Написать об этом хотелось еще в прошлом году. Когда наша оппозиция с завидным постоянством, причем заранее, анонсировала непризнание результатов выборов – вначале в Государственную думу, потом президентских. Но не дошли руки. А вскоре и эффект Болотной площади мало-помалу стерся.
Тем не менее вопрос остается. В декабре 2012 г. в документе «Кардинальная политическая реформа – главное требование демократической оппозиции» снова постулировалась нелегитимность нынешней российской власти. Что по существу подразумевает допустимость ее свержения и демонтажа нынешнего режима любыми доступными средствами. Если власть нелегитимная – чего церемониться.
Так что объясниться все-таки надо.
Прежде всего, о чем идет речь? Мы живем не в абстрактном гражданском обществе, а в определенных экономических, правовых, культурных, понятийных и т.д. условиях, каркас которых составляет государство. Если государство разрушается – на какое-то время наступает хаос. Любой хаос хуже любого государства. За исключением, естественно, нечастых случаев, когда государство осуществляет геноцид в отношении собственного народа. В прямом смысле этого слова – истребление. Всего народа.
Для моего поколения, которое помнит тысячи еще не старых ветеранов в ЦПКиО в День Победы и для которого лучшим фильмом всех времен и народов был «Белорусский вокзал», Великая Отечественная война имеет личное преломление. Для меня, например, геноцид – это план «Ост», который предусматривал заселение Европейской части Союза немецкими колонистами и очищение этих территорий от 30 млн человек. Называть геноцидом каждое массовое зверство на этнической почве, наверное, не очень правильно. Но это – так, кстати…
Мы живем в эпоху стремительных перемен. В своей генеральной направленности – скорее позитивных. Несмотря на финансово-экономический кризис последних лет, из которого мир до сих пор не может выкарабкаться, налицо тенденция роста всеобщего благосостояния. Уже 67 лет в мире не было большой войны. Хотя этот тезис, думаю, небесспорен для жителей Чечни, Карабаха или Ферганской долины, не говоря уже о Вьетнаме, Кампучии, Афганистане, Ираке или зоне Великих Африканских озер… Стуча по дереву, рассчитываю дожить мои дни, не испытав ужасов войны, через которые прошли родители. Более того, надеюсь, что и моя дочь тоже проживет свою жизнь в мире, комфорте и благополучии.
Тем не менее сказанное не означает, что наступила тишь и благодать. Это во многом не так. В мировом порядке хватает реальных и потенциальных надломов – геополитика; межгосударственные противоречия; экономическая конкуренция; всякого рода ресурсные дефициты; революции в коммуникациях, технологиях, продовольствии; терроризм; религиозный радикализм; ползучее ядерное распространение; технологические аварии и природные катаклизмы и т.п. В своей совокупности эти надломы генерируют целую систему угроз, чреватых обвалом нынешнего относительного благополучия и спокойствия.
Допускаю: кто-то, наверное, считает, что в сегодняшнем комфортабельном мире, особенно в части его «золотого миллиарда», можно позволить себе обойтись без сильного государства. Раньше, в эпоху войн и революций, это было опасно. Сейчас риски приемлемы.
Считаю такую посылку глубоко ошибочной. Сегодня сильное хорошо работающее государство нужно и всем нам, и каждому из нас в отдельности значительно больше, чем в прежние времена. Потому что осталось очень мало герметических лакун, где можно было бы спрятаться от несимпатичного общества и зажить самому по себе, своими силами, в ладу с природой, как Лыковы.
Так что давайте будем поосторожнее с этой «невыносимой легкостью бытия» в отношении к государству. Иначе можно попросту лишиться того неказистого и не особенно эффективного, но своего государства, которым мы сегодня располагаем. А третий за 100 лет насильственный демонтаж всей государственной инфраструктуры российский народ, скорее всего, не переживет. Во всяком случае в современном смысле – как народ, претендующий на цивилизационную роль, организующий огромный массив земной суши и являющийся одним из главных опорных блоков мирового порядка.
Конечно, школа мысли, допускающая признание нелегитимности собственного государства, не является российским изобретением. Такие конструкты появились не в России и не сегодня. Неоднократно мы сталкивались в истории с ситуациями, когда радикально настроенное меньшинство, недовольное существующими порядками, объявляло государству войну и начинало бороться за его уничтожение. Россия в этой аномалии не одинока.
