Мировой экономический кризис, разразившийся в 2008–2010 гг., возымел неожиданный эффект – он поставил под сомнение успешность третьей волны демократизации в Европе. Относительно молодые демократии Греции, Испании и Португалии, возникшие в 70-е гг. прошлого века на обломках правых авторитарных режимов, а также преобразованные совсем недавно из левых диктатур общества Центрально-Восточной Европы, сталкиваются с тяжелыми социально-экономическими проблемами и испытывают огромное политическое напряжение. Многие граждане этих стран теперь сомневаются в ценностях, казавшихся прежде неоспоримыми, – общий европейский рынок, еврозона, либеральная демократия западного типа, правовое государство и свободная капиталистическая экономика. Даже НАТО, представлявшаяся универсальной гарантией безопасности, заставляет усомниться в своей дееспособности.
Кризис охватил не только отдельные государства, но и всю европейскую интеграцию, ради которой страны отказались от части суверенных прав и ограничили собственную свободу. Под угрозой оказались и Маастрихтские критерии, определяющие европейскую систему экономического регулирования. При этом новый набор общих критериев, которые соответствовали бы условиям кризиса, не выработан. Руководство Евросоюзом все в большей степени концентрируется в руках ведущих держав, прежде всего Германии, а страны «третьей волны» вытесняются на периферию.
Базовые трудности приспособления к общеевропейским процессам, которые наблюдаются в центрально-восточноевропейских государствах, характерны и для Южной Европы. Вплоть до настоящего времени и те и другие не смогли решить принципиально важные задачи:
- выработать удовлетворительную практику регулирования деятельности национальных и зарубежных предприятий на внутреннем рынке;
- приспособиться к господствующей в Центральной Европе германской модели социально-экономического развития, для которой характерно стимулирование накоплений, экспортная ориентация производства, низкий уровень дефицита госбюджета и платежного баланса, а также небольшая внешняя задолженность;
- целенаправленно использовать на протяжении длительного периода систему мер вынужденной адаптации к условиям кризиса, что оказалось для указанных стран неприемлемым из-за особого «средиземноморского» уклада жизни.
Государства Центрально-Восточной Европы (ЦВЕ) упорно – хотя каждая страна по-своему – борются со схожими проблемами. Практически всем восточноевропейским странам сегодня грозит новый и весьма продолжительный откат на периферию (политическая и социально-экономическая ситуация в Польше выглядит лучше, но лишь со стороны). Похоже, что госпожа История решила снова указать наше место в классе: «Эй, вы, неудачники-восточноевропейцы! Опоздавшие на урок выскочки из авторитарных режимов! Ну-ка быстро на задние парты!». Западная Европа, пришедшая в школу гораздо раньше и успешно постигшая курс наук, явно не знает, что с нами делать. Судя по всему, придется нам действительно вернуться туда, откуда мы появились: на «ничейную» территорию. И, возможно, остаться здесь на долгое время.
Порознь против кризиса
В 2011 г. перед Венгрией и Польшей, которые одна за другой председательствуют в Европейском союзе, открылись немалые возможности. Используя их разумно, обе страны смогли бы внести позитивный вклад в преодоление кризиса, а также содействовать формированию европейской послекризисной модели. Однако шанс наверняка будет упущен. Ведь государства Центрально-Восточной Европы до сих пор не объединились, не выступили общим фронтом на борьбу с кризисом, не выработали совместные программы. Вместо этого они взялись бороться с кризисными явлениями поодиночке, добиваясь результата то лестью, то угрозами.
Вслед за драматическими событиями, развернувшимися с крахом Lehman Brothers, правительства ведущих стран ЕС и Европейский центральный банк перестали финансировать не входящие в еврозону государства Евросоюза, а также отказались предоставлять им финансовые гарантии. Таким образом, страны ЦВЕ оказались брошены в пустыне ликвидности без единого глотка воды. Но даже в этой ситуации правительства и центральные банки этих государств не сумели объединиться во имя улучшения своего положения.
