Россия в глобальной политике

28 апреля  2019 г. в Испании состоялись национальные выборы в парламент – Генеральные кортесы. Явка на них была существенно выше предыдущих выборов 2016 г., в особенности в Каталонии, вопрос о которой стал ключевым для этих выборов. Все говорят, эта выборная кампания была самой долгой, напряженной и самой неопределенной по своему характеру. Испанская политика последнего времени вообще характеризуется  неопределенностью — «раздробленный парламент, отсутствие у всех основных партий твердого большинства, без которого невозможно формирование однопартийного правительства, необходимость поиска компромиссов и достижения соглашений с другими политическими силами» являются ее отличительными чертами. 

В предвыборной гонке ситуация та же: каждый четвертый до последнего не мог определиться с электоральными предпочтениями. Многие принимали решение непосредственно у избирательной урны. А это всегда означает сюрпризы. И даже после окончательного подведения итогов выборов, ясности больше не станет – никто не может предсказать, каким образом партии будут блокироваться в парламенте для создания правительства. Но вернемся к результатам выборов.

Первым их итогом будет сохранение статус-кво – отсутствие партии, способной сформировать правительство, и вероятное сохранение власти в руках левых.

При этом происходит кадровое обновление испанской политики: до 80% списков всех партий – это новые кандидатуры. Перехватывая стратегию популистов, даже традиционные партии заменяют политических тяжеловесов на публичные персоны – тореадоров, военных, охотников, социальных работников, лиц, пострадавших от террористов и конечно на медийных персон. Еще одна важная черта этих выборов – персонализм политического лидерства, который становится важнее идей и политической дискуссии.

Зафиксируется и обновленная структура политической системы Испании. В 2015 г. политологи обозначили конец традиционной двухпартийной системы, и сегодня это уже в основном сложившаяся пятипартийная система, где главную роль в формировании правительства играют малые партии. Традиционные партии пытались вернуть былые позиции и в предшествующие голосованию дни борьба разворачивалась за то, чтобы склонить избирателя к т.н. тактическому (стратегическому или вынужденному) голосованию  (Voto util), при котором избиратель поддерживает кандидата, отличного от его реальных предпочтений, так как оценивает его шансы на победу как более высокие, с целью избежать распыления голосов и получения нежелательного результата.

Несмотря на стратегию консолидации сторонников, в том числе вокруг традиционных правых, уже сейчас можно сказать, что главным событием выборов становится, с одной стороны, сокрушительное поражение традиционных правых – Народной партии (PP), а с другой, — попадание ультраправых в национальный парламент. Происходит это впервые со времени начала существования современной демократической Испании. За неделю до выборов ультраправую партию Vox поддерживало по разным данным от 10 до 13% испанцев, однако по результатам  выборов они получили не так много, как им пророчили – 10%. Они уступают всем главным участникам этих выборов: Испанской социалистической рабочей партии (PSOE), которая получает 29%, Народной партии (PP) – 17%, Гражданам (Ciudadanos) — 16% и левым популистам Unidos Podemos – 14%.   Казалось бы, цифра небольшая, а значит, Vox далеко не главная действующая политическая сила Испании. Тем более, что триумфально ворваться в испанскую политику на этих выборах у них не получилось. Тем не менее, появление ультраправых на национальной политической арене – это тектонический сдвиг  в испанской политике.

Конец испанской исключительности

Правый и ультра-правый популизм уже несколько лет широким фронтом разворачивается в Европе. Однако до самого недавнего времени Испания оставалась исключением из этого правила. Как заявляет автор доклада «Испанское исключение: провал правых популистских групп, несмотря на безработицу, неравенство и иммиграцию», опубликованного главным испанским аналитическим центром Институтом Элькано в 2017 г., Кармен Гонсалес Энрикес, «длительное авторитарное и националистическое прошлое действует как прививка против крайне правых партий. Испания и Португалия имеют 40-летний похожий опыт национализма, католицизма и авторитаризма. Обе страны до сих пор сохраняли иммунитет перед волной правых популистских партий, несмотря на тяжелые экономические кризисы и политические проблемы, которые они пережили».  В период диктатуры Франсиско Франко режим широко использовал национальную символику  и риторику, представляя Испанию «оазисом духовных ценностей в мире коррупционеров, материалистов и эгоистов, а критика режима воспринималась как международный заговор евреев, коммунистов и франкмасонов». Действительно, эта «прививка» действовала вплоть до недавнего времени. А сейчас перестала. Как получилось, что за два года, количество испанцев, готовых голосовать за крайне правых выросло с 1 до 10%[1]? Это результат  стечения многих обстоятельств, которые в целом можно назвать концом постфранкистского консенсуса. Причины его многочисленны и разнообразны:

1. Уходит поколение, помнящее Гражданскую войну и участвовавшее в создании постфранкистской Испани;
2. Каталонский кризис компрометирует демократический консенсус. Роль каталонских и других региональных элит в демократическом консенсусе была очень велика. Демократизация все эти годы шла рука об руку с индепендентизмом, который вылился в открытый сепаратизм;  
3. Реальная угроза распада государства несколько мобилизовала до этого момента слабую национальную идентичность. И это, пожалуй, самый важный фактор нынешнего успеха ультра-правых;
4. Следование общеевропейской «моде» на правый популизм. Ультра-правые из маргиналов превращаются в мейнстрим, входят в пространство политической нормы и привлекают разочарованных правых избирателей;
5. Испанский демократический транзит  двигался по одним рельсам с евроинтеграцией. Разочарование в единой Европе, путь в которую обозначился одновременно с началом демократизации, разрушило интеграционный контекст и привело традиционные политические силы в идейный тупик;
6. Разочарование в политическом истеблишменте и его способности управлять политической ситуацией. Ограниченное применение ст.155 Конституции Испании, мягкие при Мариано Рахое и все более смягчающиеся при социалистах формы ответственности для лидеров сепаратистов вызывают раздражение широких слоев испанского общества[2]. В результате угроза испанской государственности ударила и по правым, и по левым, выводя вперед ультраправые силы.

По флагом Новой Реконкисты    

Ультра-правые[3] провозглашают борьбу за Испанию под лозунгом Новой Реконкисты. Они требуют возвращения простого права жить, работать и получать образование на испанском языке на всей территории Испании. Сейчас жители Каталонии лишены этой возможности. Отторжение режима Франко было настолько сильным, что с началом демократизации развернулась настоящая война с испанскими национальными символами, языком и в особенности топонимией. Само слово «Испания» воспринималось как франкистское, все чаще заменяясь «Испанским государством» как эмоционально нейтральным. Региональные националисты избрали главной мишенью испанский язык. Левые силы присоединились к ним в борьбе против испанской национальной идеи, фактически отождествив ее с авторитаризмом Франко. Правые партии долгое время не могли ничего противопоставить этому из страха быть обвиненными в главном грехе демократической Испании – франкизме. И наступление на испанскую идентичность с неизбежностью отозвалось в испанском обществе как  классический «запрос на достоинство» (demand for dignity) в терминах Фукуямы.

К метафоре Реконкисты присоединяется и образ борьбы против «исламского завоевания», хотя в данном контексте он остается на периферии общественного внимания. Главная идея – восстановление национально-территориального единства. Именно на этот запрос отвечают ультра-правые Vox.

Первый звонок: Когда Север и Юг поменялись местами

Менее развитый с экономической точки зрения юг Испании  традиционно был левым – более 30 лет у власти в Андалусии были представители Испанской социалистической рабочей партии (PSOE). В конце 2018 г. на выборах в парламент Андалусии  партия Vox впервые добилась какого-то успеха, получив 11% голосов и заняв 12 депутатских мест. В результате правые Народная партия (РР), Голос (Vox) и Граждане (Ciudadanos) смогли впервые в истории демократической Испании возглавить правительство этого автономного сообщества. 

Приход правых в власти в Андалусии стал сенсацией.  В главных городах Андалусии прошел ряд манифестаций против партии Vox, что привлекло к ней дополнительное внимание прессы и имело обратные последствия: ее рейтинги стали расти в общеиспанском масштабе.

Уже несколько лет Vox получает большую поддержку в самом  южном городе Мелилья, испанском эксклаве в Африке. Во время предвыборных кампаний в этом регионе Vox делает упор на традиционной для ультра-правых миграционной проблеме. Так, лидер партии Сантьяго Абаскаль выдвинул неоригинальное[4] предложение в духе времени,  по образному выражению авторов доклада Международного Красного Креста, определяемому как New Walled order – построить «непреодолимую стену» перед испанскими анклавами в Африке Сеута и Мелилья за счет Марокко. В итоге юг, традиционно выступавший за левых социалистов, постепенно наращивает поддержку ультра-правых.

Vox пробует голос

Vox — молодая партия, отмежевавшаяся в 2013 г. от правого крыла Народной партии. Ее президентом с момента основания является Сантьяго Абаскаль, а генеральным секретарем – Хавьер Ортега Смит. В 2014-2017 гг. партия принимала участие в выборах, но оставалась маргинальной, не получив на национальных выборах 2015 г. ни одного мандата.

Авторитет Vox сильно укрепился в результате Каталонского кризиса. Партия сыграла активную роль в судебной сфере и выдвигала судебные претензии в адрес каталонских политиков, выступавших за независимость. Vox выступила в качестве народного обвинителя против бывшего регионального председателя правительства и парламента Каталонии.

Тем не менее, Vox пока еще остается enfant terrible испанской политики. Партия была лишена права участия в теледебатах 23 апреля под предлогом того, что на сегодня это непарламентская партия. Это вызвало в обществе острую дискуссию о характере испанской демократии.