Но в нашем положении есть два существенных отличия. Во-первых, именно у нас, провозгласив лозунг поражения своего правительства в мировой войне, большевики подняли эту доктрину на невиданную доселе высоту – с точки зрения системности и разработанности аргументации. Страницы про Циммервальд – одни из самых пронзительных у Солженицына.
Во-вторых, сегодня мы потенциально, в стратегической перспективе более уязвимы, чем другие ведущие державы. В силу ряда причин. В числе которых: сокращение населения и кардинальные изменения в его составе, пробуксовка модернизации, отсутствие реального прогресса в развитии восточных регионов страны, сохраняющаяся гиперзависимость экономики от экспорта энергоресурсов, не преодоленное до конца состояние шока, оставшееся с 1990-х годов.
Не нам сейчас затевать очередной эксперимент с капитальной перестройкой. Мне могут возразить – чего паниковать из-за нескольких маргиналов. Дело не в панике. Не будем забывать, что большевистская партия в феврале 1917 г. насчитывала 24 тыс. членов. Но ведь замутила. И как!
Попробуем суммировать основные причины, почему надо быть очень осторожным с лозунгом поражения своего правительства. Причем не важно, какого поражения и в чем. В политике по отношению к Сирии или в попытках возрождения отечественного автопрома.
НЕМНОГО ИСТОРИИ
Первая причина. Как свидетельствует история, насильственный (какую бы форму ни принимало это насилие) развал несовершенного государства во имя его усовершенствования, то есть свержение не устраивающей тебя власти ради установления власти твоей или представляющей твои интересы, почти всегда оборачивается катастрофой для населения.
Примеров много.
Не скрываю – меня давно завораживает история Византии. Впрочем, не меня одного. Она увлекала многих – от Гиббона до Люттвака. Эта история очень назидательная. И по части человеческих страстей действительно будет покруче, чем «Фауст» Гете. Но Византийская империя пала не 29 мая 1453 г., а в 1204 году. В Византии тогда разыгрывалась очередная сцена в привычной пьесе борьбы за власть для тысячелетней империи. Победу одержал Алексей III. Оппозиционный лагерь, делавший ставку на царевича Алексея, сына свергнутого и ослепленного императора Исаака Ангела, не смирился. Алексей вступил в сговор с венецианским дожем Дандоло, возглавлявшим крестоносцев, собиравшихся плыть в Египет, пообещав за помощь в утверждении его на престоле огромные деньги. Дандоло в то время уже девяностолетний слепой старец, но когда-то, будучи венецианским послом, он бывал в Константинополе и даже, по одной версии, был ослеплен византийцами.
Крестоносцы вернули трон престарелому Исааку Ангелу. Они стали лагерем и ждали, когда Алексей со своим отцом расплатятся по счетам. Между греками и латинянами происходили постоянные столкновения. Отец и сын, приведшие чужеземное воинство под стены города, сделались предметом ненависти и отвращения. В городе началось брожение, переросшее в мятеж. Исаак, в очередной раз свергнутый с престола, не перенес горя и умер, его сын был посажен в тюрьму и там убит. Воспользовавшись анархией, крестоносцы, получив отказ в выплате долга, пошли на штурм Константинополя. 13 апреля 1204 г. город пал.
Что произошло, рассказано в сотнях и тысячах исторических и художественных книг. Вот как описывает эти события Ф.И. Успенский: «Эти три дня грабежа при зареве пожара превосходят всякое описание. По истечении многих лет, когда все уже пришло в обычный порядок, греки не могли без ужаса вспоминать о пережитых сценах. Отряды крестоносцев бросились по всем направлениям собирать добычу. Магазины, частные дома, церкви и императорские дворцы тщательно обысканы и разграблены, безоружные жители подвергались избиению… В особенности нужно отметить варварское отношение латинян к памятникам искусства, к библиотекам и святыням византийским. Врываясь в храмы, крестоносцы бросались на церковную утварь и украшения, взламывали раки с мощами святых, похищали церковные сосуды, ломали и били драгоценные памятники, жгли рукописи. Многие частные лица составили себе богатства в это время, и потомство их в течение целых столетий гордилось похищенными в Константинополе древностями. Епископы и аббаты монастырей впоследствии подробно описали в назидание потомству, какие святыни и как приобрели они в Константинополе».
Цена поступка Алексея Ангела и его клики во времени и пространстве – падение и расчленение величайшей империи в истории (по продолжительности беспрерывного существования). Потребовалось 57 лет, чтобы снова сложились в единое государственное образование те обломки, на которые она распалась. Но это было другое государство.