В результате Венгрия балансировала некоторое время на грани дефолта. От банкротства ее спасло лишь достижение особой договоренности с Международным валютным фондом и Европейским союзом о получении значительного кредита. Остальные центрально-восточноевропейские государства, чья внешняя задолженность была не столь велика, попали в тяжелую ситуацию несколько позже. Очевидно, что добиться успеха в переговорах с эгоистично настроенными европейскими державами было бы трудно и всем вместе. Но ведь даже и не пытались. Более того, правительства восточноевропейских стран наперебой доказывали, что проводят совсем другую экономическую политику, чем, например, венгры или латыши.
В первой половине 2009 г. в Европейском союзе председательствовала Чехия. Прага приложила усилия к тому, чтобы воспрепятствовать росту протекционизма внутри ЕС, включая стремление наиболее развитых государств (прежде всего Франции) оградить от кризиса свою промышленность и закрыть для этого предприятия, созданные ими в ЦВЕ. Мы прекрасно сознавали, что рост протекционизма только усугубит кризис и породит небывалый скачок безработицы. Однако на саммите ЕС в марте 2009 г. именно венгерский премьер Ференц Дюрчань заблокировал чешские инициативы, предложив срочно выделить центрально-восточноевропейским странам финансовую помощь на сумму 190 млрд евро. Этим он нивелировал усилия чехов, бросив комок земли на гроб правительства Топаланека, а заодно и в собственную политическую могилу. Понятно, что в споре с французами о вреде протекционизма и в дискуссии с немцами по поводу пакета экстренной финансовой помощи шансы одержать верх были ничтожными. Но все же можно было сесть в калошу не так глупо.
Весной 2010 г. венгерскому правительству во главе с Гордоном Байнаи удалось добиться принятия общей энергетической программы на будапештском совещании руководителей Вышеградской четверки (Венгрия, Польша, Словакия и Чехия). Это был серьезный успех. Однако следующий кабинет во главе с Виктором Орбаном оценил такое сотрудничество как бесперспективное. Государства ЦВЕ, включая Вышеградскую четверку, не имеют общей политики и в отношениях с Российской Федерацией. Каждая страна отдельно ведет переговоры с Москвой о ценах на энергоносители, инвестиционном сотрудничестве и других вопросах, словно мы живем не в одном регионе.
В 2010 году Венгрия и Польша сделали попытку договориться с ЕС о том, чтобы показатели частных фондов обязательного пенсионного страхования не включались в отчетность по формированию государственного бюджета и не увеличивали дополнительно его дефицит. К этой инициативе присоединился целый ряд других центрально-восточноевропейских стран. Однако как только со стороны Европейской комиссии обозначилась первая негативная реакция, венгерское правительство немедленно вышло из совместной инициативы и просто национализировало активы частных фондов обязательного пенсионного страхования. Ответ Евросоюза не заставил себя ждать: поляков похвалили за терпение как хороших учеников, а выдвинутую идею сочли достойной рассмотрения.
Примерно с 1970-х гг. развитие внешнеэкономических связей центрально-восточноевропейских государств характеризуется двухполюсной ориентацией. С одной стороны, мы зависим от импорта энергоносителей из бывшего Советского Союза. Но современные технологии и финансовые ресурсы поступают в основном из Германии и остальной Западной Европы. При этом Москва и Бонн/Берлин ведут с центрально-восточноевропейскими государствами селективные переговоры, индивидуально формируют товарные рынки в отношении каждой страны и диктуют цены. В результате, когда отношения между русскими и немцами складываются благоприятно, нам тоже в материальном отношении неплохо, поскольку что-то «перепадает» от хорошей внешнеполитической конъюнктуры, но при этом нас почти не считают за людей и игнорируют наш суверенитет. Когда же немцы и русские ссорятся, у нас «трещат чубы» и мы несем ощутимые потери, однако с гордостью держим развевающиеся на ветру национальные флаги.
