Страна стремительно теряет привлекательность на постсоветском пространстве. Без активного формирования положительного имиджа России, главного «евразийского интегратора», долгосрочные интересы России в Евразии обречены на неудачу.
Недавно одна информационная структура западного происхождения искала среди казахстанских экспертов автора для статьи на тему – «Мягкая» сила России в Центральной Азии – какая она? Что собою являет?».
За все постсоветские годы ни разу не слышал, чтобы этим интересовались какие-то российские СМИ или исследовательские центры.
Значит ли это, что и в этом российская политика отстает в регионе от конкурентов? И что действительно происходит с ее «мягкой» силой в Казахстане?
Очевидно, что сегодня тема актуализирована в связи с евразийской интеграцией. Но не будь этого проекта, к теме «мягкой силы» и, вообще, потенциала России в регионе тоже пришлось бы обратиться, только уже с иных позиций: анализа причин ослабления Москвы, утраты ею влияния. Впрочем, не исключено, что в итоге эту тему придется рассматривать именно так.
Что такое «мягкая сила»? Все то, что выходит за пределы влияния одной страны на другую (другие) через жесткое, силовое, давление. Будь это экономические санкции, прямая война или же участие в остром внутриполитическом конфликте в соседней стране. Т.е., попросту говоря, влияние через сотрудничество, не навязываемое грубо.
На экономическом сотрудничестве России и Казахстана не будем останавливаться: о нем очень много написано в последнее время, в связи с интеграционным проектом. И реализация проекта уже успела продемонстрировать как позитивные, так и негативные стороны.
Кроме экономического преломления влияние через сотрудничество – это взаимодействие в научной и гуманитарной сферах. Результатом такого широкого позитивного влияния должно стать восприятие другой как выгодного и «правильного» партнера. То есть, чтобы у правящих слоев, влиятельных групп общества а, в идеале, и у большей части населения был позитивный, притягательный образ.
«Мягкая» сила сегодня неотделима от имиджа страны, претендующей на влияние, Россия не исключение. Без позитивного образа РФ в глазах политических элит и общественности стран СНГ Москве вряд ли удастся длительное время, продолжать поддерживать сдержанно-нейтральные взаимоотношения с ближайшими соседями. Не говоря уже о перспективах большого интеграционного проекта.
Что происходит с имиджем России в Казахстане? Системные и долговременные исследования этой темы мне неизвестны. Сошлюсь на статью «Как воспринимают Россию в Казахстане?», написанную мной в соавторстве с российским востоковедом Сергеем Панариным и опубликованную в журнале «Вестник Евразии» (№1, 2008 г.). Процитирую ее выводы:
«Образ России в казахстанском политическом истеблишменте, особенно в среде оппозиции, но также среди части экспертов и журналистов нельзя назвать позитивным. В нём явно отразились многие фобии и стереотипы, как имеющие под собой объективную основу (напомним хотя бы о периодически падающих ракетах, запускаемых с Байконура), так и мотивированные чисто субъективными факторами.
Российская сторона, будь то госструктуры или представители общественности, оказывающие значимое воздействие на процесс формирования образа России за её пределами, в деле конструирования в Казахстане положительного имиджа России действуют недостаточно или неэффективно, либо не действуют вовсе. И это – на фоне постоянной и вполне эффективной работы внешнеполитических соперников Москвы в регионе (особенно надо отметить быстрое нарастание усилий Китая в этом направлении).
Сохранение такого положения неизбежно приведёт к ослаблению позиций России в Казахстане (да и в Центральной Азии в целом). В политически сложный период смены руководства страны Москва рискует остаться без сколько-нибудь серьезной опоры в казахстанском обществе и в местном истеблишменте.
Симпатии или антипатии к России в казахстанском обществе далеко не всегда обусловлены этнической принадлежностью; носителем симпатий в основном является та часть полиэтничной казахстанской интеллигенции, у которой сегодня нет широких возможностей для озвучивания своих взглядов».
С тех пор произошло многое, что, на мой взгляд, подтвердило эти тезисы, в частности, события 2008 г. в Южной Осетии и Абхазии; запуск «евразийского проекта» и, особенно, украинский кризис последнего года. Каждый раз происходящее вызывало настоящую информационную войну в казахстанском обществе, главные «битвы» которой шли вокруг оценки роли России. Что оказывалось в сухом остатке, сейчас сказать невозможно (вновь повторюсь – нет системных и независимых исследований, свободных от подозрений в ангажированности). Но чтобы понять, что у России есть очень серьезные проблемы с имиджем надежного и привлекательного союзника, можно обратиться к СМИ и, особенно, казахстанскому сегменту социальных сетей.