Как сверхдержава и как глобальная империя Византия перестала существовать. Она еще эпизодически достигала военных успехов, например, при Мануиле II Палеологе. Практиковала дипломатию, не имевшую прецедентов в мировой истории по интенсивности, изощренности и результативности. Выказала неожиданную способность к интеллектуальному и духовному обновлению. Неспроста именно византийская интеллектуальная традиция, хотя это замалчивалось много столетий, стала одним из источников европейского Возрождения. Но Византия, веками надежно заслонявшая Европу от нашествий с Востока, ослабленная и униженная, больше не справлялась с этой миссией. Не было бы Четвертого крестового похода, кто знает: скорее всего, не пришлось бы останавливать оттоманские войска под стенами Вены. И линия всемирной истории могла бы пролечь несколько по-другому.
Вернемся, однако, к нашему сюжету.
В России самый печально знаменитый пример затаскивания внешнего фактора во внутренние дрязги – конечно, Смутное время. Поскольку это – наше свое, родное, и основная фактологическая канва этого действа у всех у нас в памяти еще со школьной скамьи, ограничусь небольшим пассажем из летописи (в изложении Костомарова). Для иллюстрации – чем оборачивается делегитимация своего государства: «И было тогда такое лютое время божия гнева, что люди не чаяли впредь спасения себе; чуть не вся земля Русская опустела; и прозвали старики наши это лютое время – лихолетье, потому что тогда была на Русскую землю такая беда, какой не бывало от начала мира: великий гнев божий на людях, глады, трусы, моры, зябели на всякий плод земной; звери поедали живых людей, и люди людей ели; и пленение было великое людям! Жигимонт польский король велел все Московское государство предать огню и мечу и ниспровергнуть всю красоту благолепия земли Русской за то, что мы не хотели признать царем на Москве некрещеного сына его, Владислава… Но Господь – говорит то же сказание – услышал молитву людей своих, возопивших к нему великим гласом о еже избавитися им от лютых скорбей, и послал к ним ангела своего, да умирит всю землю и соймет тягость со всех людей своих».
Слишком часто в истории кровавые катаклизмы, сопровождавшиеся развалом вполне дееспособных, успешных государств, массовым истреблением мирного населения, разрушением процветающих городов, начинались с драки за власть и с делегитимации своего правительства.
Пелопонесская война едва не завершилась раньше срока полным поражением Афин, когда Алкивиад, бывший до этого командующим афинским войском, и затем сбежавший с позором от судебного разбирательства, переметнулся к спартанцам. В 1310 г. князь Василий Александрович привел из Орды татарское войско на своего дядю Святослава Глебовича, отнявшего у него Брянск. Несмотря на то, что перед битвой брянцы выдали князя Святослава, татары учинили в Брянске страшную резню.
Путч анархистов в Барселоне в мае 1937 г. в ходе гражданской войны в Испании помог франкистам занять Страну басков и во многом подготовил падение Испанской Республики. Попытка государственного переворота «сверху» в Южном Йемене в январе 1986 г. с последующей скоротечной гражданской войной так подорвали экономическое и политическое положение страны, что через несколько лет, в 1989 г., НДРЙ согласилась на объединение со своим заклятым соперником – Северным Йеменом.
Думаю, исторических аллюзий достаточно. Пойдем дальше.
О КОРРУПЦИИ И ДРУГИХ «РОДИМЫХ ПЯТНАХ»
Вторая причина. Какие бы претензии мы ни выдвигали по адресу нынешней российской власти, она не слишком отличается от власти в столь любезных среднему российскому интеллигенту Западной Европе и Америке.
Власть – сама по себе не очень приятная вещь, потому что она действует методами насилия в различных формах. Но без нее нельзя. Она не только устанавливает приемлемые для большинства правила человеческого общежития и обеспечивает их соблюдение, но и в возрастающей степени предоставляет обществу определенный набор базовых инфраструктурных услуг.
Оставим в стороне тему демократии. Слишком много сказано. Набило оскомину. Посмотрим лучше на ситуацию с коррупцией. Тоже – знаковый сюжет. Упростим все. Коррупция сама по себе – это лишь способ перераспределения материальных благ. В конкретных исторических контекстах коррупция может играть даже позитивную роль. Вопрос в другом: производит общество или нет? Станки, одежду, смартфоны, программное обеспечение и т.д., которые находили бы сбыт. Конкурентна ли материальная и культурная продукция этого общества на мировых рынках? Способно ли это общество обновляться и генерировать научно-технический и духовный прогресс?
