Статья Райнхарда Клоучека основана на его речи на Панъевропейском симпозиуме 9 марта 2013 года.
17 ноября 1922 г. в газете Neue Freie Presse Рихард Куденхове-Калерги опубликовал манифест под названием «Пан-Европа. Проект». Он писал: «Война изменила структуру мира… Старая система великих держав должна уступить место системе мировых держав… Военное положение раздробленной Европы столь же безнадежно, сколь и политическое. Новая война между великими европейскими государствами привела бы к тому, что континент окончательно превратился в невосстановимые руины. Наряду с военной и политической, экономическая раздробленность также ведет Европу к распаду. На мировом рынке разделенная таможенными барьерами Европа способна конкурировать с каждой из четырех мировых империй в столь же малой степени, что и индивидуальный предприниматель – с трестом». Под четырьмя империями он подразумевал британскую, американскую, российскую и японскую.
Чуть более 40 лет спустя, 22 января 1963 г., был подписан Елисейский договор, который знаменовал конец длительного соперничества Германии и Франции и тем самым устранял важнейшую причину европейских войн. Он положил начало сотрудничеству во имя единой Европы, движущей силой которой часто считают именно эти две страны. Неудивительно, что 50-летие этого договора отмечали и немецкие, и французские политики.
Но и британский премьер Дэвид Кэмерон воспользовался юбилеем, чтобы 23 января с.г. произнести давно анонсированную речь о будущем Европы. «Мы верим в гибкий союз свободных стран-участниц, связанных общими договорами, институтами и следованием идеалу сотрудничества». Тем самым Кэмерон ясно дал понять, что Великобритания категорически отвергает политический союз и хочет свести европейское единство к общему рынку. Кэмерон потребовал снизить роль союза и, наоборот, повысить значение каждой из стран-участниц – меньше единства и больше межправительственных отношений, не Европа как единый политический субъект, а только сотрудничество национальных правительств. Иными словами: зона свободной торговли с институциональным обменом мнениями между министрами.
Критика последовала незамедлительно, и порой настолько жесткая, что доходило до требований к Великобритании выйти из состава ЕС. Внешнеполитический представитель германской партии ХСС в Европарламенте Бернд Поссельт призвал ответить на «антиевропейскую речь британского премьер-министра Дэвида Кэмерона запоздалым формированием сильной европейской федерации с немецко-французским ядром». После таких высказываний в памяти всплывает образ Жака Ширака, который когда-то выступал за Европу, которая управляется французско-немецкой «директорией».
Таким образом, обозначены две несовместимые позиции. Сторонники одной предлагают ограничиться сотрудничеством государств, их оппоненты настаивают на федерации под франко-немецким руководством, ставящим, однако, вопрос о «пределах» Европы. Безусловно, до сих пор европейское единение было скорее прагматическим выбором. В 1956 г. речь не шла о каких-то особых державах, которые заключили Римский договор и тем самым создали первую европейскую Конституцию. Это были те страны, которые в реально сложившихся политических условиях могли начать процесс объединения. Половина Европы, оккупированная советскими войсками, не имела шанса присоединиться к общему делу. Австрию последние оккупационные части покинули только годом ранее.
И хотя вопрос о целях европейской интеграции, который, грубо говоря, сводится к тому, хотим ли мы союза независимых государств или соединенных штатов Европы, и как должна выглядеть обновленная Европа изнутри (централистская или субсидиарная, с верховенством общего права, приматом линии, основанной на общих ценностях, или исключительно технократической и т.д.), будет еще много раз обсуждаться в самых разных кругах, для ориентированных на краткосрочную перспективу политиков он никакой роли не играет. Правовед и бывший судья Конституционного суда Германии Дитер Гримм в статье, опубликованной 6 февраля нынешнего года в приложении к газете Frankfurter Allgemeine, заявил по этому поводу: «Политики опасаются дискуссии о целях и в ответ на требование дать принципиальные объяснения уверяют, что все эти вопросы будут поставлены на обсуждение, как только наступит время для их решения. Публично откладывая дело в долгий ящик, в кулуарах политики, однако, не стесняются уже сегодня принимать решения, которые завтра будут воплощаться в жизнь в обязательном порядке и таким образом предрешают вопрос о пределах интеграции. Когда выявляются все неизбежные последствия, обсуждать целесообразность решений обычно уже поздно». В качестве примера Гримм приводит Маастрихтский договор двадцатилетней давности и создание валютного союза.
