Подводить итоги 2008 года для внешней политики России – занятие
довольно бесперспективное. Материал для анализа богатейший, но
выводы делать рискованно, точнее, просто рано. Бурные процессы,
которые разворачивались на протяжении 12 месяцев, будут иметь
продолжение. Можно выделить некоторые события, обозначившие
изменения политического ландшафта.
Одностороннее провозглашение независимости Косова и ее признание
большинством западных государств послужило катализатором роста
напряжения на постсоветском пространстве, что стало решающей
причиной августовского конфликта между Грузией и Россией.
И Москва, и Тбилиси сделали одинаковый вывод из балканских
событий – после косовского прецедента разрешение замороженных
конфликтов правовым путем невозможно. Россия после этого взяла курс
на мягкое и постепенное поглощение Абхазии и Южной Осетии без
формального изменения их статуса. Грузия же решила, что
территориальную целостность можно восстановить только силой.
Кавказский кризис в августе, конечно, стал наиболее важным
событием для России. Однако оценивать его влияние на внешнюю
политику Москвы пока трудно. Тенденция, наметившаяся
непосредственно после окончания боевых действий, была
скорректирована, а возможно, и вовсе изменена глобальным
экономическим спадом, который начался осенью.
Непонятно, что за система взаимоотношений складывается на
постсоветском пространстве. Все соседи России вне зависимости от их
отношения к Тбилиси, безусловно, были напуганы решительными
действиями Москвы.
Вопрос о том, как обеспечивать собственную безопасность, остро
встал перед властями всех государств. И окончательного ответа нет
пока ни у кого – ни у самих стран СНГ, ни у тех, кто потенциально
может выступать гарантами, будь то НАТО, США или Россия.
Конец года, правда, знаменуется обострением другой проблемы –
впору говорить не о зоне влияния и «привилегированных интересов», а
о зоне ответственности. По опыту 1998 года известно, что
экономический спад в России тяжело сказывается на всех соседних
странах. На этот раз ситуация еще серьезнее, поскольку кризис имеет
общемировой характер и, например, поток переводов средств от
трудовых мигрантов и представителей диаспоры в Молдавию или Армению
оскудевает не только из России, но и из Европы и США.
Насущный вопрос – кто готов помочь уязвимым странам выбраться из
экономической ямы?
Теоретически это открывает перед Москвой хорошие возможности по
укреплению своих позиций. На практике все будет зависеть от
способности самой России эффективно противостоять кризису в
собственной экономике.
Итоги апрельского саммита НАТО в Бухаресте продемонстрировали
расхождение представлений Европы и США о стратегии развития
альянса, а также заметное ослабление влияния Соединенных Штатов.
Свидетельством последнего стал не только отказ предоставить планы
действий по членству (ПДЧ) Украине и Грузии, на чем настаивал
Вашингтон, но и, к примеру, непримиримое упорство Греции, которую
так и не удалось заставить снять возражения против согласованного
со всеми остальными вступления в альянс Македонии.
2008 год вообще поставил перед НАТО много серьезных
вопросов.
С одной стороны, кавказский кризис вроде бы вернул в повестку
дня проблему коллективной безопасности в традиционном натовском
понимании – то есть безопасности от Москвы.
Призрак российского экспансионизма очень ободрил приверженцев
атлантизма в духе холодной войны. Однако многие даже из тех, кто
склонен видеть в России реальную угрозу, не готовы брать на себя
обязательства по защите от нее партнеров по альянсу.
С другой стороны, реальные военные задачи НАТО решает далеко от
евроатлантического пространства – в Афганистане, причем ситуация
там ухудшается. И, похоже, что для восстановления единства
Североатлантического блока готовность Европы брать на себя большее
бремя на Ближнем и Среднем Востоке (или отсутствие таковой) станет
ключевым фактором. Тем более что отказать Бараку Обаме, которого в
Европе разве что не боготворят, европейцам будет намного сложнее,
чем непопулярному Бушу. Между тем, судя по мумбайской трагедии
конца 2008 года, афганско-пакистанский узел завязывается все туже,
обещая непредсказуемые последствия.
Финансовый кризис поставил жирую точку президентства Джорджа
Буша, итоги которого провальны по всем направлениям. Выборы в США
показали стремление американского общества к переменам, хотя пока
непонятно, сколь фундаментальными они будут.
Ожидания, которые не только американское общество, но и весь мир
возлагает на Барака Обаму, точно невыполнимы. Конечно, полгода-год
наибольшего благоприятствования президенту гарантированы, но затем
он может легко оказаться заложником собственного имиджа
чудотворца.
Приведение желаний и ожиданий в соответствие с возможностями
станет главной задачей России. В уходящем году страна пережила
резкий перепад эмоций. К началу осени уверенность в себе и
готовность защищать собственные интересы любыми способами достигла
пика. Вакуум, в котором Москва оказалась после грузинских событий,
только укрепил Россию в этом убеждении. На фоне рекордных цен на
нефть, разброда в рядах оппонентов и ощущения справедливости
предпринятых действий казалось, что у Москвы хватает совокупного
потенциала на решение всех задач – как внутренних, так и
внешних.
Последовавший экономический кризис изменил всю реальную картину,
хотя восприятие меняется не столь быстро.
Будущая расстановка сил в мире зависит от того, кто меньше
пострадает от нынешнего спада. Предсказать это сейчас невозможно.
России придется приложить серьезные усилия, чтобы сохранить свои
позиции в рядах тех, кто будет задавать тон будущего мирового
порядка.
Пока инерция предшествующего ощущения мешает четко выстроить
иерархию приоритетов, отказываясь от второстепенного и направляя
максимум ресурсов на необходимое. Но по мере осознания ситуации это
неизбежно, а при самом неблагоприятном развитии событий
самоуверенность лета способна перерасти в панику зимой-весной.
Финансовый кризис может иметь, по крайней мере, одно позитивное
следствие – резко активизировалась дискуссия о необходимости
реформирования системы глобального управления. Ее недееспособность
стала совершенно очевидной, причем не только в экономической
сфере.
Все вспоминают уроки Великой депрессии 1930-х годов. Роковым
стал тогда не сам биржевой крах, а паническая реакция на него всех
правительств, которые бросились строить протекционистские барьеры и
тем самым окончательно развалили всю международную систему.
На словах все сегодня клянутся, что не собираются повторять
ошибки 80-летней давности. На деле протекционистские инстинкты
начали пробуждаться уже довольно давно как реакция на последствия
глобализации.
Сегодня угроза скатывания к протекционизму весьма велика.
Противоречие между осознанием того, что в современном мире нужны
коллективные согласованные решения, и неготовностью к ним
участников международных отношений станет основным содержанием
мировой политики-2009.