«Арсенал» упреков и подозрений в российский адрес в казахстанском информационном поле велик и разнообразен. В нем есть проявления экономических, политических, исторических, культурных фобий.
Есть обоснованные (самый яркий пример – опасения новых, разрушительных аварий при запусках ракет с Байконура).
Есть смехотворные (один журналист упрекал «россиян», что это они пролоббировали, чтобы официальное англоязычное название Казахстана писалось как «Каzakhstan», а не «Каkstan»; а один серьезный финансист намекал, что схлопывание «пузыря» на рынке недвижимости Казахстана тоже спровоцировано из Москвы).
Есть фобии, порожденные откровенно глупыми и авантюрными заявлениями по поводу территориальной целостности Казахстана со стороны некоторых российских политиков и писателей. Для эффективного проецирования российской «мягкой силы» на казахстанское общество необходимо, чтобы на каждый подобный выпад шла адекватная реакция, из России же. А то ведь «россо-фобы» в Казахстане всегда трактуют эти выходки едва ли не как официальную позицию Кремля.
С другой стороны, для полноты картины стоит отметить, что значение имеет не только инерционность Москвы в этом вопросе, но и политика казахстанских «уровней принятия решений». Например – сравним, какой была реакция в казахстанском информационном поле (а оно очень хорошо управляется) на высказывание Путина о казахской государственности, с одной стороны, и на то, как был решен вопрос о делимитации казахстанско-россйиской государственной границы, с другой? Если первое (вернее, в хронологическом плане – второе) вызвало настоящую бурю, то история с делимитацией почти не получила оценок; просто констатацию. А ведь был успешно и бесконфликтно решен важнейший для государства вопрос.
Подчеркну – бесконфликтно в отличие от имевших место прецедентов на «других отрезках» казахстанской границы. Есть и другие подобные примеры, но – статья посвящена ситуации с российской «мягкой силой»…
Мало что может иллюстрировать эту ситуацию так, как сотрудничество в образовательной сфере. Насколько Россия сегодня привлекательна для казахстанцев в этом, особенно в сравнении с другими странами? На первый взгляд, все хорошо. Вот два факта: по данным на 2013 г. в российских вузах обучалось более 30 тыс. студентов из Казахстана; тогда же глава казахстанской космонавтики Талгат Мусабаев публично сравнил бакалавров-«болашаковцев» из вузов «дальнего зарубежья» и тех, кто учился в России, не в пользу первых (во всяком случае, такой вывод следовал из доступных в СМИ цитат).
Но вот комментарии к этим двум фактам: кто-нибудь анализировал казахстанских студентов в российских вузах с точки зрения их мотивации учиться там и желания вернуться потом в Казахстан? Думаю, читатели поймут, о чем речь. И если окажется, что среди студентов много этнических русских, для кого учеба в России – это первый и самый большой шаг к переезду на ПМЖ, то к «мягкой силе» России в Казахстане это уже имеет очень слабое отношение. Ну, а что касается космонавтики, с тех пор было уже, кажется, две аварии «Протона». Наивно думать, что это не фиксируется в казахстанском общественном сознании, и не будет иметь своего преломления.
Для сравнения: по данным казахстанского китаиста Константина Сыроежкина, в Китае сейчас обучается порядка 11 тыс. граждан Казахстана. В 2010 г. их было около 8 тыс. Естественно, того феномена, о котором я упомянул в отношении обучающихся в России, – вуз как ступень к эмиграции – здесь нет в помине. А сколько казахстанцев обучалось в КНР в 1990-е годы? Вряд ли больше тысячи. В плане привлекательности образовательной системы для казахстанской молодежи Россия и Китай, как минимум, уже сравнялись. А если провести детальный анализ этой темы, то все может оказаться еще хуже для российской «мягкой силы».
Тут мы подошли к важнейшей теме: смене поколений. Общественные круги, что мировоззренчески формировались в советской системе с ее идеалами и оценками (какими бы противоречивыми они ни были) начинают уступать место более молодым поколениям, выросшим вообще вне былых систем ценностей. И, например, отношение к идее общего рынка и тесного политического партнерства между Россией и Казахстаном может восприниматься представителями разных поколений очень по-разному.
Приведу слова известного казахстанского политолога Мурата Лаумулина, сказанные в Казахстанском Институте стратегических исследований (КИСИ) в начале 2012 г.: согласно соцопросу, «за» Евразийский союз выступают 52% казахстанцев, против – 48%. Практически пополам. «Подозреваю, что по мере того, как мы будем уходить дальше от советского прошлого, процент несогласных возвращаться в СССР – а наше поколение понимает создание Евразийского союза именно так, это фактически восстановление СССР, но под более благовидным, либеральным названием – будет большим.
