В минувшую субботу, когда все ожидали, что произойдет в Тегеране
после запрета духовного лидера Али Хаменеи проводить демонстрации,
автор этих строк находился в США. Переключение телеканалов стало
пособием на тему о том, в каких условиях формируется большая
политика в современном мире.
С раннего утра тема Ирана не покидала телеэфир, что нетипично
для новостей в Соединенных Штатах, обычно сконцентрированных на
внутренних событиях. Присущий американскому телевидению динамизм –
короткие энергичные комментарии гостей, блиц-интервью и постоянные
включения журналистов из разных мест (но в основном не из Ирана,
где их работа была затруднена) – подхлестывал ощущение интриги,
стремительно развивающихся и непредсказуемых событий.
Комментаторы, прежде всего живущие в эмиграции иранцы, сменяют
один другого, рассуждая о «решающем дне» и «пробуждении». Бегущая
строка непрерывно сообщает «срочные новости», причем «срочной»
становится все, что преподносится с соответствующей интонацией.
Отрывки из трансляции государственного телевидения Ирана
оттеняют тревожность независимой информации. Главным источником
служат мутные, а потому тем более зловещие любительские кадры и
фотографии, взятые с веб-сайтов, наподобие YouTube, и иранских
социальных сетей и блогов.
Все вместе производит сильный эффект – во-первых, осознание
судьбоносности происходящего, во-вторых, предчувствие политического
шторма, надвигающегося на Иран. В целом на протяжении всего дня
эмоциональная ситуация активно нагнетается.
За освещением подобного рода в поствыборные дни не стояло
никакого заказа. Просто так функционирует глобальная информационная
среда: оперативность, динамичность, разнообразие, острота,
доступность – именно таковы критерии профессионализма. Понятна и
общая система идеологических представлений, в рамках которой
существуют западные СМИ – протесты населения и их подавление
властями рефлекторно вызывают определенную реакцию.
Активное использование любительских материалов, появляющихся в
интернете (иранские события уже окрестили киберреволюцией),
привносит дополнительный элемент. Если журналист несет хоть
какую-то ответственность за то, что он передает, то проверить
точность спонтанного потока просто невозможно. Где, когда, при
каких обстоятельствах сняты те или иные кадры, чаще всего
доподлинно неизвестно. Зато эффект достоверности очень силен.
Особенности транснациональной охоты за новостями оказывают
прямой политический эффект.
С момента иранских выборов администрация Барака Обамы испытывает
нарастающее давление с требованиями занять жесткую позицию, активно
выступить в защиту протестующих и демократии в Иране.
Логика традиционная – если реформисты почувствуют поддержку
Соединенных Штатов, то их позиции резко укрепятся, как это
происходило, например, на Филиппинах в 1986 году или в СССР в
1991-м (оба примера привел в комментарии в «Вашингтон пост» Пол
Вулфовиц, резко осудивший Обаму за бездействие).
Аналогии хромают (Маркос был клиентом США, а Советский Союз уже
разрушался сам по себе), ситуация в Иране иная. Изначально было
понятно, что Вашингтон не хочет втягиваться в этот конфликт,
руководствуясь сугубо рациональными соображениями. Рычагов
воздействия у США нет – Иран достаточно изолирован и самодостаточен
в политическом плане. Попытка Запада занять сторону оппозиции
только дает режиму новые аргументы. К тому же прозападных сил в
Иране нет, за протестами стоят силы и люди, являющиеся частью
религиозно-политического истеблишмента.
В принципе, результат иранских выборов трудно назвать
сенсационным. Фальсификации, возмутившие оппозицию, вероятно, имели
место, был активно использован административный ресурс. Но
соотношение голосов (две трети консерваторов против трети
реформистов) выглядит правдоподобным для той стадии социального
развития, на которой находится Иран.
Активная часть населения, сосредоточенная в крупных городах,
полагает, что косность системы тормозит прогресс, и считает Махмуда
Ахмадинеджада олицетворением неэффективного ретроградства. Сельское
же большинство ориентируется на популистскую и патерналистскую
риторику президента. Эта ситуация не уникальна для развивающихся
стран.
Иран в отличие от арабских соседей не жестко авторитарное
государство, и на выборах происходит реальное столкновение мнений.
Но подлинной демократией Исламская республика тоже не является,
функция регулятора возложена на неизбираемого духовного лидера.
Похоже, что катализатором волнений стал сбой именно в этом
звене. Аятолла Али Хаменеи, который по умолчанию не должен
однозначно занимать чью-то сторону, слишком явно поддержал
Ахмадинеджада, чем разозлил другие мощные группы – бывшего
президента Рафсанджани и спикера парламента Лариджани.
Раскол в правящей элите ставит ее перед сложной дилеммой.
Дальнейшее выяснение отношений чревато подрывом устоев исламской
государственности, в чем никто из оппонентов не заинтересован. А
добиться компромисса, который восстановил бы баланс, уже сложно –
кто-то все равно будет выглядеть проигравшим.
Если бы кланы внутри иранского руководства сумели договориться
на раннем этапе, Вашингтон смог бы, выдержав паузу, вернуться к
приоритетному направлению – попыткам урегулировать ядерный
конфликт.
Однако продолжение смуты и давление сторонников твердой линии в
отношении Ирана вынудило-таки Обаму занять четкую позицию, и далее
она может только ужесточаться. Перспективы диалога становятся
совсем призрачными. Американская администрация не сможет
переступить через резко негативное общественное мнение. А иранские
власти, ослабленные волнениями, станут демонстрировать
неуступчивость. В совокупности это еще запутывает ситуацию во
взрывоопасном регионе, где любой кризис легко способен выплеснуться
за региональные границы. Так, рост напряженности внутри Ирана
крайне тревожит весь арабский мир, откуда пока не звучит вообще
никаких официальных комментариев происходящего.
Нет оснований ожидать смены формы правления в Иране, но
выборы-2009, безусловно, стали важной вехой. Спустя 30 лет после
исламской революции в обществе накопилась энергия, достаточная для
серьезного удара по статус-кво.
В каком направлении и когда будут происходить изменения,
предсказать невозможно. Ясно только, что простые и понятные
интерпретации, предлагаемые американскими сторонниками «продвижения
демократии», в иранском случае еще дальше от реальности, чем в
других странах.
