская революция против Георга III. И поэтому республиканцы, защищающие сегодня право на владение оружием, на самом деле защищают своё право на самозащиту народа от тирании федерального правительства.
Совершенно понятно, что демократы, которые выступают за усиление контроля правительством, в частности, например, над отдельными штатами, пытаются подавить все формы возможного гражданского сопротивления, заложенные ещё в XVII веке, которые мешают становлению тотального диктата.
Право на владение оружием – это скорее болезненная точка столкновения двух фундаментально разных взглядов на природу государственности в США. Республиканцы выступают за идею децентрализации, а демократы – за идею принципиальной централизации, потому что только централизация позволяет перераспределять что-то. Поэтому право на владение оружием ценно не только само по себе, но и как символ сопротивления народа федеральной тирании.
– Получается, что это действительно принципиальный вопрос, и тот президент, которому удастся начать кардинально менять ситуацию, спровоцирует переломный момент в сути американского государства?
– По большому счёту, да. Поэтому любая демократическая повестка (предвыборная, например) всегда включает этот момент. Демократы прекрасно понимают, что это та точка, в которой можно осуществить финальный разгром. Другое дело, что сам полусвященный характер американской Конституции позволяет данную болезненную точку сохранять, потому что очень тяжело бороться с Биллем о правах. Это конфликт, который существует с XVIII века и просто переодически обостряется, а в дискуссиях о нём обостряются и все остальные проблемы, связанные с правами штатов, с их возможностью не слушаться федерального центра, то что в начале XIX века называлось проблемой унификации.
Поэтому, конечно, если бы кому-то из президентов удалось каким-то образом вторую поправку нивелировать или, во всяком случае, максимально оградить граждан от самозащиты, оружия, это был бы триумф. Но, к счастью, у демократов пока не получается.
– Когда мы смотрим со стороны на американское правосудие, то видим его часто карикатурно – там решают не по закону, а по каким-то меняющимся политическим нормам. Насколько само американское общество считает реальным риск того, что правосудие может быть предвзятым – по разным критериям: расовым, гендерным, идеологическим, каким угодно?
– Как всегда, нужно учитывать, что в действительности никакого американского общества в целом не существует. Существуют совершенно разные взгляды на эти вопросы, которые проходят по той же самой, условной, партийной линии. С одной стороны, условные республиканцы, или консерваторы, утверждают, что американское правосудие с самого своего зарождения в XVIII веке или даже раньше было, в принципе, основано на идее нейтральности, что есть формальные нормы, которые формально должны применяться и применяются в большинстве случаев одинаково ко всем, и это нужно сохранять. С другой стороны, уже достаточно давно, почти лет сто как минимум, существует позиция, искусственно поддерживаемая, интеллигенции, которая утверждает, что американское правосудие никогда нейтральным не было, что оно политизировано и политизированным всегда и останется. Началось это ещё с Рузвельта, когда в 1935–1936 гг. он пытался ввести некоторые меры в рамках нового курса, а в 1937 г. Верховный суд США признал эти меры неконституционными. На что Рузвельт сказал, что у них суд политизированный, мешает Конституции и жизни народа.
С тех пор эта идея политизированности суда переодически обостряется. Так было во время борьбы с сегрегацией, когда в 1954 г. Верховный суд признал неконституционным введение ограничений на совместное обучение цветного и белого населения. А в 1970–1980-е гг. в юридической среде, прежде всего в Гарварде, появилось отдельное течение, так называемое «Критическое исследование права», и, в частности, «Критическая расовая теория». Участвующие в этом юристы, профессора утверждали, что всё американское правосудие изначально основано на необходимости защиты интересов господствующего класса. А в данном случае это ещё и расовый вопрос – вопрос белого превосходства. Опираясь на работы таких известных авторов, как Франц Фанон, Уильям Дюбуа, Антонию Грамши, они стали разрабатывать критическо-расовую теорию, доказывая, что американское правосудие не нейтрально, что только на бумаге нормы распространяются на всех, а на практике решение судов зависит от того, кто перед ними – белый или чёрный.
