В день шестидесятилетия первого полёта человека в космос – разговор с писателями-фантастами. Именно благодаря фантастике космическая тема вошла в ХХ веке в человеческую жизнь. Остаётся ли космос прежним источником вдохновения в XXI столетии? Александр Соловьёв беседует с Генри Лайоном Олди (Дмитрий Громов и Олег Ладыженский).
– Романтика внеземелья – пропала ли она из современной фантастики? В 1970–1980-е гг. космос воспринимался чем-то вроде фронтира. Пространство первопроходцев, подвигов и приключений, даже территория авантюристов. Потом космос стал местом работы – но тоже романтической, тоже связанной с героизмом и свершениями. А сейчас?
– Нельзя сказать, что мы так уж досконально знаем всю современную космическую фантастику – её довольно много, и, разумеется, читали мы далеко не всё. Но по тому, что читали, можем сказать: космическая фантастика весьма разнообразна. Тут и «космическая опера» со звёздными империями, космическими битвами, галактическими интригами и великими героями; и вполне научная фантастика о путях развития разумной жизни и различных цивилизаций (к примеру, «Дети времени» Адриана Чайковски); и социальная фантастика, действие которой перенесено в космос; и книги о контакте с иным разумом, о проблемах, с этим связанных; и многое другое. Да, прежней «романтике внеземелья» пришлось изрядно потесниться, но она не пропала вовсе. Просто заняла своё, пусть и скромное, но определённое место в ряду других тем и направлений. Космические полёты, открытие и исследование новых миров, выживание в негостеприимных условиях чужих планет, трудная и специфическая жизнь на космических станциях, поселениях на астероидах и спутниках планет – всё это никуда не делось. Из наиболее известных произведений можно назвать знаменитого «Марсианина» и «Артемиду» Энди Вейера и цикл Джеймса Кори «Пространство». Они в этой нише не единственные.
Просто магистральное некогда направление стало всего лишь «одним из».
– Если романтика стала «одним из направлений фантастики», то какие направления фантазий сейчас магистральные, куда дерзновение устремляется?
– Насколько мы можем судить, сейчас нет единого магистрального направления ни в фантастике в целом (куда входят фантастика более или менее научная, фэнтези и мистика – и все их разновидности), ни в фантастике (условно) научной, ни конкретно в фантастике «космической». Какие-то направления представлены более широко, какие-то более скромно, но ни одно из них явно не доминирует – причём картина эта динамическая и соотношение постоянно меняется. Пожалуй, больше всего книг сейчас пишется на стыке разных направлений фантастики и фэнтези. Думается, именно такой синтез литературных направлений, не подпадающий ни под одно узкое определение и стирающий всяческие рамки и границы, и будет наиболее актуален и интересен в обозримом будущем (что, конечно, не исключает появления ряда хороших книг и в рамках «узких» направлений). Кстати, это относится не только к фантастике, но и ко всей художественной литературе в целом.
– Насколько вообще фантастика, мечта, повлияла на разработку космических программ? И влияет ли сейчас? Вообще, в чём теперь мечта?
– То, что фантастика вообще и «космическая» фантастика в частности влияла и влияет на развитие исследований космоса, космонавтику и ряд других областей современной науки и техники – бесспорно. Исследования на эту тему проводились как минимум в США и в Китае. Сейчас, когда космические полёты стали едва ли не обыденностью, это влияние несколько ослабло (хотя и не пропало совсем) – но, к примеру, в Китае сейчас его пытаются возродить. Речь не только о книгах Лю Цисиня и их экранизациях. В Китае выходит немало других книг на схожую тематику, но лишь немногие из них переводятся на другие языки, и потому мы о них мало что знаем. Но они есть. Это не просто возродившаяся ни с того ни с сего «космическая мода», а вполне целенаправленный проект: вновь зажечь людей космической мечтой, а часть «загоревшихся» – подвигнуть в итоге к реальной работе в этом направлении.
Что же до космической мечты – то, думается, она у каждого своя. Как и любая другая мечта. Многим из тех, в ком эта мечта не угасла, её подарила именно фантастика о космосе. Среди них и те, кто воплощает эту мечту в жизнь: учёные и конструкторы, инженеры и космонавты…
– Другая мощная тема, связанная с космосом, – экспансия и как следствие колониализм, а дальше – национально-освободительная борьба (колонии против метрополии, окраина против центра, Республика против Империи). Писатели, очевидно, переносят в космос свою рефлексию земной истории, осмысление тех процессов, что формируют их земную общественно-политическую реальность. Означает ли это, что безграничный – в теории – простор всё же слишком пугает авторов: они не знают, что делать с этим простором, им нужны границы между государствами, чтобы сталкивать те в конфликтах?
