Шквал критики, который обрушился на Меркель со стороны не только противников, но и союзников, заставляет корректировать курс. «Если бы я могла, я хотела бы отмотать время назад», — сказала глава германского правительства. Комментаторы расценили это заявление как готовность пойти на уступки, чтобы восстановить единство партии и коалиции — как консервативной (с баварским Христианско-социальным союзом, лидер которого Хорст Зеехофер превратился в едва ли не самого громогласного оппонента Меркель), так и «большой», с социал-демократами. Однако помимо политической прагматики (через год в Германии общефедеральные выборы, и Ангела Меркель собирается в них снова участвовать) есть и более общий аспект. Он связан с изменением политической атмосферы в главной стране Европейского союза, что будет иметь глубокие последствия для всего Старого Света.
Европейская интеграция, как она была задумана в середине прошлого века, сочетала в себе два неразделимых компонента. В высшей степени идеалистическое стремление отцов-основателей прекратить страшные междоусобицы, дважды только за ХХ век доведшие Европу до мировых войн. И предельно функциональную схему, такой институциональный и правовой механизм, который позволил бы сочетать меркантильные интересы крупных игроков и по возможности не ущемлял более мелких. Большой успех проекта во второй половине прошлого столетия (а то, чего удалось добиться в Западной Европе, было сродни настоящему чуду) проистекал именно из этой комбинации. Ну и, конечно, наличия внешней консолидирующей угрозы в виде СССР вкупе с бдительным патронатом США.
После конца «холодной войны» политический ландшафт преобразился. Советская угроза исчезла, Америка взялась за мировое лидерство, европейская интеграция вышла на новый уровень, замахнувшись и на углубление, и на расширение. О надеждах и разочарованиях, амбициях и ошибках этого периода сказано много, как и о не слишком обнадеживающем итоге. Важно, однако, что и в эти четверть века проект опирался на две «ноги». С одной стороны, извлечение максимальной выгоды для единой Европы, с другой — морально-этическое позиционирование ее как прототипа новой модели межгосударственных отношений в целом.
Не стоит сводить все к примитивному лицемерию. Европейской политической культуре вообще свойственна назидательность. А в эпоху интеграции она оказалась помножена на действительно впечатляющий прогресс и в политике, и в экономике, а также ощущение того, что Старый Свет сумел избавиться от самых пагубных политико-идеологических проявлений, достигших апогея в первой половине ХХ столетия. Так что гордость за свершения служила обоснованием как для продвижения всего проекта, так и для покровительственно-напористого отношения к внешним партнерам.
Однако, достигнув пика к началу века, интеграция столкнулась с нарастающими трудностями. Вдруг оказалось, что и политическая модель не справляется с гораздо более сложным и неоднородным объединением, и экономическая не обеспечивает достаточного роста, и заявляемые благородные принципы на этом фоне повисают в воздухе.
Обстоятельства вытолкнули Германию на лидирующую роль, которая Берлину не могла не льстить, но и пугала. С конца «холодной войны» Германия видела в ЕС способ обеспечивать собственный экономический и политический подъем без того, чтобы вызывать страх у соседей по континенту. Поэтому германское руководство воспринимало признаки упадка Евросоюза как огромный риск для будущего собственной страны. И в первую очередь — эрозию идеологической составляющей, того, что с какого-то момента стало принято называть европейскими ценностями.
Кризис с беженцами летом и осенью 2015 года Ангела Меркель, политик вообще моралистического склада, судя по всему, посчитала шансом на восстановление баланса европейского проекта. Во-первых, моральное лидерство ЕС — пока другие разрушают Ближний Восток, Европа и Германия заботятся о жертвах чужого политиканства. Во-вторых, экономический стимул — приток более молодого и активного населения в стареющие общества, возможность подстегнуть необходимые реформы. Наконец, инструмент политического воздействия на членов объединения за счет призыва к солидарности и совместным действиям.
Меркель ошиблась, эффект оказался противоположным. Вместо способа сбалансировать ЕС проблема беженцев превратилась в источник еще большей внутренней фрагментации. Фатально пострадали и позиции самой госпожи канцлер. За предшествующие годы образ несколько «упертого», но очень «правильного» лидера в сочетании с ощущением солидной немецкой эффективности превратил Меркель в «незаменимую» для Германии и всей Европы. Теперь Евросоюз как будто осиротел — других руководителей сопоставимого калибра нигде нет. И промах Ангелы Меркель, теперь уже ею признанный, оставляет чувство конца эпохи — воссоздать ЕС таким, каким он был, больше не получится. А каким он будет дальше — не знает никто.