Так называемый кризис евро – логическое следствие того самого валютного союза – сегодня на своем пике заставляет принимать решения, имеющие, в свою очередь, последствия, которые 20 лет назад были, согласно договорам, категорически невозможны. Примером может служить фонд взаимного страхования (Haftungsunion), который де-факто был создан вне рамок ранее подписанных договоров, поверх Европейского стабилизационного механизма (ЕСМ), дабы обойти прописанный там запрет на спасение от банкротства. Ни у правительств стран-членов ЕС, ни у Еврокомиссии, ни у Европарламента не возникает проблем с тем, чтобы нарушать любой действующий закон или установить неправовые нормы зачастую без обычной в демократической системе дискуссии. Которая подавляется правящей номенклатурой под лозунгом «безальтернативности». Тот же, кто полагает, что может предложить альтернативу, сразу же получает ярлык тайного антиевропейца и политически неблагонадежного.
В этой статье невозможен, да и не нужен какой-либо окончательный ответ на вопрос о пределах европейской интеграции. В большей степени это попытка исследовать выводы Рихарда Куденхове-Калерги относительно европейского порядка, поскольку они могли бы обогатить дискуссию. Сослагательное наклонение употреблено здесь по двум причинам. Во-первых, европейская дискуссия идет не в политической плоскости. Во-вторых, о личности пророка единой Европы в речах вспоминают только тогда, когда ораторам нужно встроить свои собственные суждения в богатую традицию европейской политики.
Общая судьба
Сам Куденхове-Калерги никогда не считал себя творцом европейской идеи. Он многократно указывал на то, что у него было множество духовных предтеч, которые в разное время, используя разные методы, говорили о том же.
Оценивая идеи Куденхове-Калерги, мы должны обратиться по возможности к полному собранию его сочинений, а не только к отдельным ранним работам. Так, например, в статье «Пан-Европа. Проект» он писал о том, что прибалтийские государства нужно вернуть России (только после Первой мировой войны они стали независимыми), так как в противном случае сохранялась бы постоянная угроза войны, поскольку Москва нуждалась в этом морском побережье. Очень скоро, однако, в прибалтийских странах обосновались панъевропейские структуры, и по сравнению с ноябрем 1922 г. мнение Куденхове изменилось. Уже на следующий год в большой работе «Пан-Европа» он сформулировал лозунг объединенной Европы, распространенный по сей день: «Венцом панъевропейских устремлений стало бы создание Соединенных Штатов Европы по образцу Соединенных Штатов Америки».
Несколько лет спустя в журнале «Пан-Европа» он опубликовал статью «Швейцария как образец», в которой по-новому обозначил позицию по этому вопросу: «Название “Соединенные Штаты Европы“ неоднократно приводило к недопониманию: будто бы речь идет о европейской аналогии Соединенных Штатов Америки… Европа никогда не смогла бы следовать американской Конституции; всякая попытка сделать это была бы угрозой для панъевропейского развития. В своем воплощении Европа не может следовать чужим образцам, только своим собственным, европейским. Примером должны служить не Соединенные Штаты Америки, а Швейцарская Конфедерация».
Как уже было отмечено, по мнению Куденхове, Первая мировая война означала разрушение старого мирового порядка, который, по сути, являлся порядком европейским. «Девятнадцатый век был веком мирового господства Европы, – писал он в изданной в 1923 г. книге “Пан-Европа”. – Мировая политика была более или менее идентична политике европейской. Никто не угрожал европейскому господству, протагонистами которого были шесть великих держав – Англия, Россия, Германия, Австро-Венгрия и Италия».
