В Косово грядут выборы, приближается и срок,
отведенный для переговоров по статусу края. Результат предрешен:
компромисса не будет.
В конце октября Владимир Путин предупредил европейцев о
сокрушительной универсальности косовского прецедента: «Вам что,
мало проблем в Испании? Мало проблем в Бельгии, с которыми сейчас
столкнулась эта страна?» Эти слова едва ли прозвучали убедительно
для политиков Старого Света. Странно всерьез сравнивать стремление
жителей нищего Косова избавиться от связей с Белградом и
самодовольный сепаратизм богатой Фландрии, которой надоело
«кормить» якобы «отсталую» Валлонию.
Однако в высказывании Путина содержался другой, более глубокий
смысл, который он сам, возможно, и не осознавал. По каким принципам
строится современное европейское государство? Лежит ли в его основе
этническая общность, или оно в равной степени представляет всех
граждан, вне зависимости от национальной принадлежности? Казалось
бы, ответ давно дан: монокультурных и мононациональных
стран в Европе не осталось.
На только что прошедших выборах в парламент Дании попала
созданная весной этого года центристская партия «Новый альянс»,
которую возглавляет датский политик Назер Кадер – палестинец по
национальности, сириец по месту рождения. И это Дания,
правительство которой, по европейским меркам, жестко настроено в
отношении иммигрантов. Что уж говорить о традиционно толерантной
Швеции или о разноцветной Франции?
По сути, именно Франция является родиной концепции «гражданской
нации», то есть государствообразующей общности, базирующейся не на
этническом происхождении, а на совокупности прав и обязанностей
гражданина. Это представление зародилось задолго до притока
инородного населения и уходит корнями в философию Просвещения.
Такая идея не уберегает страну от ксенофобии и шовинизма, что
убедительно доказала французская история. Однако является, пожалуй,
единственно возможной формой существования государства в
современном мире проницаемых границ и бесконечных людских
потоков.
При чем здесь статус Косова, которое стало участником
драматической, но вполне тривиальной истории с распадом
искусственно собранных образований?
Великие державы чуть ли не впервые в новейший период официально
расписываются в неспособности обеспечить построение «гражданского»
государства и готовы узаконить этнический принцип. С момента
окончания холодной войны национализм торжествовал многократно.
Однако до сих пор мультинациональные страны, как
правило, распадались сами, и мировому сообществу оставалось лишь
пытаться постфактум минимизировать издержки.
На сей раз сильным мира сего приходится брать на себя
ответственность за решение о создании государства. Они не верят в
возможность многонациональной Сербии, что объяснимо. Но они не
верят и в возможность многонационального Косова. Не случайно
принцип «сначала – гуманитарные стандарты, потом – статус», который
лежал в основе резолюции ООН 1999 года о косовском урегулировании,
изменился де-факто на противоположный. Причем случилось это тогда,
когда прокатившиеся по краю сербские погромы доказали, что
гуманитарными стандартами и не пахнет.
В прошлом десятилетии мировым грандам уже пришлось
конструировать государство на месте этнического побоища – в
соответствии с Дейтонскими соглашениями появилась Босния и
Герцеговина. Симпатии друг к другу живущих там народов в
комментариях не нуждаются. Тем не менее, Европа и Америка настояли
на многонациональном характере страны. И ее обитателям было жестко
заявлено: жить придется вместе. Боснийское государственное
строительство добилось с тех пор скромных успехов, но во всяком
случае «гражданский» принцип действует. Переживет ли Босния
косовский прецедент, демонстрирующий: отныне возможно то, что 12
лет назад запретили боснийским сербам и хорватам? И что станет с
Македонией, которую шесть лет назад с трудом удержали от жестокой
межнациональной распри?
Как бы то ни было, на Балканах и на постсоветском пространстве
речь идет о новых хрупких и еще не вполне устоявшихся государствах.
Разве такие проблемы актуальны для Западной Европы?
Когда этнические междоусобицы бушевали в распадающемся СССР,
была распространена точка зрения, что национальные
конфликты и сепаратизм – продукт прежде всего
социально-экономический.
Вот был бы у осетин с ингушами или у армян с азербайджанцами
уровень жизни, как в Европе, не было бы оснований для розни. Все от
бедности да неустроенности.
Югославия породила легкое сомнение – в бывшем мире социализма
это была наиболее благополучная страна, между тем степень
ожесточения там дошла до крайности. Развод Чехии и Словакии удивил
еще больше – зачем, там же спокойно и довольно сыто. Совсем смутил
Квебек, чуть было не отделившийся от процветающей Канады: чего
неймется? Сегодняшняя Бельгия и ее вполне безумные политики,
раскачивающие собственное государство, доказывают: национальные
чувства не зависят от экономической ситуации, да и вообще от
рациональных аргументов.
Они могут проявляться и от бедности (нас дискриминируют и
зажимают), и от богатства (нас используют).
Конечно, признание независимости Косова не взорвет Европу
(относительно Балкан такой уверенности нет). Однако легитимация
этнического принципа может иметь долгосрочные последствия. Сначала
вокруг Старого Света, а затем, возможно, и внутри его. Ведь в
условиях глобализации возрастает спрос на сохранение национальной
идентичности, нужен же какой-то якорь в бурных общемировых волнах.
А национальная идентичность даже в просвещенное время все равно
проще всего сводится к этническим инстинктам.
Для России проблема поиска идентичности более чем актуальна.
Официально говорится о многонациональном народе, что вроде бы
исключает национализм как основу государственного строительства. На
деле подход иной: народ многонациональный, но государство все-таки
русское.
Иначе неясно, как можно провозглашать праздником
национального единства историческую дату, связанную с сугубо
русской историей.
У прочих народов, населяющих Российскую Федерацию, нет особых
оснований считать преодоление смуты 1612 года судьбоносным моментом
общенациональной консолидации. То есть само по себе событие
достойно внимания, но только не в качестве символа единства
многонациональной, мультиконфессиональной и поликультурной страны.
И совершенно логично, что этот выходной день запоминается не
радостным настроением, а выступлениями дегенератов-шовинистов.
Они-то как раз точно уловили настоящий смысл этого праздника.
Косовский прецедент чреват не очередной перекройкой границ – к
этому за последние два десятилетия мы уже начали привыкать. Он
ставит под сомнение достижение цивилизации, которым гордится
современная Европа: отказ от этнических подходов в пользу
рациональных. Голос разума может в очередной раз оказаться заглушен
зовом крови.