Поэтому нет никакого единого взгляда на американское правосудие. Просто многие левосклоняющиеся жители США считают, что американское правосудие насквозь пронизано этими предпочтениями. И задача состоит даже не в том, чтобы обеспечить нейтральность – с их точки зрения, нейтральность просто невозможна, задача в этих условиях состоит в том, чтобы обеспечить перевес на стороне угнетаемых, например – цветного населения.
Очень показательно, как реагируют представители прогрессивной общественности на, казалось бы, одинаковые результаты. Например, когда оправдали Кайла Риттенхауса, Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения с ужасом заявила о том, что у них системный расизм: белого человека, который расстрелял кого-то, отпускают, а когда присяжные, состоящие из 11 белых и одного чёрного, выносят обвинительный приговор в отношении трёх белых убивших в 2020-м г. Ахмада Арбери в Джорджии, те же самые прогрессивно настроенные общественные организации, говорят, что это торжество правосудия. То есть, иначе говоря, нейтральность существует там, где решение выносится в пользу цветного населения.
– Вы, естественно, помните, как и все, знаменитое дело О. Джея Симпсона в 1995 г., которое показало две правды. Когда одни были на сто процентов уверены, что оправдали убийцу, а другие с пеной у рта доказывали, что это расизм. Меня тогда поразило хитроумие американского правосудия, потому что когда сначала его оправдали по уголовным статьям, а потом вчинили чудовищный иск, который его в итоге и погубил, обвинив при этом не в убийстве, а в лишении жизни. Получается, эта специфическая система всё-таки работает, хотя очень лицемерно?
– Здесь нужно учесть, что на самом деле американские суды вовсе не заинтересованы в собственной политизации, потому что они действительно комфортно себя чувствуют, независимы от остальных ветвей государственной власти, и самое страшное обвинение, которое может быть предъявлено судье, – это обвинение в том, что его решение носит не юридически, а политически нагруженный характер. Конечно, судьи стараются всячески избегать вынесения решений, которые как-то были связаны с политической повесткой. Например, не так давно в отношении закона об абортах на уровне штата, суды не стали выносить решение по поводу конституционности или неконституционности на основе процедурных норм, стремясь все свести к вопросам процедуры. Другое дело, что чем дальше – тем больше политики: представители органов государственной власти, президент, сенаторы, стремятся втянуть суды в политические вопросы, потому что именно политикам это выгодно. Дело в том, что тот же самый Верховный суд – это прекрасный способ создать прецедент в свою пользу, который будет иметь устойчивый характер, указывать на связь вашего решения с Конституцией. Но если суд принимает противоположное решение, это всегда можно объявить решением политическим. Так что не столько сами суды политизированы, сколько политики стремятся сделать их решения политически нагруженными. Суды же не стремятся выносить решения по существу в политическом отношении, а предпочитают свести всё к вопросам правовой процедуры.
– Действительно, со стороны всё выглядит совершенно по-другому. Аамериканская правовая система, наверное, сильно отличается от того, к чему мы привыкли, правильно я понимаю? То есть изнутри особых противоречий, которые нам извне кажутся очень явными, нет?
– Мне кажется, что, если посмотреть на нашу правовую систему со стороны, то она тоже может показаться не вполне последовательной и логичной. Дело в том, что судебная система, как и право в целом, является специфическим слепком с общества, и если мы не живём в этом обществе, если не впитали в себя его историю, мы не вполне осознаём эти мелкие специфические особенности, которые определяют, в том числе, статус и восприятие суда в глазах населения. Поэтому для нас какие-то вещи могут казаться абсурдными, как кажется абсурдной, например, американская система выборов в президенты, которая вовсе, на самом деле, не абсурдна, а имеет очень серьёзные основания. Для внешнего наблюдателя многое видится дикостью, средневековьем и так далее. Но это взгляд со стороны, он неизбежно деформированный.
– Проблема в том, что США считают себя эталоном и полагают, что вправе учить других. И тут, конечно, сразу возникает вопрос: чему они могут научить, если у них своя система, которая впитала их историю?
