2013 год явно становится годом Ирана в мировой политике. Война в Сирии рассматривается большинством игроков как битва за снижение влияние Тегерана. Летом предстоят выборы нового президента Ирана, что, с одной стороны, ведет к обострению внутренней борьбы (это страна конкурентной политики), с другой — дает некоторые надежды, что уход Махмуда Ахмадинежада изменит атмосферу. Наконец, приближается крайний срок для реакции на иранскую ядерную программу — США и Израиль фактически установили его на этот год. Что-то должно произойти.
Если в случае с Израилем все понятно (там воспринимают ядерный Иран как угрозу собственному существованию), то американский подход определяется комплексом мотивов. Есть опасения эффекта домино и краха режима нераспространения. Есть вопрос престижа — более полутора десятилетий американские президенты говорили о том, что ядерный Иран недопустим, и если это случится, то станет ударом по репутации дееспособной сверхдержавы. Наконец, глубокий психологический момент связан с событиями конца 1970-х — начала 1980-х годов и той травмой, который нанесла Америке исламская революция в Иране.
Любопытным напоминанием об этом стала картина Бена Аффлека «Операция Арго «, удостоенная недавно «Оскара» как лучший фильм. Оценивать его художественные достоинства — дело кинокритиков. С политической же точки зрения, «Арго» возвращает зрителей к переломному моменту американо-иранских отношений — захвату в 1979 году посольства США в Тегеране вместе со всем персоналом. Их освобождение(а они провели в плену почти полтора года) — едва ли не самая унизительная страница внешнеполитической истории Америки. В фильме упор сделан на отдельный эпизод — успешный вывоз шести сотрудников посольства, избежавших захвата, под видом канадской съемочной группы. Остальное — позорный провал попытки силового освобождения остальных и длительный торг с Ираном, завершившийся уступками, — за кадром. Зато достоверно передана атмосфера того времени — экзальтация иранских революционеров, бессильное недоумение американцев, проворонивших события, которые привели к свержению шаха, и глубокие сомнения в том, правильную ли политику они проводили, поддерживая настолько ненавистного народу правителя.
Последнее, кстати, аукнулось 30 лет спустя. Стремительный отказ от поддержки верных союзников на Ближнем Востоке, прежде всего Хосни Мубарака, был во многом связан со страхом вновь попасть в иранскую ситуацию, оказаться, как любят говорить американцы, «на неправильной стороне истории». Тем более что «арабское возрождение» стало для США таким же сюрпризом, как и исламская революция аятоллы Хомейни. Захватов посольств Соединенные Штаты пока избежали, хотя убийство посла в Ливии показало, насколько зыбка почва, на которую Вашингтон пытается опираться.
Что касается самого Ирана, то призрак того, что происходило в конце 1970-х, резко сужает возможности для какого-либо компромисса с Тегераном, сделки с этой страной. Революционный задор первых революционных лет там давно прошел, сейчас Иран проводит расчетливую и вязкую внешнюю политику, стремясь укреплять свои региональные позиции. Да и в Америке хватает экспертов, считающих, что жестко конфронтационная линия в отношении Ирана лишает Вашингтон многих возможностей, в частности, обрекает на враждебность со стороны шиитов, влияние которых в этой части мира возрастает. Однако память о том, что Иран еще не ответил за посольство, заставляет расценивать любую гибкость в его отношении как проявление слабости и предательство национальных интересов.
Решающий момент приближается. По мере роста нервозности из-за иранской бомбы верх могут взять сторонники решительных действий. Тогда и наступит «расчет» за прежние грехи, хотя результат никто предсказать не может. Если же Иран обретет ядерные возможности, то, как бы противно ни было Вашингтону, с Исламской республикой придется вести себя иначе. В свое время Ричард Никсон и Генри Киссинджер совершили революционный разворот, превративший Китая из заклятого врага в ситуативного союзника США. Это заметно повлияло на исход холодной войны. Несколько лет назад Джордж Буш заключил сделку с Индией, легитимировав ее ядерную программу, хотя она обрела ее в обход Договора о нераспространении. Так что многое возможно, было бы желание.