Проиллюстрирую. По общепринятым оценкам, от четверти до трети ВВП Италии производится в теневой экономике. Так было в 1980-е гг., такая картина сохраняется и сейчас. Между тем в положении страны за эти 30 лет произошли космические перемены. В 1980-е гг. Италия была на подъеме, одной из ведущих экономик мира. Сейчас страна находится в глубоком системном кризисе. В чем разница? Тогда Италия производила массу конкурентоспособной продукции – автомобили, станки, вертолеты, компьютеры. Сейчас кроме тряпок итальянская промышленность мало что производит.
По данным авторитетного в этом жанре Института исследований труда (Бонн, ФРГ), в 2007 г. (последний год, охваченный статистикой) размер теневой экономики составлял в России 40,6% ВВП. Для сравнения, в США 8,4%, в Италии 26,8%, на Украине 46,8%, в Нигерии 53%. Спору нет, наше положение в этой шкале – не из приятных. Но опять-таки, не в самой коррупции как таковой корень зла.
С поправкой на размеры ВВП теневая экономика США в абсолютных величинах более чем вдвое превышает показатель России – 1,1 трлн долл. против 524 млрд долларов. Но Америка остается мастерской, в т.ч. инновационной, для всего мира. В тамошних университетах работают около 200 нобелевских лауреатов. В США обучаются более 760 тыс. иностранных студентов (в т.ч. из Китая – 194 тыс., из Индии – 100 тыс., из России – 5 тысяч). В США в 2012 г. произведен 601 воздушный лайнер (в Европе – 588, в Китае – 37, в России – 23). США имеют 250 суперкомпьютеров (Китай – 72, Япония – 32, Россия – 8).
Коррупция – страшная болезнь, с которой надо бороться самым беспощадным образом. Но наша главная системная слабость – в том, то мы не производим ключевую номенклатуру современных и конкурентоспособных товаров и услуг. Причем в категориях как «твердой», так и «мягкой» силы. Вот где собака зарыта.
ТРЕТЬЯ ПРИЧИНА – УГРОЗЫ ИЗ НАСТОЯЩЕГО
Как уже сказано миллионы раз, мир переживает стремительные глубочайшие перемены. Подробно останавливаться на их содержании смысла не вижу. О некоторых вещах надо говорить или обстоятельно, или никак.
К тому же, как известно, the truth is in the eye of the beholder: на одни и те же события и процессы можно смотреть с диаметрально противоположных точек зрения. Том Фридман ключевой для понимания сегодняшнего мира факт видит в появлении в Индии простенького планшетника собственного производства, обладающего всеми основными функциями, но стоящего всего 30 долларов. И усматривает в этом подтверждение тенденции к росту прогресса и благополучия всего человечества.
А не менее знаменитый Николас Кристоф пишет о росте детской проституции и в целом насилия против женщин и детей, особенно на войне, о массовом участии несовершеннолетних в вооруженных конфликтах, о многомиллионной смертности от элементарного, брутального голода, о сохраняющейся в массовых масштабах практике работорговли и рабовладения и т.п.
Возьмем, как и до сих пор по ходу нашего разговора, один срез этой проблемы. Когда наши критики со злорадством пророчествуют, что, дескать, как упали режимы Каддафи и Мубарака, так завалится и российский. Стилистически это издевательство, а содержательно – подтасовка. Слишком велики различия между нашими обществами и соответствующими историческими контекстами. Однако проблема есть. И заключается она вот в чем. Тот же Фридман в качестве центрального международного события начала 2010-х гг. выделяет одновременный крах наднационального супергосударства в Европе и национального государства на Ближнем Востоке. Здесь автор со свойственной ему наблюдательностью удачно схватывает серьезную тенденцию – нарастающую слабость традиционных государственных институтов в различных по своей природе странах, при разных политических режимах и социально-экономических укладах, перед лицом нетрадиционных вызовов.
О каких вызовах идет речь? Посмотрим на примере Европы. Что нам ближе и понятнее. Главное – кардинальные изменения возрастного, национального и религиозного состава населения и связанный с ними расширяющийся разрыв между способностью и готовностью этого населения производить на общее благо и тем качеством жизни, на которое оно рассчитывает.
