Попытки перейти к политическому урегулированию в Сирии продолжаются, несмотря на всеобщий скептицизм и ожидания, что все вот-вот взорвется вновь. Визит в Москву Джона Керри, вероятно, призван согласовать позиции на следующий этап. Мне уже доводилось писать на этих страницах, что сам факт продуктивного российско-американского взаимодействия на сирийском направлении приятно удивляет. Особенно с учетом общего неблагоприятного фона между Москвой и Вашингтоном.
Стоит заметить (чтобы не обольщаться), что сирийское сближение не носит, говоря юридическим языком, прецедентного характера. Предположения относительно новой «разрядки» или «перезагрузки» между Россией и США не имеют оснований. Современный мир вообще ситуативен. Совпали по одному конкретному вопросу — можем его решить ко взаимному удовлетворению. Ну и все — ничего не следует для отношений в целом. При имеющемся уровне взаимного недоверия и, скажем честно, неприязни, способность даже к скромному сотрудничеству — не так плохо.
Отношения между Москвой и Вашингтоном никогда уже не займут в международной повестке дня того места, которое им отводилось в годы «холодной войны». Тогда они, собственно, и составляли основной стержень мировой политики. Теперь она многообразнее и густонаселеннее — множество игроков, действующих независимо от грандов либо резко повысивших свой вес. Тем не менее сирийский случай еще раз напоминает, что от России и США много зависит и сегодня. Есть ли шанс, что их взаимное восприятие улучшится?
В обозримой перспективе надежды мало. Обе стороны смотрят друг на друга сквозь призму «холодной войны», а точнее — ее последствий. Так получилось, что спустя 25 лет трактовка ее финала и даже того, кто, собственно, выиграл, а кто проиграл, кардинально различается. Соединенные Штаты считают Россию «нарушителем конвенции» — того мирового порядка, который сложился после 1991 года. Соответственно любые шаги Москвы, которые демонстрируют непризнание иерархии, сложившейся тогда, Вашингтон интерпретирует как нечто противоправное. Россия же, по сути, отрицает, что в тот момент установился порядок, а действия США с начала 1990-х годов трактует как последовательное разрушение нормативной базы, что действовала раньше, во времена гораздо более стабильного мироустройства. Получается, что работает механизм, как у хороших часов — они подзаводятся на руке от движения.
Чтобы российско-американские отношения перешли в другую фазу, нужна смена угла зрения. Преодоление инерции, возникшей после «холодной войны». У Соединенных Штатов это — довольно высокомерное представление о том, что Россия попросту не имеет права «кобениться» и должна смириться со своим региональным статусом. Причем и его рамки определяются не столько российским желанием, сколько тем, что ей позволят более важные игроки. У России — фиксация на Америке как на причине всех и всяческих бед, несколько болезненная и на грани веры в американское всевластие. Подспудный комплекс, уходящий корнями опять-таки в завершение «холодной войны».
И то и другое, в принципе, объяснимо, однако на длительную перспективу контрпродуктивно. Как представляется, есть первые признаки того, что восприятие начнет меняться.
Что касается Вашингтона, то ему приходится признать: Москва нарастила военно-политические возможности и способна действовать по некоторым направлениям в том же стиле, как сама Америка вела себя два десятилетия. Нравится это или нет, но учитывать приходится, а значит, отношение становится более серьезным и деловым.
Россия, со своей стороны, по той же причине может уже не испытывать комплекса неполноценности и не доказывать себе самой собственную состоятельность. По мере закрепления этих позиций будет расширяться пространство для прагматического взаимодействия.
О чем оно может быть? Есть дежурный набор «общих интересов», который часто приводят официальные лица с обеих сторон, когда хотят добавить «позитива» в унылую дискуссию. На первой строчке — борьба с терроризмом. Однако практический опыт что в 2000-е, что в 2010-е годы не изобилует успехами на этом поприще. Крупные страны, которые сталкиваются с этим злом, как правило, полагаются на самих себя.
Сотрудничество, особенно если это не союзники, носит ограниченный и спорадический характер.
В российско-американском случае более обещающей может стать гораздо более общая тема — глобальное управление. Не в том смысле, что Москва и Вашингтон «распишут» планету на двоих — этого не будет уже никогда. Но так выходит, что по совокупности факторов — военно-дипломатический потенциал плюс политическая воля и великодержавная традиция — Россия и США обладают наилучшими возможностями по урегулированию конфликтов и стимулированию тех или иных важных процессов. Пока объединение усилий — исключение, но в будущем это может стать более нормальным.
Тем более что России, например, легче работать с Соединенными Штатами как суверенным государством, чем с Евросоюзом, где процесс принятия любых решений распылен и осложнен многоступенчатой структурой. Это, кстати, еще одна особенность современного мира — функциональность институтов зачастую важнее, чем даже пересекающиеся интересы. Так что по мере преодоления наследия конца ХХ — начала XXI века здоровый прагматизм может проторить себе путь.
