Опубликовано в журнале Foreign Affairs, №5, 2012 год. © Council on Foreign Relations, Inc.
Памятник сэру Уильяму Уоллесу установлен в городе-замке Стерлинг неподалеку от столицы Шотландии Эдинбурга. В ветреную погоду, когда солнечные лучи пробиваются сквозь облака, памятник из песчаника сверкает золотом и великолепием. Именно такого эффекта добивались его ваятели в викторианскую эпоху – античная башня должна была излучать дух свободолюбия, присущий шотландцам. В конце XIII века Уоллес поднял восстание против английского короля Эдуарда I, за что его повесили и четвертовали. Современных изображений героя эпической драмы 1995 г. «Храброе сердце» не существует, но когда после выхода фильма начался туристический бум, энтузиасты попытались изобразить борца за независимость. Несколько лет тому назад специально для туристов-посетителей башни, идущих от парковки к магазину сувениров, был установлен барельеф с изображением воина-мученика. Явно просматривается сходство его портрета с Мелом Гибсоном.
Можно, конечно, потешаться над изысками шотландских националистов. Фирменные принадлежности шотландца – килт и волынка – в действительности плод фантазии сэра Вальтера Скотта и королевы Виктории. Клетчатые шотландские пледы придуманы как хороший способ сбыта шерстяных изделий. Музыкальные группы волынщиков организованы, чтобы помочь британским пехотинцам стройно маршировать. Даже лохматая «высокогорная» корова с ее рыжей шерстью и варварской наружностью – этот подвиг генной инженерии XIX века – вызвала бы неподдельное любопытство у горных шотландских пастухов прошлых веков.
Тем не менее шотландский национализм жив и здоров, представляя собой более серьезную силу, чем в любую другую эпоху со времен Уоллеса. Вопрос о месте Шотландии в Соединенном Королевстве – самый животрепещущий во внутренней политике Великобритании, вызывает растущую обеспокоенность в Европе. Шотландцы сделали выбор в пользу собственного регионального правительства в 1997 г., и референдум, намеченный на осень 2014 г., дает им шанс создать собственную страну. Это главная и отчетливо выраженная цель Шотландской национальной партии (ШНП), самой многочисленной фракции в парламенте Шотландии.
Однако, вместо того чтобы ссылаться на древнее наследие или права меньшинств, современные шотландские националисты выдвигают новый аргумент в пользу независимости: народ Шотландии разделяет социально-политические ценности, отличающие их от жителей Англии, Уэльса и Северной Ирландии. Алекс Сэлмонд, председатель шотландского правительства, говорит, что для него «независимость не самоцель, но средство более уверенного и устойчивого роста шотландской экономики, которое поможет Шотландии занять законное место ответственного члена мирового сообщества. Добившись независимости, народ Шотландии сможет наилучшим образом раскрыть свой потенциал и реализовать устремления». Еще предстоит выработать окончательную формулировку вопросов и утвердить юридический статус референдума. Но члены парламента в Вестминстере от Консервативной, Либерально-демократической и Лейбористской партий едины во мнении, что им вряд ли удастся отговорить шотландское правительство от проведения плебисцита.
Если судить по опросам общественного мнения, шотландцы вряд ли безоговорочно выскажутся за независимость. Вместо этого они, вероятно, поддержат идею «углубленной передачи властных полномочий». Речь идет о том, что за последние 15 лет Шотландия получила значительные права в принятии политических решений. Но с появлением ШНП Сэлмонда британскую политическую жизнь начало лихорадить. Исход голосования в Шотландии отзовется на жизни всей Европы, поскольку будет создан прецедент решения фундаментальных вопросов государственного управления и суверенитета. Какие национальные самообразования заслуживают самоопределения? Особенно если речь идет не о правах меньшинств, а о простом желании все делать по-своему. Что демократическая страна может противопоставить сепаратизму, если применение военной силы выходит за рамки всяких представлений? Вопрос будущего Шотландии не зависит от того, сколько времени просуществует Соединенное Королевство. Это вопрос о нравах ползучего максимализма, который выражается в том, что региональные партии, не мудрствуя лукаво, используют неповоротливость центральных институтов власти и вялость противников, с тем чтобы «разобрать на части» страну при полном попустительстве и равнодушии наблюдателей.