Экономические интересы Вашингтона в Центрально-Восточной Европе были к концу 2010 г. незначительными. Однако в сфере безопасности роль Америки остается определяющей. Таким образом, складывается парадоксальная ситуация, ведь в области экономической модернизации и регулирования внешней задолженности центрально-восточноевропейские страны решающим образом зависят от Германии, которая по многим вопросам мировой экономической политики расходится с Соединенными Штатами. С другой стороны, государства ЦВЕ следуют в русле американской геополитической и военной стратегии, подвергаемой со стороны Германии за последнее время все большей критике. Призрак российско-германской сепаратной сделки наподобие тех, что несколько раз заключались в ХХ веке, страшит ЦВЕ и заставляет государства еще больше сплачиваться вокруг США, в которых (а не в НАТО) они видят единственную защиту на такой случай.
Два пути – западный и восточный
Удастся ли центрально-восточноевропейским государствам преодолеть нынешний кризис? И какая общественная модель сложится здесь после его завершения? Судя по всему, Чехия, Словакия и отчасти Польша к настоящему времени согласились проводить в среднесрочной перспективе рестриктивную экономическую политику, которая должна привести к сокращению задолженности и улучшению бюджетного равновесия. Этот курс им настойчиво рекомендуют не только Германия, но также Европейская комиссия и Европейский центральный банк.
Требования финансового аскетизма, предъявляемые к центрально-восточноевропейским государствам, связаны с надеждой, что ориентированное на экспорт развитие ФРГ (а эта крупнейшая европейская экономика придерживается принципов сохранения положительного платежного баланса и увеличения сбережений) рано или поздно «потянет» за собой страны-соседи, которые воспримут, наконец, германскую модель. Многие полагают, что реализация подобного сценария в целом приведет к восстановлению докризисной ситуации и ускорению процессов конвергенции в рамках Европейского союза. Предполагается также, что это способствует формированию гражданских обществ в центрально-восточноевропейских государствах. Причем увеличится склонность указанных обществ к накоплению: как в результате повышения численности среднего класса, так и под влиянием старения населения. Таким образом, центрально-восточноевропейский социум станет со временем более дисциплинированным и, если угодно, все более онемеченным.
Правда, в «онемечивание» трудно поверить хотя бы потому, что даже проживающим на территории бывшей ГДР восточным немцам, несмотря на полученную ими огромную финансовую помощь, так и не удалось подтянуться к уровню западногерманских земель. Отсюда вытекает опасение, что рестриктивная экономическая политика будет лишь сдерживать развитие центрально-восточноевропейских стран, которые из-за этого долго не выйдут на траекторию устойчивого подъема.
Как бы то ни было, рекомендации Еврокомиссии и ЕЦБ представляют собой эклектичный, но все же достаточно последовательный и прагматичный подход к борьбе с кризисом. В центре этого подхода – ограничение государственного и частного потребления, концентрация ресурсов на ускорении хозяйственного роста и преодолении отсталости в стратегически важных областях, широкое привлечение внешних источников развития, а также согласование важнейших направлений экономической активности с основными глобальными тенденциями. Сюда добавляется требование далеко идущих структурных реформ. В политическом смысле такой подход к борьбе с кризисом можно назвать интернационалистическим, антипопулистским, евроцентричным, базирующимся на институтах частной собственности и правового государства, а также вполне дружественным по отношению к глобализации. Это – западный подход.
Однако есть и другой подход – восточный: националистический, популистский, евроскептический, государственно-капиталистический, базирующийся на стимулировании роста потребления, а также антиглобалистский. Его избрало правоцентристское правительство Венгрии во главе с Виктором Орбаном. Будапешт считает, что ему удастся пойти собственным путем – через воссоздание сильного государства, которое добьется от международных организаций и транснациональных корпораций возвращения утраченного суверенитета, достигнет укрепления национального капитала, увеличит внутреннее потребление, а также привлечет в экономику дополнительные ресурсы из динамично растущих индустриальных стран, прежде всего – Китая и России. Возникшие убытки должны компенсироваться не налогоплательщиками, а крупными зарубежными инвесторами и фондами будущих поколений. Причем такому особому венгерскому пути развития соответствует особая венгерская модель потребления, которую государство формирует через управление общественным потреблением, а также с помощью влияния на потребление частное.