После войны Европа раскололась на несколько больших и множество маленьких государств, огромное центральноевропейское экономическое пространство было испещрено таможенными барьерами, почти в каждом новом национальном государстве нашлись более или менее значительные этнические меньшинства, которые многократно громко ставили вопрос о пересмотре границ. «Проблема внутриевропейских границ, – писал Куденхове в статье “Пан-Европа. Проект”, – может быть решена только созданием Пан-Европы. Ибо любое изменение границ теоретически должно быть вызвано необходимостью преодолеть старую несправедливость. Но напряженность, возникающая из-за национальных, экономических, географических, исторических и стратегических границ, так же как и существование областей со смешанным населением и анклавов, делает справедливое урегулирование пограничных споров фактически невозможным».
В статье «Пан-Европа как вызов: между преемственностью и переменами», опубликованной в 2010 г. в книге «Рихард Куденхове-Калерги: жизнь и труды», исполнительный вице-президент Панъевропейского союза Вальбурга Габсбург-Дуглас пишет о поставленной Куденхове-Калерги цели европейского единства: «Его идея была по природе своей геополитической. Он действительно способен был видеть Европу как целое, а не как совокупность национальных государств». «Существенными элементами его “Пан-Европы” были общая внешняя и оборонная политика, общий рынок с единой европейской валютой и свобода передвижения по всей ее территории для европейских граждан. Эти Соединенные Штаты Европы он видел демократически организованными, с двухпалатной парламентской системой», – пишет далее Вальбурга Габсбург-Дуглас относительно базовых основ Пан-Европы.
«Культурное единство Запада дает нам право говорить о европейской нации», – утверждал Куденхове-Калерги в книге «Пан-Европа». В 1931 г., в работе «Пан-Европа: АBC», он изложил эти идеи еще более детально, заявив об общности культуры и судьбы:
«Европа представляет собой культурную общность: в том же смысле, что и Индия, которая так же разделена многочисленными языковыми барьерами, расами и конфессиями – культурную общность не только лишь в противовес тому же индийскому миру, Китаю, Японии или исламу, но и в противовес модерным, лишенным традиции жизненным формам большевизма и американизма, каждая из которых развивается в осознанном противоречии с европейской традицией. Европа соединена общей судьбой: несмотря на все различия в конституциях, ей присуща единая социальная структура, в основе которой моногамия и семья, частная собственность, общие нравы и обычаи, одинаковая религия, одинаковая традиция, одинаковые представления о чести и морали, одинаковые предрассудки».
Именно поэтому мы считаем существенным элементом панъевропейского проекта то, что Куденхове-Калерги говорил о восстановлении европейского порядка. Не в смысле возвращения к мировому господству Европы, а в смысле ее способности удержаться на подмостках новой мировой политической реальности. Раскол Европы вследствие войны создал целый ряд противоречий и скрыл контуры единения. Без «реконструкции Европы на федеративных, демократических началах» разрушительная работа неизбежно продолжится.
В книге «Пан-Европа: ABC» он приводит пример из экономической политики: «Нерентабельная система внутренних пошлин, которые искусственно парализуют внутриевропейский товарообмен и расчленяют рынок, увеличивая противоречия в интересах, представляет собой первопричину безнадежного экономического положения европейских народов и нищеты масс европейцев. Протекционизм отдельных держав удушает их собственные рынки, так как принуждает соседей также вводить оградительные таможенные пошлины». Такая политика наносила вред как европейскому сельскому хозяйству, так и промышленности. Причем поддерживаемую протекционистами промышленность (наряду с шовинистами, милитаристами и коммунистами) он считал опаснейшим врагом Пан-Европы. «Эти группы состоят из тех предприятий, которые обязаны своим существованием протекционистским пошлинам, так как внутри единой панъевропейской экономики они были бы неконкурентоспособны; из предприятий, успехи которых объясняются не хорошим качеством, не низкими ценами, а исключительно пошлинами, преграждающими путь более качественным и дешевым товарам из-за рубежа».