Демократия в Холируде
До 1990-х гг., когда современное шотландское движение независимости набрало обороты, шотландцев редко принимали всерьез, считая их националистами на 90 минут – людьми, которые вспоминают о своей национальной принадлежности только на время футбольных матчей против Англии и Уэльса. Однако у шотландского национализма очень глубокие корни.
Королевства Англии и Шотландии объединились в 1603 г., а отдельные парламенты в Лондоне и Эдинбурге проголосовали за объединение в 1707 году. После этого шотландцы верой и правдой служили империи в качестве солдат, купечества и администраторов. В то же время в Шотландии всегда было место недовольству и брожению умов. В 1745 г. Чарльз Эдвард Стюарт, сын католического претендента на британский престол, объединился с кланами горцев и попытался отвоевать корону во время так называемого восстания якобитов. В XIX веке движение шотландских протестантов «Независимая церковь» бросило вызов суверенитету Лондона в религиозных вопросах. После Первой мировой войны портовые рабочие Глазго и других городов подняли восстание. Это породило опасения, что не национализм, а марксизм станет той идеологией, которая объединит шотландский рабочий класс в новом столетии.
На самом деле подобные вспышки диссидентства не получили продолжения. Непримиримые якобиты сохранились в основном среди американских шотландцев, посещающих игры горцев и записывающих детей в классы игры на волынке. Церковь в Шотландии также страдает от массового исхода прихожан, как и родственная Англиканская церковь. Последние сто лет шотландские избиратели устойчиво тяготели к левому политическому спектру, но именно эта традиция фактически обеспечила прочное место Шотландии в британской политике. Последовательно сменявшие друг друга в Лондоне лейбористские правительства полагались на поддержку шотландцев на парламентских выборах, а их соперники из числа консерваторов и либерал-демократов строят свою идейную платформу с оглядкой на северные избирательные округа, неизменно поддерживающие лейбористов.
В 1979 г. Лондон согласился поставить на голосование вопрос о предоставлении Шотландии более широких региональных полномочий, но этот шаг – следствие скорее электоральной политики, нежели националистических волнений. ШНП добилась больших успехов на всеобщих выборах в октябре 1974 г., и лейбористы на пару с консерваторами хотели продемонстрировать, что общество в целом по-прежнему не поддерживает идею полной «внутренней автономии». На референдуме больше шотландцев проголосовало за полную автономию, но поскольку явка была крайне низкой, организаторам референдума не удалось заручиться поддержкой 40% жителей, имеющих право голоса.
После 1979 г. причитания по поводу поражения озвучивались среди шотландских националистов столь же часто, как и воспоминания о славном прошлом или мечты об ином будущем. Однако все изменилось в 1990-е годы. Поскольку Лейбористская партия Тони Блэра попыталась занять позиции политического центра, ШНП изменила стратегию.
Политика Маргарет Тэтчер способствовала смещению политического спектра Великобритании вправо, доказывала ШНП, и прогрессивные элементы Севера оказались на обочине политической жизни. Шотландские националисты занялись культивированием ностальгии. Партия предложила иначе взглянуть на 1970-е гг. перед приходом к власти «железной леди» – не как на время промышленного упадка и волнений среди рабочего класса, а как на эпоху адекватных государственных пенсий, качественного медицинского обслуживания и достойного государственного жилья.
