Северная Корея существует дольше, чем Советский Союз. В чём секрет выживания этого специфического режима? Что отличает КНДР сегодня от КНДР 1953 года? Чему можно поучиться у «партизанского государства»? О феномене Северной Кореи Фёдор Лукьянов поговорил с Константином Асмоловым, ведущим научным сотрудником Института Китая и современной Азии РАН, в интервью для передачи «Международное обозрение».
– В чём секрет выживания до такой степени специфического и, казалось бы, привязанного к определённой эпохе режима? Изменилось уже всё несколько раз, а он продолжается, как ни в чём ни бывало.
– Я даже больше скажу: Северная Корея существует дольше, чем Советский Союз. И во многом секрет в эндемичности. Хотя КНДР очень часто воспринимают, как клон Советского Союза, она им никогда не была и даже в рамках соцлагеря всегда находилась в достаточно специфической позиции – не в СЭВ, не в Варшавском договоре. Более того, в середине 1970-х гг. Северная Корея очень активно пыталась войти в Движение неприсоединения, что не нравилось Москве, и, кстати, пыталась зайти туда именно с точки зрения концепции «чучхе» – как опора на собственные силы.
Этот термин заслуживает отдельного внимания, потому что вариантов перевода много, не все из них передают суть, и даже «опора на собственные силы» – не совсем то.
– Это мы любим. Но всё-таки экономически страну похоронили очень давно и ждали её краха. Она пережила всё. За счёт чего это произошло?
– С моей точки зрения, есть несколько причин. Главная в том, что Северная Корея всегда была окружена таким уровнем демонизации, что из желания выстраивать и поддерживать карикатурную картинку «государства зла», реальных исследований по перспективам устойчивости Северной Кореи не велось. Проще было двадцать лет подряд повторять, что не пройдёт и трёх лет, как страна развалится. Именно поэтому какие-то механизмы устойчивости режима, построенные и на особенностях командно-административной системы, и на иных факторах, выпадали из поля зрения. Северной Корее пророчили коллапс после смерти Ким Ир Сена, пророчили коллапс после смерти Ким Чен Ира, пророчили коллапс, когда случилось сочетание санкций и самоизоляции всей страной на фоне COVID-19, но все эти трудности страна переживает, очень во многом благодаря тому, что, хоть у авторитарных режимов есть недостатки, но один из их безусловных бонусов – лучшая способность реагировать на чрезвычайные ситуации.
– Мобилизация то есть?
– Да. И связанные особенности системы управления, которые позволяют быстрее принимать решения, манипулировать силами и ресурсами и снижать уровень безответственности.
– Сам политический режим, саму систему как можно охарактеризовать или назвать? Со стороны – это какая-то мистическая монархия.
– У японского историка Харуки Вада есть любопытный термин «партизанское государство». Он связан с тем, что у Ким Ир Сена и той фракции, которая сначала вместе с ним воевала против японцев в тайге, а потом стала руководить страной, есть это общее прошлое. Это не просто партизаны, это партизаны без Большой земли, которые существовали в голоде и холоде (до -50℃ зимой), вынуждены были сражаться против очень жестокого и умного противника и при этом не просто выжили, а действительно наносили противнику какой-то вред.
Что такое командир партизанского отряда в такой ситуации? Во-первых, это человек, который решает и военные, и административные вопросы, но военные на первом плане. Во-вторых, это человек, который привык существовать в условиях нехватки всего. Эта нехватка, с одной стороны, консервирует определённые практики, с другой, учит жить в условиях, когда под рукой нет ничего, но ты должен уметь экономить, выкручиваться и искать нестандартные пути. Партизаны воюют против превосходящего противника, значит, надо уметь уклоняться от ударов и искать асимметричные ответы. Партизанский отряд существует в ситуации, когда ты должен уметь учитывать нужды народа и не перегибать палку, иначе крестьяне, для которых партизаны превратились в разбойников, просто сдадут тебя оккупантам. При этом внутри отряда ты должен поддерживать сердечное согласие и железную дисциплину, потому что партизанский отряд с предателем – это мёртвый партизанский отряд. И вот сочетание всех этих факторов, которые, естественно, въелись в этих людей и прошли проверку практикой (потому что именно благодаря этому они сумели дожить до 1945 г.), сыграло свою роль, когда эти люди начали строить государство.
– Как соотносится менталитет этих партизан с корейской традицией исторической?
– На определённом этапе Корея была очень традиционным государством, и, на самом деле, многие элементы северокорейской командно-административно системы – это не ужасное будущее, это возвращение к традиционному прошлому. Собственно, Ким Ир Сен по свидетельствам тех, кто с ним общался, достаточно спокойно относился к своему культу личности и воспринимал его скорее именно как дань традициям, как то, что принято. И сейчас нынешний руководитель Северной Кореи относится к своему культу личности тоже достаточно спокойно, не пытаясь догнать отца и деда, и вообще, если рассматривать теорию власти по Веберу, потихоньку двигает страну от харизматической модели к институциональной.
– Как интересно. Но институты свои какие-то?
– Институты свои, но, условно говоря, начинают существовать и активно действовать государственные структуры, значительно меньше общий уровень возвеличивания текущего вождя, и сам Ким периодически демонстрирует то, что он – не небесный правитель, а человек, которому не чуждо человеческое.
– И это отличает КНДР сегодня от КНДР в 1953 году?
– Да, во многом. Хочу ещё раз отметить, распространять на КНДР определённые штампы Советского Союза было бы неверно. Вот какой характерный пример. В Советском Союзе было такое явление, как диссидентствующая интеллигенция. И, кстати, она очень любила выписывать журналы «Корея» и «Корея сегодня» в качестве замены журнала «Крокодил».
– Да, даже я помню в детстве.
– В Северной Корее этого явления нет, и в эмблеме трудовой партии Кореи кроме серпа и молота есть кисточка, которая означает в среднем класс служащих. Более того, интеллигенция (особенно военно-научно-техническая) имеет очень высокий статус. Вот эти известные кварталы новостроек поначалу заселялись именно профессорско-преподавательским составом Университета им. Ким Ир Сена, а также сотрудниками военных и не военных НИИ.
– Отношения России и Северной Кореи активизировались, но если говорить о практической стороне, то сотрудничества почти нет. Куда это может развиться?
– Это сильно будет зависеть от общих трендов миропорядка. Сейчас на одной чаше весов потенциальная выгода от сотрудничества с КНДР, которая при этом не всем очевидна, потому что карикатурный образ красной монархии довлеет над умами лиц, принимающих решения, которые не изучали контекст так серьёзно, как корееведы. А на другой чаше – относительно понятные риски от ситуации, когда страна, которая голосовала за санкции против Северной Кореи, начинает их активно нарушать.
– Мы начинаем их активно нарушать с тем, чтобы перевести в нормальный формат отношений?
– Я бы сказал так: сейчас мы находимся в том этапе глобальной турбулентности, когда старый миропорядок уже начинает давать трещины, а контуры нового ещё не определены. Именно поэтому многие общественные дискуссии, в том числе дискуссии относительно того, насколько надо или не надо игнорировать санкционные резолюции, – это всё разговоры о том, насколько в нынешней чашке, которую мы пытаемся снова склеить, клея больше, чем фарфора.
