Второй тур выборов во Франции завершился без сенсаций — Эмманюэль Макрон легко взял верх над Марин Ле Пен, вызвав взрыв эйфории противников «популизма» по обе стороны Атлантики. Можно говорить о том, что лидер «Национального фронта» набрал беспрецедентно много голосов, что больше французов, чем обычно, не пришли на участки, а также зафиксировано рекордное число испорченных бюллетеней. И все же Макрон одержал убедительную победу, получив солидный мандат и возможность проводить в жизнь свою политику. Возможность, но не гарантию.
В июне предстоят парламентские выборы, результат которых предсказуем еще меньше, чем президентских. У избранного главы государства своей партии нет, так что формировать большинство в Национальном собрании ему придется из тех сил, которые там окажутся.
Две главные партии, кандидаты которых с треском провалились на выборах — республиканцы и социалисты, — попытаются мобилизоваться и взять реванш. «Национальный фронт» намерен развить успех своего лидера и наконец-то получить серьезную фракцию в Ассамблее. Своего часа ждут крайне левые — Жан-Люк Меланшон добился впечатляющего результата в первом туре.
В сухом остатке — перспектива фрагментированного парламента, в котором очень трудно создать какое-либо большинство, в частности большинство президентское. Если сделать этого не удастся, возможность проводить любую последовательную линию будет весьма стеснена.
Особенно это касается экономических реформ, о которых говорит Макрон и которые явно необходимы. Впрочем, предшественники новоизбранного президента — и Ширак, и Саркози, и Олланд — пытались запустить процесс реформирования громоздкой социально-экономической модели — без особого успеха. Французское общество и его политические представители умеют защищать статус-кво.
Чтобы проводить реформы, нужна настойчивость и харизма. Насколько Макрон обладает волей и силой убеждения, пока судить невозможно.
Его победа на выборах — результат стечения двух основных обстоятельств.
Во-первых, эффект мобилизации против «худшего из зол» — Марин Ле Пен по-прежнему воспринимается значительной частью населения как кошмар, которого нельзя допустить. В меньшей степени, чем ее отец, но все равно. Так что часть голосов Макрона — не за него, а против его соперницы.
Во-вторых,
Макрон — идеально сконструированный политический механизм, запрограммированный правильно отвечать на любые вопросы и приспособленный к тому, чтобы очаровывать максимально широкой спектр избирателей.
Схема сработала, но она придумана для избрания, а не для грязной работы по руководству пребывающей в серьезном кризисе страной.
Так что Макрон — все еще чистый лист, текст на котором может быть почти любым.
Главная причина радости, которую не скрывают многие во Франции, в Европе и Америке, — неуспех Марин Ле Пен фактически сводит на нет перспективы того, что где-то еще в ведущих странах мира повторится феномен «брекзита» и Трампа. Волна популизма схлынула.
С одной стороны, это так. Исход голосований в англосаксонском мире заставили представителей истеблишмента в других странах очнуться от высокомерного бездействия и понять, что за власть и возможность проводить свою политику надо бороться. В Австрии, Нидерландах, Франции кандидаты мейнстрима не повторяли ошибок британских евроэнтузиастов и Хиллари Клинтон, которые высказывались о своих оппонентах как об убогих. К тому же хаотическое политическое развитие, которое последовало за успехами несистемных сил в Великобритании и США, дало основание их противникам активно использовать этот опыт в своих интересах. Смотрите, мол, к чему приводит голосование за популистов.
С другой стороны, сами по себе неуспехи протестных сил не означают исчезновения проблемы. Провал системных партий во Франции не подлежит сомнению.
Макрон, и это признают даже многие из его сторонников, — деятель популистского толка, просто он не анти-, а провластный популист. Таков ответ истеблишмента на возникшую угрозу, и это совершенно рационально.
Мнение масс становится все более определяющим, и работать надо с ними, но так, чтобы это было доходчиво и понятно. Здесь и возникает своего рода ловушка.
«Ответственные» силы, дабы приблизиться к народу, должны брать на вооружение те лозунги, которые приобретают популярность среди населения. Соответственно политика мейнстрима будет смещаться в сторону идей, которые он сам считает недопустимыми.
Конечно, есть соблазн сказать, памятуя сказку Евгения Шварца, что победивший дракона сам становится драконом. Это хлесткая метафора, но суть процесса не в этом.
В ведущих странах происходит неизбежная коррекция, когда изменение социальных условий и поведения граждан ведет к переменам в идейно-политической парадигме. Так происходило не раз в прошлом, наиболее очевидный пример — левый бунт на Западе в конце 1960-х и «абсорбция» протестного элемента после этого.
Макрон, вероятнее всего, персонаж промежуточного времени, как и Дональд Трамп (и Марин Ле Пен).
Сами по себе они вряд ли добьются успеха, но станут катализаторами переформатирования всего политического ландшафта, в результате которого через несколько лет мы увидим другие политические силы и другую обстановку на Западе.