Это по меньшей мере предвзятый взгляд на ту эпоху, но на нем ШНП построила новую идеологию, с помощью которой пыталась одновременно вернуть людей к традициям и спроектировать иное будущее. Главным элементом стратегии стала выработка радикальной «левой» идеологии и размежевание с умеренными левыми. Ее лозунгом стала постмодернистская разновидность национализма – терпимо относящаяся к разным культурам, социал-демократическая и проевропейская. Однако политический контекст начал вскоре превалировать над партийной платформой. Британская электоральная политика снова превратилась в инструмент продвижения шотландских интересов. В 1997 г. правительство Блэра, стараясь лишить ШНП ее главного козыря и обеспечить долгосрочную победу лейбористов в Шотландии, снова вынесло на референдум вопрос о частичном самоуправлении. Три четверти шотландских избирателей одобрили идею восстановления регионального парламента, и через два года новая парламентская ассамблея обосновалась в районе Холируд в Эдинбурге.
Выборы в шотландский парламент сначала стали поводом для торжества лейбористов и либеральных демократов, которые традиционно побеждают в шотландских округах. Но недовольство избирателей кабинетами Блэра и Гордона Брауна, а также второе дыхание, открывшееся у ШНП благодаря победе идеи самоуправления, преобразили электоральный ландшафт. После выборов 2011 г. в Холируд шотландские националисты получили ряд преимуществ, которых никогда раньше не имели: большинство мест в региональном парламенте, контроль над исполнительной властью Шотландии, а также подтверждение того, что проблемы государства всеобщего благоденствия превалируют над сложившейся этнической ситуацией. Они также получили знаменосца в лице Сэлмонда, который оспаривает лавры наиболее одаренного политического стратега. В результате образовался регион, быстро продвигающийся к проведению референдума о своем месте в составе Соединенного Королевства. При этом в стороне остаются возможные последствия для него самого, британской нации и остальной Европы.
Парадоксы независимости
Излагая аргументы в пользу независимости, лидеры ШНП оказались в затруднительном положении: с одной стороны, они говорят о важности референдума, а с другой стороны, загодя принижают значение результатов, к которым надеются прийти. Сэлмонд неоднократно заявлял о праве шотландского народа определять свою судьбу, но настаивает на том, что социальный союз Шотландии с остальным Королевством – исторические, лингвистические и культурные связи – сохранится еще долгое время после исчезновения политического объединения. Более того, учитывая, что суверенная Шотландия по-прежнему будет глубоко укоренена в Евросоюзе и предположительно в НАТО, выход из состава Великобритании не возымеет катастрофических последствий, утверждает Сэлмонд.
Холируд и Вестминстер готовятся к напряженным, затяжным и сложным переговорам, которые неизбежно последуют за голосованием 2014 года. Даже если ШНП не удастся получить абсолютного большинства за полную независимость, уже сам факт проведения референдума можно считать победой. Шотландия доказала свое право на плебисцит, поскольку значительное число граждан Шотландии поддерживают идею получения более широких полномочий. ШНП также будет иметь фору на будущих выборах в шотландский, британский и европейский парламент, то есть на всех тех площадках, где она сможет продолжить дело сепаратизма.
Стремительная подготовка к 2014 г. уже подтолкнула Лондон к действию – недавно принятое законодательство предоставило Холируду полномочия по сбору налогов. Продвигаемая ШНП «культура независимости» стала краеугольным камнем ее внутренней политики как правящей партии, и она намерена потратить следующие два года на непрерывные кампании. Подобная решительность и безапелляционность станет препятствием тому, чтобы шотландцы трезво оценили все издержки и выгоды от выхода из союза.