Успех Vox в том, что партия заявляет повестку, получающую отклик у избирателей, оставляя в стороне проблемы справедливости и солидарности, вопросы исторической памяти (перезахоронение останков Франко) и другие подобные проблемы. Их дискурс, с одной стороны, в основном отличается здравым смыслом, касается повседневной жизни простых испанцев, с другой- повторяет общие для европейских правых и ультраправых партий тезисы:

1. Антиисламизм.
2. Борьба с нелегальной миграцией. При этом они выступают за привлечение мигрантов из родственных с точки зрения языка и религии стран Латинской Америки.
3. Защита традиционных ценностей, семьи, гендерных ролей.
4. Защита общенационального языка и культуры.
5. Защита национальных традиций, становящихся жертвой политкорректности.
6. Стратегия на национальное единство против проекта федерализации.
7. Стратегия на упрощение нынешней формы государственного устройства – ассиметричной квазифедерации – унитарного государства. объединяющего автономные сообщества с разной, подчас очень высокой степенью автономии.
8. Сокращение бюрократического аппарата  и расходов на него за счет тотального сокращения администраций автономных сообществ.

Надо отметить, что как все крайне правые, по мере вхождения в поле публичной политики Vox несколько смягчают свою ультраконсервативную риторику. Так, например, Абаскаль в предвыборных выступлениях  сдерживает ультраконсервативную религиозную позицию своей партии.

В дискурсе Vox задействована также национальная и региональная повестка: это коррида как культурное достояние и охота, как традиционная сфера деятельности жителей ряда регионов Испании, подвергающиеся гонениям буквально со всех сторон.

О символике партии Вокс

Успеху партии не в последнюю очередь способствует удачная политтехнологическая стратегия.  В том числе символика:

1. Цвет логотипа — зеленый — цвет жизни, развития, роста, свободы.
2. Буквы V и Х – традиционные символы, которыми в избирательных бюллетенях обозначается волеизъявление.
3. Буква V — символ победы.
4. Vox в испанском произношении читается как [бокс], что дает ассоциации с борьбой, силой, мужественностью.
5. Vox (лат. голос) — латинское название, 1) символизирующее автохтонность местного населения, 2) использующее ассоциации с образом Римской республики, ее культурного наследия  (часто используется образ гладиатора).
6. Vox широко использует патриотическую национальную символику, на митингах звучит популярная песня «Espana es la major», в качестве группы поддержки политических лидеров выступают спасатели, сотрудники спецслужб и медиаперсонажи из испанской версии телепроекта «Остаться в живых». В целом маскулинность Vox противопоставляется левым «феминаци», вызывающим раздражение большинства.
7. Vox активно использует для продвижения социальные сети. 

Все эти черты демонстрируют работу грамотных политтехнологов, которые придали импульс бурному развитию партии. Однако о роли политтехнологий в успехе Vox, вернее одного технолога – Стива Бэннона – в испанском политическом дискурсе мнения разнятся.

Популистский интернационал

В Мюнхенском докладе 2017 г. «Post-Truth, Post-West, Post-Order?» прозвучала идея о «популистском интернационале» (Populist international) или «нелиберальном интернационале» (Illiberal international), который начал складываться в мировой политике. Среди одного из драйверов этого нового интернационала авторами доклада упоминалась Россия.

Однако гораздо более реальным претендентом на эти лавры оказался бывший  глава избирательно штаба президента США Дональда Трампа Стив Бэннон. В той или иной степени и в тот или иной период он работал с большинством представителей ультра-правых сил в Европе. На то, что Бэннон сотрудничал с Vox указывает и испанская пресса левого и центристского толка.

Бэннон основал “The Movement” (Движение)  — базирующуюся в Брюсселе крайне правую организацию для продвижения правых популистских групп в Европе, которые выступают против правительств ЕС, политических структур Европы, и в целом против европейского истеблишмента.  Организация создана как координационный центр ультраправых для проведения опросов, обмена сообщениями, таргетирования посланий, анализа данных и исследований, как специализированный право-популистский think tank. Роль Бэннона, по словам его соратника бельгийского ультраправого политика Модрикамена, состоит в том, чтобы действовать в качестве «посредника», потому что большинство популистских лидеров «не разговаривают друг с другом».  Центральной идеей «Движения» является создание альтернативы европейскому истеблишменту, анти-Давоса и контрапункта «Открытому обществу» Джорджа Сороса.

Хотя большинство европейских ультраправых так или иначе вступали во взаимодействие с Бэнноном, впоследствии они открестились от его поддержки и контактов с ним, как от попыток реализации американского политического проекта на европейской почве. Сегодня Бэннон возлагает надежды на Движение Желтых жилетов во Франции и на сотрудничество с президентом Бразилии Жаиром Болсонару в продвижении национализма и правой идеологии в Латинской Америке.

Несмотря на то, что европейские правые популисты, в том числе Vox, дистанцировались от «Движения» Бэннона, он ставит амбициозную задачу перед правыми популистами на выборах в Европарламент – получить от 30 до 50% голосов европейского электората. У них уже есть группа в Европарламенте  — Европа свободы и прямой демократии (Europe of Freedom and Direct Democracy (EFDD).  И успех Vox на национальных выборах в Испании станет еще одним камнем в здании ультраправых, которое имеет много шансов изменить лицо единой Европы.