В определенном смысле венгерские власти пытаются воздействовать на Евросоюз тем же способом, при помощи которого кадаровское руководство коммунистической Венгрии оказывало давление на СССР после 1956 года. Будапешт требует для себя послаблений и исключений из общепринятой модели, угрожая в противном случае эффектом домино – в минувшие времена для соцлагеря, сегодня – для ЕС.
Государственные учреждения и методы управления в коммунистических государствах Центрально-Восточной Европы были очень похожими. Но повседневное бытие в них сильно отличалось. В Венгрии индивидуальная жизнь простых людей характеризовалась относительной свободой, здесь была разрешена мелкая частная собственность, допускалась более широкая возможность ездить за границу. Для большинства граждан других социалистических стран, где уровень индивидуальной свободы был ниже, а экономика не столь многоукладна, это оставалось пределом мечтаний или недостижимым идеалом.
«Осуществленный в 1968 г. переход Венгрии к новому хозяйственному механизму явился очень важным шагом, который привнес элемент рациональности в экономику, – отмечал Чарльз Гати. – Венгерская экономическая реформа открыла новые широкие возможности, прежде всего в области развития сельского хозяйства, сферы услуг и мелкого предпринимательства. Благодаря этой реформе план и рынок получили шанс для некоего взаимного сосуществования. Одновременно начал повышаться жизненный уровень венгерских граждан. При этом кадаровский “гуляшный коммунизм” (возможно, это уместно назвать одной из ранних версий перестройки) был дополнительно подкреплен относительным усилением толерантности и открытости режима (это можно назвать, в свою очередь, одним из первых вариантов гласности)».
Обитатели тогдашнего самого веселого барака в социалистическом лагере, именуемые до сих пор Homo kadaricus, строили на этом особый форинт-национализм. Они гордились не родным языком или историей, а достигнутым образом жизни. Им действительно удавалось вести такую жизнь, которой не могли похвастаться ближайшие соседи, за исключением «капиталистических» австрийцев, которые и служили примером для подражания. Австрийцев, в свою очередь, также воодушевляла отнюдь не история или былая слава давно рухнувшей монархии, а достигнутый уровень жизни, или Schilling-национализм. Они же равнялись на проигравших войну, но выигравших благоустроенный и сытный мир немецких Deutschmark-националистов.
В 1989 году подавляющая часть венгерских граждан считала, что радикальная системная трансформация даст им возможность уже в ближайшее время превратиться в «австрийцев» или даже «немцев», поэтому они охотно двинулись на зов элиты в Европейский союз, НАТО и в целом на Запад. Однако мечтам не суждено было сбыться. Сегодня Австрия с ее уровнем жизни так же далека от нас, как тогда, а может, и еще дальше. В конечном итоге это подтолкнуло общество к особому «венгерскому пути».
На очередных парламентских выборах подавляющая часть избирателей проголосовала за правоцентристские и радикально правые партии, которые провозглашают необходимость построения сильного национального государства, открыто заявляют о евроскептицизме и предвещают близкий закат Европы. В этих политических движениях можно встретить традиционных националистов, испытывающих фрустрацию из-за политических символов, исторических обид и просто личных эмоций, но попадаются и оперирующие смысловыми понятиями «националисты образа жизни», которым не удалось за минувшие годы решить свои материальные проблемы. Обычно первые удовлетворяются размахиванием национальными флагами и выкрикиванием лозунгов. Со вторыми дело обстоит сложнее. Воспринять и легитимировать новую власть они готовы лишь в случае, если она гарантирует им стабильное повышение уровня жизни на годы вперед.