Условия жизни в Шотландии складываются сегодня неоднозначно. По некоторым показателям, таким как обеспеченность подрастающего поколения, положение лучше, чем в остальной части Великобритании. По другим показателям, таким как питание, дела обстоят хуже. Старикам живется лучше, чем в Англии, если учесть щедрые долговременные субсидии на здравоохранение, которые выделяются на севере. Но ожидаемая продолжительность жизни там ниже, особенно в городе Глазго, где мужчины в беднейших районах умирают примерно на десять лет раньше мужчин в других частях Великобритании. Как эта картина изменится в независимой Шотландии, во многом будет зависеть от того, с чем она выйдет из союза. Лидеры ШНП утверждают, что доходы от газа и нефти, добываемой в Северном море, по праву принадлежат шотландцам, поскольку непосредственно возле ее берегов расположена большая часть британских месторождений. В случае получения справедливой доли от этих полезных ископаемых – скажем, 90% – Шотландия станет одной из богатейших стран мира из расчета ВВП на душу населения. Вероятные денежные потоки помогут Эдинбургу лучше решать некоторые фундаментальные проблемы развития, такие как отсталая промышленность и бедность городских территорий. ШНП рисует картину независимой Шотландии, которая будет более справедливой, зеленой и прогрессивной и сохранит тесные связи со своими соседями. Шотландцы сохранят подданство английской короне, останутся в той же валютной зоне и не выйдут из оборонного союза с Англией, Уэльсом и Северной Ирландией.
Привлекательность подобной постмодернистской картины государственности для начала следовало бы подтвердить путем укрепления тех самых стен, которые разрушатся после обретения независимости. Шотландии придется не просто гармонизировать налоговый режим и законодательство с остальной частью союза, но разработать совершенно новые режимы, которые позволят Эдинбургу застолбить свое право на определенную часть доходов и полномочия, связанные с принятием политических решений. Предполагается, что правительство и дальше будет проводить ту же самую политику в области высшего образования – бесплатного для граждан Шотландии и платного для студентов шотландских университетов из Англии и Уэльса. Придется разработать новую схему государственного пенсионного обеспечения, а также создать фонд развития, через который можно будет перераспределять доходы от добычи нефти и газа в пользу шотландских рабочих и снимать с очереди на социальное обеспечение граждан нешотландского происхождения. Независимость должна способствовать привлечению в Шотландию денежных и людских ресурсов. Однако эта цель вступает в явное противоречие с интернационализмом, присущим политике ШНП.
Перспективы независимости также делают насущными сложные вопросы внешней и оборонной политики. Оборонная реформа Великобритании уже привела к появлению теоретически независимого формирования – Королевского полка Шотландии – благодаря слиянию более мелких подразделений. При этом ШНП категорически против ядерного оружия и одновременно отмалчивается по поводу того, что делать с ядерными подлодками Соединенного Королевства, швартующимися у причалов Глазго. С учетом этой неопределенности нет ничего удивительного в том, что простые шотландцы не слишком жаждут полной независимости, что подтверждают опросы общественного мнения. Число ее сторонников колеблется в диапазоне 30–39%, при этом порядка 70% избирателей говорят о том, что предпочли бы полной независимости максимально возможные полномочия для Холируда. В целом шотландцы считают, что независимость повлечет за собой сокращение их доходов, рост безработицы и понижение статуса Шотландии в мире – вряд ли это созвучно планам ШНП.
Призвание Лондона
Независимо от того, что произойдет в следующие два года, конечным итогом будет передача все более широких властных полномочий Шотландии. Закончится ли это сплочением союза или дальнейшим разжиганием националистических амбиций, будет больше зависеть от Вестминстера, чем от Холируда. Следующие одна за другой волны конституционных реформ де-факто преобразовали Соединенное Королевство в федерацию. Однако федерация испытывает недостаток в законодательных и политических механизмах, призванных обеспечивать гладкое функционирование и сохранение демократических федераций.
Типичные федеральные схемы предполагают постоянные компромиссы между многочисленными уровнями государственного управления. Штаты, провинции или области обычно требуют больше полномочий, тогда как центральное правительство нередко сопротивляется этому. Чтобы страна не распалась на автономии, федеральному правительству приходится убеждать политические элиты на периферии в том, что их интересы тесно связаны с происходящим в столице.
