Двадцать лет назад, 17 марта 1991 года, граждане СССР подавляющим большинством (76,4%) проголосовали за сохранение «Союза Советских суверенных республик» (в Прибалтике, Грузии, Армении, Молдавии голосование не проводилось). Единственный в советской истории референдум был отчаянной попыткой союзного центра остановить расползание страны, апеллируя непосредственно к воле народа.
По иронии судьбы, несколько месяцев спустя СССР похоронило именно народное волеизъявление – 1 декабря свыше 90% жителей Украины поддержали идею независимости, хотя в марте более 70% их же высказались за единое государство. После отпадения второй по значимости республики все было кончено, спустя неделю мир узнал о подписании Беловежского соглашения и формальном роспуске Советского Союза.
Плебисцит считается высшей формой прямой демократии. Вероятно, в маленькой и упорядоченной Швейцарии, где на всенародное обсуждение выносится любой политический или административный вопрос, это так. Однако в любом политически нестабильном и демократически незрелом обществе референдум – не срез желаний граждан, а способ политической интриги и манипулирования еще более откровенного, чем это зачастую случается на выборах.
Голосование о сохранении СССР стало элементом ожесточенной борьбы, которую союзная власть вела против республиканских элит, прежде всего российской. Но успех Кремля Борис Ельцин нивелировал тогда мастерским ходом – в тот же день населению РСФСР предложили поддержать введение поста собственного президента (более 71% «за»). Тем самым был создан альтернативный центр власти, который в результате не только переиграл, но и ликвидировал соперника. Иными словами, россияне одновременно высказались за два противоположных сценария, причем оба голосования являлись свободными и легитимными.
Впоследствии референдумы на постсоветском пространстве проводились неоднократно. Но они либо служили укреплению и продлению полномочий авторитарных правителей (Белоруссия, Казахстан, Узбекистан, Таджикистан, Азербайджан), либо, как в России в 1993 году (знаменитое голосование о доверии Ельцину, вошедшее в историю своим слоганом «да-да-нет-да»), только углубляли политический кризис. Так, кровавые события в Москве в октябре 1993-го отчасти стали результатом именно того, что «воля народа», высказанная весной, обострила конфликт легитимности и усугубила проблему двоевластия.
В марте 1991 года сохранить СССР было уже невозможно, страну погубили, конечно, не референдумы. Но их опыт приводит к своеобразному выводу. Они становятся или атрибутами откровенно недемократических режимов, или отличительными чертами слабых элит, не способных или не желающих брать на себя ответственность за принимаемые решения.
История не имеет обратного хода, но всегда интересно порассуждать, существовал ли все-таки шанс на создание обновленного Союза Суверенных Республик, как это предусматривали итоги всенародного голосования. Пожалуй, такая возможность сохранялась до путча в августе 1991 года. Однако крайне маловероятно, что это объединение остановило бы центробежный процесс, он к тому времени уже набрал слишком большие обороты. ССР, скорее всего, стал бы следующим промежуточным этапом перераспределения власти в пользу республик, но вопрос об их полной независимости через какое-то время все равно оказался бы на повестке дня. И конечный результат остался бы прежним. Союз все равно был обречен, потому что волю национальных вождей к полномасштабной власти уже невозможно было укротить половинчатыми решениями.
Впрочем, если бы это Союзное соглашение, которое предполагалось подписать в августе, все-таки было подписано, характер и – самое главное – экономические последствия обрушения Советского Союза можно было бы смягчить. Местные элиты получили бы тот самый механизм постепенного «цивилизованного развода», который затем пришлось создавать наспех и в пожарном режиме под именем Содружества Независимых Государств. Соответственно, качество этого механизма было бы выше, а народы, наверное, заплатили бы чуть меньшую цену за распад единой страны. Но платили люди, а назначали цену политики. И каждый из них был готов не постоять за ценой ради главного приза.
После 17 марта такой общности, как советский народ, уже больше не существовало. А его последнюю волю, выраженную на референдуме о сохранении СССР, так никто и не выполнил.