Время покажет, кто был прав. Экономика Евросоюза находится в тяжелом положении, институты трещат по швам. Не исключено, что единая Европа вообще не сможет решить свалившиеся на нее проблемы: острейшие кризисы в Греции, Ирландии, Португалии и Испании, усугубляющиеся на глазах трудности сохранения еврозоны, начавшаяся весной 2011 года неразбериха в связи с попыткой объединить усилия по сокращению государственной задолженности.
Германия отчаянно борется за спасение евро и общей экономической политики Евросоюза. Германский подход основан на идее принятия специального Пакта повышения конкурентоспособности, который предусматривает более тесное сотрудничество в области сокращения государственной задолженности, ужесточение контроля над дефицитами госбюджетов стран-участниц, определенную унификацию национальных систем в области пенсионных отчислений и налога на прибыль. Кроме того, укреплению евро и сохранению еврозоны будет способствовать планируемое введение еврооблигаций. Если упомянутый Пакт будет принят, появляются предпосылки для возникновения двухскоростного Евросоюза даже в рамках зоны евро. Еще более острая проблема встает перед не входящими в еврозону странами ЕС: подключаться к намечаемому углублению финансово-экономического сотрудничества либо оставаться на длительный период вне его рамок?
Лидер польской консервативной оппозиции Ярослав Качиньский сделал 30 января 2011 г. очень решительное заявление: «Польша не должна присоединяться к еврозоне в течение по крайней мере ближайших двадцати лет или даже больше. Складывающееся в некоторых из стран еврозоны положение свидетельствует о том, что введение евро для Польши пока не выгодно. Вместо того, чтобы быть замененной на евро, нынешняя польская национальная валюта – злотый – должна стать третьей резервной валютой в центрально-восточноевропейском регионе». Качиньский отметил, что финансовую ситуацию в Польше можно улучшить за счет обложения налогом банковских операций. Он также высказался за то, чтобы польские финансовые институты, принадлежащие в основном зарубежным банкам, были национализированы, а для зарубежных банков был введен запрет на приобретение ими активов в польских энергетических и нефтехимических компаниях.
Возможно, незаметно для себя мы уже вступили в «пост-евросоюзную» эпоху, во всяком случае – Европейский союз, каким мы его знали последние десятилетия, уходит в прошлое. И теперь каждая страна должна сама заботиться о себе. Согласно такому представлению, грядет упадок международных финансовых институтов и транснациональных корпораций. Их роль возьмет на себя сеть крупных и мелких государственных учреждений, а также частных национальных предприятий. Правовые государства западного типа постепенно уступят место «суверенным демократиям» и централизованно управляемым общественным системам. Некоторые вообще считают, что наступает эра широкого распространения неонационализма и социального популизма, предвестницей чего является Венгрия с ее нынешним премьером Орбаном.
В 2009 г. Венгерская Республика благодаря действиям правительства Байнаи начала было преодолевать финансово-экономический кризис. Сегодня реальные индикаторы экономического развития Венгрии, особенно после частичной реализации введенного Байнаи комплекса мер, совсем не так плохи, как может показаться. Но хорошие новости из Будапешта бесполезны, потому что им не верят. И правильно делают, потому что между этими показателями и политикой Орбана – огромный разрыв.
Несколько лет назад польские аналитики опасались, что ошибки братьев Качиньских найдут в Венгрии благодатную почву для тиражирования. Однако тогда еще невозможно было представить, что Виктор Орбан изобретет уникальный коктейль, в котором политический национально-консервативный популизм Качиньских соединится с антизападными мерами в экономике. Вслед за победой на общих парламентских выборах в апреле-мае 2010 г. новое руководство ввело значительные антикризисные налоги на финансовые институты, а также крупные предприятия. Почти одновременно национализированы активы частных фондов обязательного пенсионного страхования, величина которых составляла порядка 10% по отношению к валовому внутреннему продукту. Частные предприятия стали проверять на предмет того, осуществляют ли они повышение зарплаты рабочих и служащих. В печати начались нападки на известных писателей, ученых и музыкантов. Наконец, принят новый закон, резко ограничивающий свободу средств массовой информации. Это вызвало широкую волну негодования в Европе и США. Позднее на основе замечаний Европейской комиссии в текст закона были внесены поправки. Однако война за право контроля над средствами массовой информации в Венгрии до сих пор продолжается.