Передача полномочий в Соединенном Королевстве не была тщательно продумана до конца. Парламент резонно наделил полномочиями некоторые исторические образования, входящие в союз, притом что данный процесс не сводится исключительно к местному самоуправлению, но влияет на основы политической жизни Великобритании. Предоставление Холируду полномочий, минуя реформирование центральных институтов власти, только отдаляет Лондон от Эдинбурга. Это лишь ослабит альтернативные политические голоса на севере, поскольку ШНП упрочило свои позиции в шотландском электорате на многие годы вперед. А в британском парламенте члены фракции ШНП и подавно вели себя скорее как послы в иностранной державе.
Однако подобный результат практически неизбежен. Политическое разнообразие в Шотландии, скорее всего, пострадает независимо от того, что случится в 2014 г., поскольку ШНП желает получить стабильное большинство независимо от того, будет ли Шотландия полностью независимой или просто получит больше суверенитета. Сторонникам сохранения союза, вероятно, придется уступить с учетом того, что лейбористские политики и либеральные демократы – особенно те, которые пытаются защитить свой тающий шотландский электорат, – чувствуют себя некомфортно, «завернувшись» в британский национальный флаг. Со своей стороны, премьер-министр Дэвид Камерон не может не принять во внимание заманчивую возможность: распрощавшись с шотландскими избирателями, он склонит чашу весов в Палате общин в пользу консерваторов и получить стойкое консервативное большинство.
Учитывая подобное искаженное представление о стимулах, вполне может оказаться, что Соединенное Королевство до сих пор ошибочно истолковывало свою идентичность: монархия, ставшая федерацией, которая мечтала о союзе и настолько погрузилась в свои мечты, что просто перестала быть федерацией. В долгосрочной перспективе усиление ШНП сделало конец Соединенного Королевства вполне реальной перспективой. И этот факт, даже если забыть об исходе предстоящего референдума, – главная причина интереса к Шотландии за пределами Британских островов.
Шотландские уроки
Хотя ШНП не перестает думать о предстоящем двухлетии, ее руководство громче заговорило о более широком смысле общего дела шотландцев. «Независимая Шотландия могла бы стать маяком для прогрессивно настроенных людей на юге Британии и за ее пределами», – сказал Сэлмонд в январе. Он также заявил, что прогрессивно настроенные элементы должны проводить политику «в соответствии с конкретными обстоятельствами и пожеланиями в рамках других юрисдикций на Британских островах и за их пределами». Тщательно подбирая слова, Сэлмонд пытается замаскировать вкладываемый им революционный смысл в понятие самоопределения, согласно которому краткосрочные политические разногласия могут послужить достаточным поводом для политиков, чтобы вывести свои регионы из нынешних государств.
Сэлмонд регулярно подчеркивает своеобразие северных территорий, начиная со ссылок на глубокую древность (уникальная правовая система Шотландии) и заканчивая современными отличиями, такими как ценообразование на алкогольную продукцию, сдерживающее чрезмерное употребление спиртного. Но если учесть, что ШНП отвергает традиционные представления о клетчатой шотландке и песочных тортах и печеньях, то в данном случае борьба за независимость выливается в реализацию своекорыстных целей. Суть его аргументации сводится к лозунгу: «Социал-демократы всех стран, соединяйтесь!». С этой целью им необходимо разработать собственную дорожную карту, гарантирующую перманентное нахождение социал-демократов у власти.
В этом смысле Шотландия предлагает новую философию самоуправления и одновременно вскрывает подлинный механизм действия национализма. Движения за независимость рождаются не потому, что все представители этнического меньшинства в один прекрасный день просыпаются закоренелыми националистами и начинают размахивать национальным флагом или, не приведи Господи, активно вооружаться. На самом деле подобные движения становятся следствием продуманных шагов политических элит в рамках имеющихся институтов власти. Обычно они начинают с простого заявления о том, что местные законы должны иметь преимущество перед теми, которые разрабатываются федеральными законодателями. Затем переходят к более радикальным требованиям о контроле над местными полезными ископаемыми или отказываются от военной службы за пределами национальных границ. Кульминацией становятся не шумные празднования вновь обретенной независимости, а болезненное осознание центральными властями, что выгоды от сохранения союза уже не перевешивают издержки.