– Думается, здесь не всё так однозначно. Вряд ли безграничность, многоликость и неизведанность космоса так уж сильно пугают писателей, которые берутся за «космическую фантастику». Возможно, над кем-то и впрямь довлеют привычные понятия, стереотипы и устройство нашего земного мира, не позволяя как следует развернуться фантазии – но это скорее частные случаи, которых не так уж много. Дело в том, что «романтика внеземелья», заняв свою нишу в широком потоке космической фантастики, в значительной мере уступила позиции не только космической опере и космическим боевикам, но и вполне «реалистической», если можно так выразиться, космической фантастике: социальной, «научно-технической», биологической, философской, а также различным их «гибридам». Без лишней романтики и пафоса, зато с вполне правдоподобным социальным устройством и отношениями, психологией и мотивациями, человеческими целями и стремлениями, наукой и техникой.
В случае реальной космической экспансии и расселения человечества по галактике сценарий с возникновением колоний и метрополии, новых планетарных государств и альянсов с уже знакомыми нам по земной истории конфликтами и борьбой за независимость – такой сценарий вполне реалистичен и достаточно вероятен, хотя и не обязателен, разумеется. Это, конечно, в том случае, если человечество тем или иным способом сумеет преодолеть световой барьер, решив проблему быстрых путешествий между звёздными системами. Так почему бы писателю не воспользоваться подобной моделью хоть для социально-психологической фантастики, хоть для авантюрно-приключенческого романа в космических декорациях, хоть для залихватского боевика? Тем более что все эти (и не только эти!) направления отнюдь не исключают друг друга и могут сочетаться в одной и той же книге или серии книг.
Исследованию других вопросов – контакта с иным разумом, изучению новых планет, постижению тайн мироздания, определения границ понятия «человек» – всё это тоже совсем не мешает. А создание достаточно реалистичных декораций и социальных структур, перенесённых в космос, лишь добавляет книгам достоверности и доверия читателей. Отталкиваясь от этой достоверности и узнаваемости, как от трамплина, можно совершить смелый прыжок в Неведомое.
– Страх – третья важная тема, связанная с Космосом. Не только иррациональный страх перед неизведанным, но и вполне рациональная ксенофобия. Или же ксенофобия тоже иррациональна? Кого мы боимся больше – совершенно нечеловеческого «Чужого», ройных жукеров Карда – или всё же очень похожего на нас, но всё же чем-то отличного «Другого»? И почему?
– Ксенофобия заложена в человеческой психике с давних времён. В соседней пещере живут чужие, их желательно истребить. Иноверцы – чужие, они пьют кровь наших детей и плюют на нашего бога, их надо истребить или поработить. В соседнем государстве живут чужие, не такие, как мы, они лелеют коварные замыслы. Расчеловечивание – могучий инструмент пропаганды и идеологии. Разумные жуки, цивилизованные ящерицы, мыслящий океан – всё это закамуфлированные мы с вами, ожившая гипербола и метафора. В ужасных пришельцах фокусируются наши собственные страхи, неврозы, психозы. Обдери всю эту шелуху, отбрось её в сторону – и окажется, что мы боимся друг друга, как было всегда.
– В развитие предыдущего вопроса. В последнее время среди международников популярна метафора Грэма Аллисона: «ловушка Фукидида». Отталкиваясь от истории Пелопонесской войны, Аллисон утверждает, что прошедший пик своего могущества гегемон испытывает страх перед нарождающимся, поэтому конфликт между ними практически неизбежен. Примерно ту же мысль можно найти, например, в «Задаче трёх тел» Лю Цысиня. Идея «благого инопланетного гегемона» (её земная инкарнация не так давно была вполне востребована в ТМО) умерла в 50-х годах прошлого века?
– Исторический конфликт между старым, клонящимся к упадку, и новым, идущим на подъём – вечен. Если мы столкнёмся с иным разумом, конфликт также неизбежен. Не обязательно военный – научный, цивилизационный, культурный.
Дальше вопрос упрётся в то, насколько мы будем похожи на инопланетян. Вполне вероятно, что у них не было ни Спарты, ни Афин, ни метафоры Грэма Аллисона. Самое ужасное для человеческой психики – столкнуться с непознаваемым, с тем, что выходит за рамки твоих представлений. И дальше всё будет зависеть от того, насколько они гибки, наши представления, как быстро способны меняться и эволюционировать.
– Раньше РАЗУМ, о котором говорили с придыханием, был внеземной, вокруг него всё крутилось, от него отсчитывали. Теперь главный РАЗУМ – это искусственный интеллект (ИИ). Нечто здешнее, но неосознанное и вызывающее опасения. Не значит ли это, что будущее теперь в нас и вокруг нас, а не во вселенной?