Не исключено, что «отважное» начинание, предпринятое братьями Качиньскими в Польше и продолженное Робертом Фицо в Словакии, Виктор Орбан доведет до логического завершения. И вслед за Будапештом вновь наступит черед Праги, Братиславы, Варшавы и других столиц. Сравнительно недавно Цезарь Кованда уже обратил внимание на опасность распространения в Польше венгерской болезни и указал на ее первые симптомы: быстрый рост дефицита госбюджета, чрезмерное увеличение государственной задолженности, а также превышающие возможности национальной экономики масштабы социальных обязательств. Он наглядно показал, как «страна-отличница» центрально-восточноевропейского региона может на глазах превратиться в «больного человека».
ЦВЕ в мире опасностей
Европейские неурядицы – элемент общей достаточно безрадостной палитры мировой политики. Если победу на президентских выборах в Соединенных Штатах в 2012 году одержит кандидат от Республиканской партии, то разрядка, наметившаяся с 2008 года, закончится. Если будет переизбран Барак Обама, то нынешний dОtente может еще некоторое время продлиться, но едва ли станет необратимым. По результатам президентских выборов-2012 в России либо относительно миролюбивого Дмитрия Медведева сменит жесткий Владимир Путин, либо возникнет новая расстановка сил. Если снова вернется Путин – на земле голубь, а в небе ястреб, – возникнет перманентная угроза, что российский лидер может в любой момент скорректировать перезагрузку, нажав кнопку «отмена».
Смена власти произойдет и в Китайской Народной Республике. Большинство экспертов ожидают в связи с этим скорее заморозков, нежели оттепели. Холодные ветры стали все чаще определять погоду в Западной Европе, где ориентированные на сотрудничество и достижение компромиссов политики переживают не лучшие времена.
Возможно, скоро мы будем вспоминать период до 2012 г. как последний относительно длительный мирный период, в течение которого вооруженные силы преимущественно сокращали, боевые ракеты в основном демонтировали, а отношения России с соседними странами (за вычетом отдельных эксцессов, наподобие грузинской войны) «оттаивали». Одним словом, когда восточноевропейские страны являлись не фронтовой полосой, а мирной и уютной территорией. Этого точно уже не будет, если имперская Америка начнет использовать чужие трудности для нанесения беспощадных ударов, ослабевшая Россия станет конвертировать свои внутренние проблемы во внешнюю агрессивность, а Европейский союз погрузится в хаос.
«Современное международное положение, – указывает Патрик Стюарт, – является гораздо более сложным и неупорядоченным, чем Белый дом готов признать. Фактически идет гоббсовская война, когда все сражаются против всех. Очевидно, что глобальная взаимозависимость усиливается, но фундаментальные интересы отдельных государств по-прежнему сталкиваются между собой и приводят к конфликтам под воздействием нарастающей стратегической конкуренции. В этой обстановке администрации президента Обамы удается демонстрировать поразительное хладнокровие, словно она не замечает быстро падающего влияния США на мировой арене. По сути, сегодня ей приходится выжидать, пока национальные интересы ведущих держав и новых индустриальных государств, а также их общие приоритеты безопасности совпадут… Но при этом остается непроработанным до конца самый мрачный сценарий. Что будет, если новый мировой порядок станет началом эпохи реальной многополярности при отсутствии взаимного учета общих интересов и многостороннего сотрудничества?»
