Загадочные зигзаги, связанные с членством России в ВТО, стали уже
предметом разнообразных спекуляций. Одни усматривают за
непоследовательностью Москвы начавшуюся борьбу президента и
премьера, другие – переговорный ход с целью надавить на
неуступчивых западных партнеров, третьи – отсутствие четкой линии и
следование сиюминутным порывам.
Вне обсуждения остается важное обстоятельство – реакция на
происходящее партнеров России по вероятным интеграционным процессам
на постсоветском пространстве.
Когда Владимир Путин объявил о создании Таможенного союза и
фактическом прекращении переговоров о ВТО, это выглядело как
сделанный выбор. Россия больше не считает приоритетом вхождение в
глобальную экономическую среду, символом которой является ВТО, а
отныне предпочитает региональную интеграцию – расширение рынка и
превращение в самостоятельный центр притяжения.
О правильности и своевременности подобного курса можно спорить,
но, по крайней мере, это определенность. Москва послала сигнал
соседям. Ведь до сих пор Таможенный союз буксовал потому, что
Москва тормозила переговоры вплоть до решения вопроса о членстве в
ВТО. И если Белоруссия явно хочет избежать окончательного решения,
то для Казахстана, который давно выступал сторонником Таможенного
союза, московская договоренность была весьма важна.
Теперь выясняется, что определенности не наступило.
Россия вновь собирается в ВТО одна, значит, планы таможенной
интеграции, видимо, снова отложат. А у соседей появляется
неприятное чувство, что они служат разменной монетой в какой-то
игре Москвы с западными столицами.
Эта проблема выходит за рамки собственно Таможенного союза и
демонстрирует отсутствие у России понимания, чего она хочет от
бывших союзных республик. Затрагивает это не тех, кто сделал ставку
на отгораживание от Москвы, как Грузия или Украина, а потенциальных
участников московских объединительных инициатив. В первую очередь
речь идет о Центральной Азии.
Регион сейчас не покидает сводок новостей. Москва готова
одобрить решение о создании Антикризисного фонда ЕврАзЭС, средства
из которого пойдут нуждающимся государствам Центральной Азии. Обама
и Медведев договорились об транзите в Афганистан. Между тем там без
особого результата закончилась масштабная операция сил США и НАТО
против талибов. Россия согласилась на сохранение присутствия
Соединенных Штатов в Киргизии, хотя до этого выдавливала базу
Манас. Одновременно заявлено намерение открыть там вторую
российскую базу. Узбекистан открыто выступил против, продолжив курс
на очередное отдаление от России, который уже проявился в отказе
Ташкента участвовать в создании сил оперативного развертывания
ОДКБ. Туркмения согласилась на «Набукко», несмотря на то, что ранее
вроде бы отказывалась. Наконец, в Синьцзянь-Уйгурском автономном
районе (СУАР) Китая вспыхнули волнения, которые были жестоко
подавлены.
В круговороте событий проявляется одна тенденция – государства
Центральной Азии мечутся между патронами в попытках выгадать
побольше денег и гарантий безопасности. Кульбиты Бишкека, узбекские
виражи или бесконечные попытки Ашхабада продать всем один и тот же
газ раздражают соперничающих покровителей.
Но если взглянуть на происходящее с позиций центральноазиатских
стран, понять их можно. Все они – слабые образования с
неустоявшейся государственностью, к тому же зажатые между
интересами таких огромных субъектов международных отношений, как
Россия, Китай, США и даже отчасти Евросоюз. При этом ситуация с
безопасностью в регионе ухудшается по всем направлениям.
На кого из соперничающих колоссов центральноазиатские страны
могут рассчитывать?
Европейский союз отпадает. Его интересует исключительно доступ к
источникам энергии, заниматься модернизацией в отдаленных частях
материка он не будет, а в сфере безопасности ЕС ничего собой не
представляет.
Китай тоже не в счет – брать на себя ответственность за
спокойствие и благополучие кого-то, кроме себя самого, не в
традициях Пекина. Интерес КНР сосредоточен на энергетической
составляющей, кроме того, Пекин заботится о расширении рынка своих
товаров, в чем немало преуспел. Причем настолько, что все соседи
опасаются попасть в полную экономическую зависимость от Китая.
Есть и дополнительный фактор. Живущие в Синьцзяне уйгуры –
тюрки-мусульмане, то есть этнические и религиозные соплеменники
большинства центральноазиатских народов. С одной стороны,
репрессивные меры против них едва ли вызовут симпатии в этом
регионе, с другой – исламских экстремистов могут вытеснить из СУАР
в сопредельные страны, в результате чего обстановка там еще
накалится.
Соединенные Штаты способны дать гарантии безопасности
Центральной Азии, но планы Вашингтона неизвестны. Операция в
Афганистане вряд ли продлится дольше, чем еще два-четыре года. К
тому моменту станет понятно, что добиться чего-либо невозможно,
поэтому надо обеспечить пристойные условия ухода.
Активизация боевых действий, а она будет необходима, чтобы
стабилизировать положение на случай вывода сил западной коалиции,
даже теперь крайне беспокоит соседей. Так, таджикские власти уже
бьют тревогу по поводу притока в пограничную зону талибов,
скрывающихся от войсковых операций в пакистанской долине Сват.
Если американские подразделения захотят остаться в соседних
странах после ухода из Афганистана, Вашингтон столкнется с жестким
противодействием и Пекина, и Москвы. В таком случае регион
превратится в арену интенсивного соперничества, что тоже не укрепит
стабильность. Если же американцы покинут эту часть света, то
центральноазиатские столицы останутся лицом к лицу с вероятным
возвращением талибов к власти.
Россия – единственная держава, которая в состоянии в
форс-мажорных обстоятельствах взять на себя бремя обеспечения
безопасности.
Попытки Москвы превратить ОДКБ в дееспособный
военно-политический альянс – не попытка «уесть» НАТО, как полагают
на Западе, а адекватная оценка будущих рисков. Однако большого
успеха на пути строительства блока Россия не добилась. Одна из
важных причин – неверие потенциальных союзников в серьезность
намерений Москвы.
За постсоветские годы Россия неоднократно то брала курс на
активное участие в делах региона, то теряла интерес, оставляя
партнеров в недоумении. Когда во второй половине 1990-х, как раз во
время правления «Талибана», Таджикистан, Узбекистан и Киргизия
становились объектами давления с юга вплоть до вторжения боевиков,
у Москвы не было подходящей инфраструктуры для того, чтобы оказать
полноценное содействие. С тех пор качественного прорыва не
произошло, тоже в силу непоследовательности.
Конечно, даже если Кремль докажет твердость намерений, это не
значит, что все строем зашагают в сторону Москвы. Лавирование –
способ существования всех небольших постсоветских государств, а
стратегическая конкуренция в регионе никуда не денется. Объективно
более надежного и долгосрочного партнера, чем Россия, у стран
Центральной Азии нет. И если Москва не может помочь им это понять,
надо хотя бы избегать непродуманных зигзагов, чтобы не мешать
естественному процессу осознания.