Эта базовая проблема усугубляется многими привнесенными обстоятельствами. Включая слабую защищенность финансово-экономических систем даже сильных государств от потрясений, имеющих внешнее происхождение. Достаточно упомянуть т.н. спрэд (spread) доходности гособлигаций. Именно взлет этого самого «спрэда» (злые языки утверждают – неслучайный) послужил финальной причиной падения Берлускони.
Или же возьмем нетрадиционные протестные движения. Антиглобализм как всеобщий феномен, потрясший мир 14 лет тому назад в Сиэтле, и такое его недавнее проявление, как серия акций Occupy Wall Street. В арабском мире нечто отдаленно похожее разыгралось после самосожжения Мохаммеда Буазизи в Тунисе. Движения, построенные по сетевому принципу, без единых координирующих центров, без партийных билетов и членских взносов, действующие по методу волны. Попробовать нейтрализовать такое движение, выведя танки на площадь, конечно, можно, только не стоит рассчитывать на эффективность. А не реагировать тоже нельзя. Альтернатива – паралич не только государственных, но и общественных функций и хаос. Вопрос: что делать?
Но, повторюсь, все это сопутствующие обстоятельства, что называется – collateral damage. Стержневая проблема заключается в том, что современное население, особенно молодое поколение, в самых непохожих по уровню своего развития странах хочет получать от государства такой объем материальных и духовных благ, который не обеспечивается трудовой деятельностью этого населения. Эта проблема – на десятилетия. В одночасье, одним законом или международным договором ее не решить. Эта проблема – для всего общества в каждой отдельно взятой стране. А по большому счету – для всего человечества.
Тем не менее, поскольку единого глобального правительства в мире не существует и не предвидится, создавать организационные рамки для решения этой проблемы надлежит государствам. Отдельно взятым. И отвечать перед своим населением за успешность или неуспешность своей политики им тоже предстоит поодиночке, а не скопом.
Сказанное в полной мере относится и к России. Мы тоже – неотъемлемая часть развитого Запада, нравится нам это или нет. Только для нас эта экзистенциальная проблема стоит грубее и острее, потому что усугубляется десятилетиями накапливающихся наслоений, состоящих из недорешенных проблем из предыдущих этапов исторического развития. Незавершенных структурных реформ, недосформированного гражданского общества, не до конца преодоленного комплекса «утраты сверхдержавности» и т.п.
ЧЕТВЕРТАЯ ПРОБЛЕМА – ВЫЗОВЫ ИЗ БУДУЩЕГО
Еще короче. В 1901 г. в мире насчитывалось всего восемь великих держав – США, Британская империя, Российская империя, Германская империя, Франция, Италия (с оговорками), Австро-Венгрия и Япония. Из них только одной стране (Соединенным Штатам) удалось пройти через столетие без резких социальных потрясений, перекройки своей географической карты и больших (конечно, все относительно) потерь в войнах. Соединенное Королевство было не столь удачливым, но тоже отделалось достаточно благополучно. Остальной шестерке пришлось в разных комбинациях испытать все – революции, гражданские войны, широкомасштабные военные действия на своих территориях, репрессии и концлагеря, Японии – даже атомные бомбардировки. Результатом исторических обстоятельств стала гибель многих миллионов людей.
Предвидеть все это в начале XX века на фоне тогдашней Belle Epoque для человеческого разума было не под силу.
Предыдущий век, XIX. В начале этого столетия Франция из предельно ослабленной десятилетней войной едва-едва восстановившейся страны за все те же 10 лет превратилась в могучую державу, по существу объединившую под собой всю континентальную Европу – впервые со времен Карла Великого. Она переделала под себя весь конституционный порядок в этих странах – до сих пор многие из них живут по гражданскому законодательству, основанному на Кодексе Наполеона. Реально заявила претензии на мировое господство. А затем через пару лет во Франции были расквартированы войска четырех держав.
А еще было объединение Германии, когда из 25 германских государств осталось одно – Германская империя, а Австрия переформатировалась в дуалистическую Австро-Венгерскую монархию. Произошло объединение Италии – через серию войн и во многом как следствие германских побед. США пережили жестокую гражданскую войну. Неожиданно из ниоткуда совершила модернизационный прыжок Япония. И это было, наверное, одно из самых спокойных и благополучных столетий в истории человечества.