Протекционизм, который и по сей день существует в Европе, а в отдельных странах возродился прямо-таки в первозданной чистоте, имеет столь же отдаленное отношение к европейскому порядку в духе Пан-Европы, как подчинение экономики политике. Примат политики, который горячо отстаивает правящая номенклатура, никак не сочетается с идеями Рихарда Куденхове-Калерги.
Без Англии и России
С момента разделения континента «железным занавесом» лозунгом «Пан-Европа – это вся Европа» Панъевропейский союз вполне определенно придерживался позиции, что каждая страна имеет право на то, чтобы содействовать европейскому единению и, соответственно, вступить в европейский союз. Тема британского членства в ЕС вновь обсуждается не только из-за упомянутой вначале речи Дэвида Кэмерона, в некоторых кругах хорошим тоном считается рассматривать Великобританию вне Пан-Европы. Куденхове-Калерги коснулся этого вопроса уже в работе «Пан-Европа. Проект», подчеркнув: «Единую свободную Европу можно выстроить, только исключив обе европейские мировые державы – Англию и Россию… Британская мировая держава – это империя в Индийском океане. Она управляется из Лондона, но ее реальный центр расположен в Дели».
Что касается российского вопроса, то здесь мы его опустим, ибо сама Российская Федерация считает себя великой державой, не имеющей интереса к европейской интеграции. В книге «Пан-Европа» Куденхове-Калерги сравнивает вопрос о присоединении Англии с великогерманским или малогерманским вариантом объединения Германии. «Великоевропейцы не могут представить себе “Соединенные Штаты Европы” без Англии. Они хотят, чтобы Британская империя превратилась в европейское федеративное государство. Такая политика поспособствовала бы мощи панъевропейского проекта, однако сплоченность Европы от этого бы пострадала. Поскольку Европа, к которой принадлежала бы Австралия, Канада и Южная Африка, перестала бы быть Европой, превратившись в межконтинентальную державу. Крупнейшие и богатейшие члены этого европейского союза находились бы за пределами Европы. Из-за этого она была бы обречена на то, чтобы быть втянутой в любой мировой конфликт».
Поэтому он предпочитал малоевропейское решение, отмечая, однако, что вхождение Англии и Ирландии в Пан-Европу стало бы возможным сразу после распада британской мировой державы. Но ни в коем случае европейское единство не должно быть направлено против Соединенного Королевства. «C первых дней своего существования Пан-Европа должна соблюдать принцип fair play в отношениях с Англией. Каждый панъевропеец должен четко понимать, что европейское объединение не только не направлено против Англии, но и, более того, вместе с Англией преследует цель стать опорой мира и этапом в становлении мирового правительства».
Уже в cтатье «Пан-Европа. Проект» Куденхове очень четко формулирует необходимость преодолеть французско-немецкую вражду. «Ключевое препятствие для создания Пан-Европы – это немецко-французское соперничество. Только когда оба эти народа откажутся от своих гегемонистских устремлений и займутся службой их общему большому отечеству, объединение Европы будет вообще возможно». Его требование – кооперация, отказ от гегемонистской политики, но одновременно и не слияние двух держав в качестве ядра нового гегемона. «Эта кооперация должна исключить опасность гегемонии».
В вышеупомянутой статье «Швейцария как образец» он приводит конфедерацию как пример добровольного и равноправного сосуществования нескольких европейских народов в федеративном государстве. «Этот пример учит, что при истинной воле вопрос национальных меньшинств вполне разрешим, и что большое численное превосходство одной из национальных групп не дает ей прав на гегемонию. Он доказывает, что и при сильнейшем европейском индивидуализме объединение возможно, и что огромная свобода кантонов не перерождается в анархию». И в экономическом отношении страна, в которой Куденхове-Калерги нашел свое последнее пристанище, казалась ему примером, так как, с его точки зрения, она продемонстрировала, как нужно решать следующие задачи: «проблему таможенного союза; проблему товарного союза; проблему согласования свободы кантонов с федеральной властью; проблему федеральной армии и милиционной системы; проблему налоговой автономии и экономического единства; проблему законодательных противоречий между кантонами; проблемы многоязычия; проблему равноправия между большими и малыми кантонами; проблему управления союзом».