– Во-первых, внеземной разум из фантастики никуда не делся. Контакты и конфликты с другими разумными расами по-прежнему вовсю используются фантастикой, наряду с искусственным интеллектом (как по отдельности, так и вместе: есть книги, где присутствуют и ИИ, и представители инопланетных разумных рас).
Во-вторых, любой иной разум – хоть инопланетный, хоть искусственный – всегда был и будет видоизменённой, искажённой, вывернутой наизнанку проекцией нас самих, нашего собственного разума. Даже в тех случаях, когда писателю удаётся создать на страницах книги вроде бы совершенно нечеловеческий разум – это всё равно плод разума человеческого, его проекция, инструмент исследования Мироздания, процесса мышления и нас самих, попытка определить границы человечности и «нечеловечности». Так что в этом плане ничего принципиально не изменилось.
– «Ближний космос» с каждым днём становится всё ближе: космический туризм — уже не фантастика, а обыденность. Где, по-вашему, заканчивается граница обыденности и начинается фантастика? Или этой границы нет?
– На наш взгляд, граница эта изрядно стерлась. Конечно, в каждом конкретном случае формальную границу провести можно: вот это уже изобрели и это больше не фантастика; вот этого ещё нет, но исследования уже ведутся; а вот к этому люди даже не знают, с какой стороны подступиться, так что пока – точно фантастика.
Но если взять нашу жизнь в целом, то мы уже живём в мире недавней «фантастики ближнего прицела» и отчасти – киберпанка. Причём границы всё время смещаются, невозможное вчера оказывается вполне возможным сегодня, а ещё недавно существовавшее лишь на страницах фантастических романов уже вовсю используется в повседневности. Мир сделался более динамичным, мы попросту не успеваем следить за всеми изобретениями и открытиями, гипотезами и теориями, а тем временем фантастика становится жизнью прямо на наших глазах.
– Один из сквозных сюжетов вашего цикла «Ойкумена» – взаимозависимость героев-антагонистов, позволяющая им перейти в новое качество (и даже заставляющая их это делать). Эта идея перекликается с идеями последователей школы либерализма в ТМО. Их оппоненты – реалисты – утверждают, что никакая взаимозависимость не обеспечивает государствам достаточный для них уровень безопасности. Когда перед вашими героями встаёт дилемма – безопасность vs развитие – как вы её решаете? Или это они её решают, а вы просто идёте у них на поводу?
– Конфликт безопасности, то есть покоя, связанного со стагнацией, и развития, то есть динамики, связанной с опасностью, – вечный двигатель истории человечества. Точно так же нет художественной литературы без конфликта. Именно вариативность решения, когда одни выбирают покой и безопасность, другие – динамику и угрозу, позволяет развивать конфликт собственно книги, строить сюжет, сталкивать лбами разные позиции и принципы, выходить на кульминацию, наивысший пик напряжения.
Каждый персонаж находит своё решение, мы же, как авторы, напротив, подогреваем этот конфликт, затрудняем решение предлагаемыми обстоятельствами, стимулируем конфликт согласно заранее продуманному плану книги, включающему финал. Идти на поводу у героев мы не умеем, поскольку изначально понимаем, из какого пункта вышли и в какой пункт придём в конце.
А то, что для развития человечества необходимы коллективизм и сотрудничество – да, в «Ойкумене» это стержень, базовая идея. Тут, пожалуй, следует помнить, что Ойкумена – это обитаемое пространство, а значит, идея эта выходит за пределы книги.
– Сейчас, пожалуй, самое фантастическое направление научно-технического прогресса – это разработка квантового компьютера. Когда он появится, полагают некоторые, человечеству станет подвластно решение любых проблем бытия прямо сейчас. Может, это и станет тем самым «концом истории», о котором в смысле политического развития объявили больше тридцати лет назад? Правда, тогда она не кончилась, как оказалось…
– Любой компьютер – всего лишь инструмент. Да, квантовый компьютер наверняка будет намного быстрее, производительнее, с куда бо̀льшим объемом памяти и так далее, чем нынешние. Но он всё равно останется инструментом. Куда более совершенным, но всего лишь инструментом. Он облегчит и ускорит работу, но работать за ним всё равно будет человек. Изобретать, придумывать, творить, создавать нечто новое. А векторов развития науки и техники, развития человеческой мысли и её практического применения сейчас очень много. Биотехнологии, генная инженерия, киберпротезирование, нанотехнологии, та же квантовая телепортация, создание новых материалов, источников и аккумуляторов энергии, исследования космоса – и многое другое.
Так что история человечества, человеческой мысли и прогресса не заканчивается. А создание квантового компьютера лишь даст ей очередной толчок – причём сразу во многих областях, снабдив учёных, инженеров и конструкторов очередным новым, более совершенным инструментом для их работы. В том числе и в области освоения космоса – и не только в ней.
