В минувшие выходные в Европе происходили важные политические события. Воскресным утром руководство Социал-демократической партии Германии объявило результаты партийного референдума, входить ли в правительственную коалицию с ХДС/ХСС под руководством Ангелы Меркель. За участие высказались две трети членов СДПГ. 14 марта Меркель официально вступит на пост канцлера в четвертый раз. Политический кризис в Германии (полгода с и.о. правительства) завершен, все могут вздохнуть спокойно. Или нет?
Ликования нет. Социал-демократы на историческом минимуме (по свежему опросу — 16%). И на новых выборах, неизбежных в случае провала попыток создать коалицию, они рисковали скатиться в «низшую лигу» — из системообразующих в малые партии. Поэтому альянс с правоцентристами — мера почти вынужденная.
Вхождение в правительство откладывает избирательный вопрос на пару лет (если не будет форс-мажоров) и дает шанс улучшить показатели. Но для этого надо продемонстрировать, что социал-демократы — состоятельная и самостоятельная политическая сила, влияющая на политику кабинета. За предыдущий мандат сделать этого не удалось. К следующему циклу необходимо подойти с более ярко выраженным политическим лицом. Ведь на те выборы ХДС поведет уже не Меркель, и фактора ее личного авторитета, который до сих пор давил на всех остальных, не будет.
В воскресенье же всеобщее голосование состоялось в Италии, и его результаты погрузили европейский истеблишмент в депрессию. Половина избирателей третьей экономики ЕС поддержала протестные партии, настроенные более или менее негативно к дальнейшей интеграции. Бесспорного успеха добились истинные популисты из «Движения «5 звезд» (почти треть голосов), за них весь итальянский юг. Второй триумфатор — правонационалистическая антииммигрантская «Лига» — ранее сепаратистская партия развитой Северной Италии. «Лига» заметно обогнала партнера по правой коалиции «Вперед, Италия» Сильвио Берлускони, и в случае формирования правого правительства ее лидер Маттео Сальвини рассчитывает на пост премьера.
Итальянское голосование подтвердило тенденцию, которая фиксируется на всех европейских выборах уже года два, — проседание, а то и провал системообразующих партий, особенно умеренно левых, и рассыпание привычного политического ландшафта. Успехи протестных сил становятся правилом, и изолировать их не получается. Вслед за Австрией Италия имеет шанс стать второй западноевропейской страной, где правонационалистические политики, декларирующие суверенность и самобытность в качестве добродетелей, получат рычаги управления. Но если в Вене Партия свободы — младший партнер, то «Лига» может стать старшим.
Шокирующая мейнстрим ситуация вызвала к жизни свежую для итальянской политики идею — собрать и там «большую коалицию» из партии Берлускони, уязвленного тем, что он на вторых ролях в правом лагере, и левоцентристов (их лидер пока Маттео Ренци), которые потерпели неприятное поражение. Но эта конструкция будет лишена моральной легитимности, как не отражающая реальные настроения избирателей.
Ирония в том, что Берлускони, который в годы премьерства (особенно под конец) воспринимался в ЕС как утомительный клоун, сейчас рассматривается едва ли не как единственная надежда Европы на предсказуемую Италию. Даже если Рим пойдет по стопам Берлина, решение будет временным. Избиратели раздражены монотонностью. И либо ведущие политические партии отойдут от центристской уравниловки, начав заявлять внятный идеологический профиль, то есть демонстрировать отличия, либо их вытеснят другие, возможно, дозревшие до более системных действий протестные силы. Пример первого рода — Австрийская народная партия, которую заметно сдвинул вправо нынешний канцлер Себастьян Курц, или британские лейбористы, изумительно «полевевшие» под руководством Джереми Корбина. И та, и другая трансформация пока приносит плоды. Французские социалисты и республиканцы, немецкие и итальянские социал-демократы свидетельствуют о том, как быстро может скатиться на обочину мощная партия, которая не уловила запроса на новую идеологизацию.
Примечательно, что больше страдают левоцентристы. После неудачи советского эксперимента они особенно ревностно старались доказать свою умеренность, что привело к стиранию индивидуальности. А когда среди избирателей возникла тяга к классическим левым идеалам — социальной справедливости, равноправию, оказалось, что работать с новым «пролетариатом» все разучились, и последний становится легкой добычей пресловутых «популистов». Обратный пример — Эмманюэль Макрон, олицетворение эластичного «ускользания» от всякой идейной ясности и партийных ориентиров. Впрочем, выводы об успешности его подхода делать еще рано.
Европа продолжит быстро меняться, но перемены будут и далее стихийной эрозией, а не сознательной трансформацией прежней модели. Относительно слабому правительству в Берлине придется заниматься кризис-менеджментом разной степени остроты, а не выработкой и реализацией стратегической линии на перестройку ЕС. А это значит, что для внешних партнеров, в том числе России, Европа в ближайшие годы будет малонадежным партнером — нервозным и погруженным в свои проблемы.