Здесь Рихард Куденхове-Калерги дает весьма убедительную отповедь периодически возникающим попыткам увидеть в лозунге «больше Европы» требование большей централизации. Вполне отчетливо он формулирует это в статье под названием «Европа», изданной в 1926 году. «Всякая попытка выстроить Пан-Европу централистской обречена на провал, так как она противоречит самому существу европейского индивидуализма и естественной структуре Европы. Ведь европейский индивидуализм – это община, земля, нация».
Вопрос, на который вновь и вновь наталкиваются дискуссии о дальнейшем развитии Европейского союза, состоит в том, будет ли объединенная Европа в основе своей союзом государств или союзным государством. Взгляд на реальное устройство ЕС позволяет понять, что в нем соединены элементы обеих концепций, даже когда странам-участницам гарантирована система «компетенции компетенции» (Kompetenz-Kompetenz). Основатель Панъевропейского союза не дал окончательного ответа на этот вопрос. В предисловии к «Наброску европейской союзной Конституции» он писал: «По инициативе Панъевропейского союза в ходе ноябрьской сессии Страсбургского Европейского собрания для выработки конституционных предложений собрался Конституционный комитет Соединенных Штатов Европы, состоящий исключительно из членов Европейского собрания». В более старых публикациях речи о федеративном государстве еще не шло. В журнале «Пан-Европа», который Куденхове-Калерги издавал в 20–30-х гг. прошлого столетия, на задней обложке зачастую печатались требования Панъевропейского союза. Среди них, в частности, «европейский союз государств со строгой гарантией равноправия, безопасности и самостоятельности всех европейских стран». Уже тогда в число требований входила единая валюта, так же как «европейский союз с общим воздушным флотом для защиты мира и обеспечения равномерного разоружения».
Причем именно в этом вопросе мы можем признать Рихарда Куденхове-Калерги политиком-реалистом. При всей визионерской дальновидности его панъевропейской идеи в ее реализации он был, однако, достаточно прагматичен и готов к тому, что к воплощению большой идеи придется идти небольшими шажками. В работе «Европа как мировая держава», вышедшей в 1971 г., он дал такую характеристику собственного прагматизма: «Даже приверженцы европейского федеративного государства должны на этом примере признать, что не стоит пренебрегать европейским союзом государств в качестве ступени к федеративному государству; что бессмысленный спор между двумя этими целями должен быть похоронен, что в интересах Европы немедленно начать сооружение союза государств».
Свобода как идеал
За 37 лет до этого в работе «Европа, проснись!» он приводил схожие аргументы и ставил в пример все ту же Швейцарию: «Подобно тому как Швейцарская конфедерация только постепенно, шаг за шагом, выросла из союза государств в союзное государство, так и Пан-Европа начнется как союз государств, с общими принципами внешней, оборонной и экономической политики; с федеральным судом, который навсегда сломит “кулачные” правоотношения между отдельными европейскими государствами; и с постоянным советом европейских правительств в столице одной из европейских стран».
После Второй мировой войны Куденхове-Калерги тесно сотрудничал с французским президентом Шарлем де Голлем. Для де Голля европейское союзное государство было немыслимо, отказ от суверенитета Франции даже не обсуждался. Но несмотря на это в свое время он был пионером и творцом европейского объединения, поскольку осознавал, что и французское национальное государство нуждается в европейском единстве. Создателя Пан-Европы в первую очередь волновало не конституционно-правовое оформление – федеративное государство или союз государств, а происходящее внутри Европы. Речь шла не об упаковке, а о содержании. Тут вполне понятно, что он говорил о децентрализации и равноправном сотрудничестве, а не о гегемонии. Многократно приводимый пример Швейцарии и в наше время кажется призывом, с которым Куденхове-Калерги обратился к нам на пути к Пан-Европе.