XVIII век – революция во Франции и война за независимость в Америке. Становление России, опять-таки через череду кровопролитных войн, в качестве одной из крупнейших и мощнейших держав мира. Опущение Швеции до уровня средней державы. Исчезновение Польши с политической карты Европы. Семилетняя война с ее, по оценкам, двумя миллионами погибших, как прообраз Первой мировой. Окончательное устранение турецкой угрозы. Галантный век. Просвещение. Вольтер. Казанова и Калиостро.
XVII век – Тридцатилетняя война. До восьми миллионов погибших. Вестфальский мир. Крушение династической системы в Европе и становление принципа национального государства. В России – Смута.
Продолжать не будем.
Смысл – конечно, исторические прогнозы есть жанр необходимый и вполне правомерный. Их много. Есть очень небезынтересные. Например, разработки американского Национального совета по разведке из серии «Глобальные тенденции». Последний выпуск – «Альтернативные миры». Содержит массу полезной информации к размышлению. Но не более того. Надо честно сказать самим себе – человечество еще не научилось прогнозировать собственное будущее, даже в относительно близких исторических горизонтах. И исходить из этого. А значит – прежде всего: не рисковать без нужды. Не раскачивать лодку.
СОВСЕМ НЕМНОГО ФИЛОСОФИИ, ПОД ЗАНАВЕС
Самые главные, фундаментальные для человечества в XXI веке вопросы не связаны ни с возвышением Китая, ни с эволюцией нынешнего политического ислама. Это – важные вопросы, но не судьбоносные. Судьбоносные же для человеческой цивилизации вопросы, для ее будущего, для путей развития человеческого общества как такового, они – о другом.
Как мне представляется, таких вопросов два. Склонен ли человек к добру по своей природе как общественное животное? И имеет ли количество добра в мире тенденцию к увеличению по мере исторического прогресса? Простите за корявую формулировку.
Почему я ставлю эти вопросы в контексте нашего разговора? Предположим, что человек по своей природе добр. Тогда, если обеспечить ему необходимые внешние условия, включая надлежащее воспитание, то человеческое общество в принципе должно быть в состоянии обойтись в своем общежитии без внешнего регулятора в виде государства. Аналогично, допустим, что количество добра в мире возрастает. То есть в современную постиндустриальную эпоху добра больше, чем было при классическом капитализме. А при нем добра было больше, чем при феодализме и т.д.
При такой посылке, прочертив тенденцию в будущее, мы неизбежно рано или поздно получаем человеческое общество, в котором «добрая» человеческая природа должна будет самореализоваться. И государства станут ненужными. И люди будут жить в масштабах всего Земного шара без границ и государств с их машинами принуждения и сдерживания, потому что некого будет принуждать и сдерживать. Отпадет сама потребность в насилии.
Перспектива вдохновляющая. Если она реальна, то тенденцию можно и подтолкнуть. В таком случае особый пиетет перед институтом государства в современную эпоху неуместен. Если же нет…
Все зависит от того, как мы отвечаем на эти два вышеупомянутых вопроса. У меня нет однозначного мнения на этот счет. Честно. Дать отрицательный ответ – отсутствует неопровержимая доказательная база. К тому же это задало бы порочную ценностную установку всему человеческому развитию, в духе футурологических триллеров типа Blade Runner. Но и оснований для уверенного оптимизма у нас тоже, к сожалению, нет. Слишком тяжел груз Освенцима, Камбоджи и Руанды.
И в этой неопределенности – еще одна причина, почему человечество пока не может обойтись без сильных государств. Трудности со становлением государства в современном понимании – эффективного, просвещенного, опирающегося на гражданское общество и ориентированного на развитие человека – не повод для развала существующих структур.
В царской России государство, несмотря на коррупцию и малую эффективность бюрократической машины, относительно неплохо функционировало. И перспективы просматривались замечательные. По многим прогнозам, Россия к середине XX века должна была выйти на первое место в мире по экономическому развитию. Если бы большевики не затащили нас в Октябрьскую революцию…
* * *
Наше государство значительно лучше, чем думают наши оппоненты (что неудивительно!) и чем кажется многим из нас самих – как ни парадоксально.
Другого государства нам никто не даст. Поэтому надо раз и навсегда отставить губительные рассуждения в духе Интернационала – «до основанья, а затем». И вместе заняться тяжелой, неблагодарной и не всегда приятной работой по улучшению того государства, которое у нас есть. Ради нас самих и наших детей.