Следующие поколения, которые за нами идут, будут, скорее всего, свой голос давать против. Если сегодня стоял бы вопрос – входить нам в Евразийский союз или не входить, то наше общество раскололось бы ровно наполовину. Это тревожный симптом», – заметил эксперт.
Это замечание иллюстрирует важнейший момент: позитивный образ России (стержень «мягкой силы», напомню еще раз) во многом держится на инерции. На восприятии многими гражданами Казахстана (не всеми) общего исторического прошлого как, в целом, положительного. Но – с российской стороны не делается почти ничего (а если делается, то часто весьма неэффективно), чтобы это восприятие зафиксировать, не говоря уже – укрепить. Удачные проекты с российской стороны есть, но они, как правило, результат активности отдельных лиц, редко – организаций, но не системы. Например, многие алмаатинцы в последние четыре года узнали, что, оказывается, в городе есть представительство Россотрудничества. Благодаря его титаническим усилиям прошел целый ряд мероприятий в сфере истории и культуры. Такие вещи работают на имидж, а не официоз периодически проводимых взаимных «Годов» одной страны в другой.
Показателен пример Китая. По моим наблюдениям, традиционная, фиксируемая даже в фольклоре, казахская китаефобия в последние годы заметно ослабла. Хотя Китай за это время не стал слабее, наоборот. В 1990-е гг., например, бурю возмущения и опасений вызывал в Казахстане проект строительства нефтепровода в Китай – многие видели в нем инструмент политической и демографической экспансии. Сегодня практически любой проект сотрудничества с КНР воспринимается спокойно, если не на ура.
Что произошло за эти годы? Китай стал 2-й экономикой мира, показал, что в своих внешнеполитических претензиях способен апеллировать не только к языку политических заявлений (ряд инцидентов вокруг спорных островов). Но кроме этого он систематически работал над позитивным имиджем в Казахстане. Через гранты обучения для студентов, многочисленные программы визитов, и другие, более или менее заметные со стороны инструменты. Так и создается «мягкая сила»; ни один из этих трех компонентов (экономический потенциал, силовые ресурсы, работа над имиджем) вне связи с двумя другими не работает.
Сегодня российскую «мягкую силу» делают почти невидимой как объективные вещи – экономические и политические проблемы, научно-техническое отставание, так и субъективные – неумение работать эффективно и тонко тех, кто это должен уметь. Вот – про падения «Протонов» знают все. Как про другие проблемы и неудачи. Но кто в Казахстане знает про то, что 60 запусков американской ракеты-носителя осуществлены на российских двигателях? Кто знает про успехи российской науки? Они, естественно, сегодня несопоставимы с западными. Но они есть. Однако сколько-нибудь серьезной работы по проецированию этого опыта на казахстанское информационное пространство не ведется.
Еще хуже с прошлым. Можно сказать, что единственной объединяющей темой остается Великая Отечественная. При всем масштабе и важности – этого мало. А есть пласты истории и культуры, которые вообще сегодня выпали из этого контекста.
Взять хотя бы русских деятелей науки и культуры, родившихся или живших и работавших в Казахстане. По понятным причинам, они вне сегодняшнего пропагандистского «мейнстрима» в республике. Но вот российской бы стороне и «карты в руки». Навскидку по памяти: писатели Максим Зверев и Александр Волков, актеры Александр Филиппенко, Лев Прыгунов и Леонид Марков, ученые Петр Зайончковский и Борис Уваров, семья химиков Гладышевых, космонавт Владимир Шаталов… Люди разных времен, с разной биографией. Но все так или иначе связывают Казахстан и Россию.
Сколько реальных, не натянутых возможностей вспоминать и акцентировать эту связь? Чем ни поле для работы того же Россотрудничества (да и не только)? Ведь, наверное, творческие встречи с российскими актерами уроженцами Казахстана, или конференция для детских библиотек памяти автора «Волшебника Изумрудного города» не должны смутить самых строгих политических цензоров…
Без активного формирования положительного имиджа России, главного «евразийского интегратора», этот проект (как и долгосрочные интересы России в регионе) обречен на неудачу, его противникам не надо даже сильно стараться. И тогда винить будет некого. Можно будет только вспомнить слова журналиста Игоря Виттеля, сказанные весной этого года в Алма-Ате на XI Международной конференции по риск-менеджменту:
«Все свое влияние на пространстве СНГ Россия потеряла из-за чудовищной тупости и неэффективности людей, которые занимаются внешней политикой… Нам только кажется, что они коварны и умелы, но это не так. …Ни к какой внешней силе, ни мягкой, ни жесткой, они не относятся».
Для проекта ni.globalaffairs.ru