При упоминаемом Стюартом наиболее мрачном варианте развития событий центрально-восточноевропейский регион от Балтики до Балкан почти наверняка превратится в арену столкновений (экономических и идейно-политических с военным компонентом) американцев, русских и немцев в борьбе за очередной передел зон влияния, а также приобретение контроля над финансовыми институтами, энергетическими объектами и распределительными сетями.
Схватка за контроль над Центрально-Восточной Европой уже началась. На переговорах в Киеве, Бухаресте и Белграде, состоявшихся весной 2011 г., российский премьер-министр Владимир Путин предложил украинским, сербским и румынским партнерам стратегическое взаимодействие, прежде всего в области энергетики. Очевидно, что главной целью такого обходного маневра было стремление ослабить связи вышеназванных стран с западным блоком. Но ведущие представители Запада не дремали и предприняли встречный охват. Визит в Варшаву президента Барака Обамы 27–28 мая 2011 г. и его беседа за ужином с руководителями восточноевропейских государств могут перечеркнуть стратегические намерения Москвы. Тогда же Обама заявил о запланированном размещении в Польше американских военно-транспортных самолетов С-130 и истребителей F-16, а также о согласованном участии американских компаний в разработке имеющихся на польской территории крупных месторождений сланцевого газа. Таким образом, американский лидер обозначил существенное усиление присутствия Соединенных Штатов на восточном фланге НАТО в ближайшей перспективе.
Любопытно, что незадолго до этого в ходе очередного саммита «Большой восьмерки» Обама демонстративно обсуждал с российским президентом Медведевым широкий круг ближневосточных проблем, но явно не посвятил своего партнера в имеющиеся планы по дальнейшему развитию отношений Вашингтона с государствами Центрально-Восточной Европы.
Переговоры о вступлении в ЕС Хорватии (намечено на 2013 г.) и Сербии (после «нежданного» обнаружения Ратко Младича и Горана Хаджича) могут ускориться, продолжится осуществляемая США через Польшу активная поддержка белорусской демократизации, а Украину западные лидеры не бросят на произвол судьбы. Это смешает карты планам Москвы по распространению на ЦВЕ зоны своего влияния. Вашингтонская администрация стала действовать в этом регионе активней, почти не обращая внимания на чувствительность русских, а также все чаще переходя от использования soft power к hard power.
* * *
Если реализуется наиболее неблагоприятный конфронтационный сценарий, у государств ЦВЕ не останется пространства для маневра. Кошмар, от повторения которого, казалось, навсегда излечила евро-атлантическая интеграция, может возвратиться, Zwischeneuropa («промежуточная Европа») опять попадет в клещи чужой конкуренции и станет заложником «больших игр».
Мы так и не выработали общей стратегии, не создали адекватную условиям экономического кризиса модель, не продумали до конца свое отношение к немецкому типу общественно-хозяйственного устройства, не задумались о возможности адаптации какой-либо иной западной или, может быть, общей для всех нас восточной модели. Вдобавок к этому мы до сих пор не имеем общего курса в отношениях с Западом и Россией.
Появятся ли у нас дальновидные политики? Будут ли когда-нибудь граждане, которых можно хоть в чем-то убедить? Или мы продолжим и дальше жизнь среди иллюзий? «Истина, которая имеет среди нас хождение, – заметил четыре с лишним столетия назад Монтень, – это не то, что есть на самом деле, а то, в чем мы убеждаем других: таким образом, мы называем деньгами не только настоящие деньги, но и фальшивые, если их принимают». Мы живем в эпоху фальшивых политических денег. В 1989 г. наступил исторический миг, когда на жителей Центральной Европы обратились взоры всего мира. Тогда мы платили настоящими деньгами, и нам платили тем же. Однако этот миг давно прошел. Возможно, что сейчас, когда в тяжелых условиях кризиса складываются новые модели – в 2011–2012 гг., – снова пришло наше время. Но готовы ли мы к нему?