Важнейший фактор, который способен положить начало движению по пути сепаратизма, – это не этнические различия и не длительная история претензий, обид и политического гнета. Катализатором движений за независимость является присутствие набора политических институтов – местного парламента, местной администрации, национальных военных формирований и даже элементарных границ на карте, отделяющих одну автономию от другой. Все это позволяет националистам преобразовать устремления обывателей в политические действия.
Существует пример демократии, входящей в британское Содружество наций и имеющей длительный опыт сдерживания националистических требований. Как и в Соединенном Королевстве, у Канады есть собственные сепаратистские провинции, которые федеральная столица последовательно наделяла все более широкими полномочиями. Провинция Квебек населена религиозно-лингвистическим меньшинством, добивающимся особого статуса и полной независимости в стране, которая, как им кажется, незаконно узурпирована англоговорящим большинством. Провозглашение приверженности двуязычию и культурному разнообразию на федеральном уровне существенно уменьшило издержки пребывания внутри канадской федерации. Новые волны иммиграции в Квебек из Африки, Азии и других мест практически стерли старую разграничительную черту между интересами англофонов и франкофонов. Экономический рост сделал квебекских избирателей заинтересованными в сохранении статус-кво.
Иное дело Шотландия. Сегодня трудно указать на отличительные признаки типичного «этнического шотландца», и ШНП понимает, что главная надежда на размежевание Шотландии и остальной части Соединенного Королевства коренится не в национальных различиях, а в ценностях, разделяемых населением данного региона. Официальные документы шотландского правительства публикуются на гаэльском языке, но они переводятся также на китайский и урду. В 2014 г. будет праздноваться 700-летие битвы при Баннокберне, в которой шотландская армия обратила в бегство англичан. Исторический факт, который чаще вспоминают журналисты, а не политики. Главный вызов для ШНП сегодня – остаться на узком перешейке между двумя крайностями – навязыванием демократии и мультикультурализма, с одной стороны, и утверждением, что эти ценности больше востребованы за пределами королевства, в котором они уже священны, с другой. Главная задача для Вестминстера – потрудиться над тем, чтобы убедительно и эмоционально доказать целесообразность четвертого столетия единого управления страной, вместо ставки на то, что максимально возможной передачи полномочий Шотландии будет вполне достаточно, чтобы раз и навсегда избавиться от этой головной боли.
Националистическое правительство жаждет присвоить себе страну. Националистическую партию устроила бы страна, постоянно ее избирающая. ШНП, опираясь на историю борьбы за передачу полномочий, структурировала дебаты таким образом, что избирателям трудно отличить одно требование от другого. Шотландцы только сейчас начали понимать, что проблемы, которые призвана решить автономия – развитие, создание рабочих мест, образование, – вскоре будут отодвинуты на задний план кампанией, нацеленной на то, чтобы убедить их в наличии естественных прав на национальное государство. Тревожит то, что сепаратизм, даже лишенный этнической атрибутики, по-прежнему привлекателен для региональных партий, недовольных политикой центрального правительства.
В эпоху жестких программ экономии и непопулярных спасательных акций эту стратегию могут принять близко к сердцу бельгийские фламандцы, испанские каталонцы, жители итальянского Пьемонта и румынской Трансильвании. Конечно, национализм ШНП – это более цивилизованная и приемлемая его разновидность, не ведущая к кровопролитию. Но тем самым он становится опасен вдвойне. Для упрямых и несговорчивых регионалов Шотландия – наглядный пример того, что сепаратистская партия может победить, лучше ориентируясь в институтах власти, чем люди, заинтересованные в их сохранении. Это послужит центральным правительствам уроком, как не надо наделять провинциальные элиты слишком большими полномочиями. Когда-то Шотландия являла собой пример веры в силу соединения самобытности, единого управления и демократической практики. Жаль, если шотландский опыт станет наглядным пособием по превращению воинственного регионализма в территориальный сепаратизм.