Он знал и то, что объединение Европы точно не будет легкой прогулкой, что оно еще не раз потребует все новых и новых усилий, чтобы не застрять в вялости и инертности. 8 декабря 1929 г. в Цюрихе Куденхове-Калерги прочитал лекцию под названием «Европейская душа». Уже во введении он заявил: «Европа – это искусственная часть света: природа сотворила ее всего лишь как гористый полуостров Азии, но человеческая сила и человеческий дух поставили во главу нашей планеты… Поскольку Европа не естественный, а созданный людьми континент, это вынуждает ее обитателей к вечной борьбе с природой, к мышлению и торговле. Европу нужно снова и снова завоевывать, создавать, изменять, чтобы она не превратилась в ничтожный полуостров».
Уже тогда он подчеркивал, что помимо насущных экономических и политических вопросов Европа нуждается в решении духовных проблем. «Пан-Европа – это, однако, не только политическая и экономическая программа, но одновременно и нравственное знание. Оно несет возрождение европейского идеализма после крушения, которое потерпела материалистическая Европа в мировой войне».
Идеал Европы, как его формулировал Куденхове-Калерги, – это свобода. Сегодня, почти четверть века после падения Восточного блока, мы стали свидетелями Европы, которая во имя безопасности создала и продолжает создавать контрольные механизмы, еще 25 лет назад однозначно считавшиеся нами знаками тоталитарного режима. Хранение данных, дактилоскопия, биометрическая информация в документах, постоянно сокращающееся использование наличных денег, что дает возможность проследить каждую оплату без исключения. В скором времени будут регистрироваться отпечатки всех, кто въезжает в Евросоюз из-за границы. Если система будет установлена, однажды ее контролирующий аппарат коснется и граждан Европейского союза. Поскольку из-за так называемых возобновляемых источников энергии электрические сети становятся все менее безопасными, уже сейчас на европейском уровне предложены новые правила регулирования пользования, которые де-факто сводятся к созданию единого пульта управления всей бытовой техникой. Господствующая политика эко-нигилизма и гендерного подхода, будучи частью жестко насаждаемой сверху стратегии, растворяет разум и естественный порядок вещей.
«Поднимающий голову тоталитаризм двадцать первого века носит другой костюм, чем в двадцатом: ни усов, ни кирзовых сапог. Его не опознают, поскольку современники считают себя невинными, коль скоро они так четко опознают прегрешения отцов, и не видят, что в каждую эпоху зло меняет свое обличье. Новый тоталитаризм гибок и приспособлен к ценностям, которые сегодня актуальны, даже надевает на себя одежды свободы, при этом шаг за шагом уничтожая условия для ее существования. Он виртуозно владеет новейшими технологиями коммуникации и контроля, используя их потенциал тотального контроля. Он маскирует, спутывает и смешивает любую правду с ложью и в любую ложь добавляет крупицу правды, так что люди больше не могут различать ложь и истину, вплоть до того что истину начинают подозревать в том, что она ограничивает свободу». Это слова из последней книги Габриэлы Куби «Глобальная сексуальная революция».
Кажется, что Рихард Куденхове-Калерги предсказал такое развитие событий более чем 80 лет назад в лекции о европейской душе. Его тогдашнее предостережение и сегодня – краеугольный камень для всех панъевропейцев, для которых Европа – это больше, чем просто гигантская субсидирующая и перераспределяющая машина, обеспечивающая благосостояние и выгоду его политической номенклатуры. «Европейский идеал, – говорит он нам, – это свобода: европейская история – это единственная существующая веками арена личной, духовной, национальной и социальной свободы. Европа будет существовать до тех пор, пока она продолжает эту борьбу. Как только она откажется от этого идеала и изменит своей миссии, она потеряет свою душу, свой смысл, свою сущность. Тогда она доиграет свою историческую роль».
