Это эссе – адаптированное послесловие к готовящейся к изданию в мягкой обложке его книге «О Китае» (Penguin, 2012). Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 2, 2012 год. © Council on Foreign Relations, Inc.
19 января 2011 г. президент США Барак Обама и председатель КНР Ху Цзиньтао представили заявление по итогам визита китайского лидера в Вашингтон. В нем декларировалась совместная приверженность развитию «позитивных и всеобъемлющих отношений Соединенных Штатов и Китая». Касаясь основных вопросов, стороны заверили друг друга, что «США приветствуют сильный, процветающий и успешный Китай, играющий более заметную роль в мировых делах. Китай приветствует Соединенные Штаты как азиатско-тихоокеанскую державу, способствующую миру, стабильности и процветанию региона».
С этого момента оба правительства приступили к реализации обозначенных целей. Высокопоставленные официальные лица обменивались визитами и институционализировали обмен мнениями по ключевым стратегическим и экономическим вопросам. Возобновились военные контакты, открыв важный канал для коммуникаций. На неофициальном уровне специальные группы изучали возможности эволюции отношений.
Однако одновременно с увеличением сотрудничества обострились и противоречия. Значительное число людей в обоих государствах заявляли, что борьба за превосходство между КНР и США неизбежна и, возможно, уже началась. В этом контексте призывы к американо-китайскому сотрудничеству выглядят устаревшими и даже наивными.
Взаимные обвинения обусловлены различным, хотя и параллельным анализом ситуации, который делают в каждой из стран. Некоторые американские стратеги заявляют, что Пекин преследует две долгосрочные цели: вытеснить Соединенные Штаты как доминирующую силу из западного Тихоокеанского региона и консолидировать Азию в эксклюзивный блок, действующий в соответствии с экономическими и внешнеполитическими интересами Китая. Согласно этой концепции, Пекин может представлять неприемлемый риск в случае конфликта с Вашингтоном, хотя абсолютный военный потенциал КНР формально не равен американскому, и, кроме того, Китай разрабатывает усовершенствованные средства, которые позволят лишить США традиционных преимуществ. Неуязвимый потенциал нанесения ответного ядерного удара в конечном итоге будет дополнен противокорабельными баллистическими ракетами увеличенной дальности и асимметричными возможностями в таких новых сферах, как киберпространство и космос. Некоторые опасаются, что Китай обеспечит себе доминирующее положение на море благодаря грядам отдаленных островов. Если это произойдет, соседям, которые зависят от торговли с КНР, но не уверены в способности Америки реагировать, возможно, придется приспосабливать свою политику к предпочтениям Пекина. В конечном итоге возникнет китайскоцентричный азиатский блок, который будет доминировать в западном Тихоокеанском регионе. Последний доклад об оборонной стратегии Соединенных Штатов отражает (по крайней мере косвенно) некоторые из этих опасений.
Ни один официальный представитель китайского правительства никогда не декларировал подобную стратегию как фактическую политику. На самом деле они провозглашают совершенно противоположный курс. Однако в околоофициальной китайской прессе и исследовательских институтах собрано достаточно материалов в поддержку теории о том, что отношения идут, скорее, к конфронтации, а не к сотрудничеству.
Стратегические опасения Соединенных Штатов усугубляются их идеологической предрасположенностью вести борьбу со всем недемократическим миром. Авторитарные режимы, считают некоторые, по своей сути нестабильны и вынуждены обеспечивать поддержку внутри страны на основе национализма и экспансионизма – как в риторике, так и на практике. Согласно этим теориям (варианты которых пользуются популярностью в определенных кругах американских и левых, и правых), напряженность и конфликт с Китаем обусловлены его внутренней структурой. Мир во всем мире, гласят упомянутые теории, наступит благодаря глобальному триумфу демократии, а не призывам к сотрудничеству. Политолог Аарон Фридберг пишет, например, что «у либерально-демократического Китая не будет причин бояться своих демократических коллег, тем более применять против них силу». Поэтому «без всякой дипломатической деликатности, конечной целью американской стратегии должно быть ускорение революции, хотя и мирной, в результате которой в Китае будет разрушено однопартийное авторитарное государство, а на его месте появится либеральная демократия».
Конфронтационные интерпретации в Китае следуют противоположной логике. Они рассматривают США как уязвленную супердержаву, намеренную помешать подъему любого соперника, КНР же выглядит самым реальным из них. Независимо от того, насколько активно Пекин стремится к сотрудничеству, заявляют некоторые китайцы, блокирование растущего Китая посредством размещения военных сил или договорных обязательств будет неизменной целью Вашингтона, дабы помешать КНР играть историческую роль Срединной империи. С этой точки зрения любое устойчивое сотрудничество с Соединенными Штатами равносильно самоубийству, поскольку оно будет служить лишь первостепенной американской задаче по нейтрализации Китая. Считается, что системный антагонизм даже стал неотъемлемой частью американского культурного и технологического влияния, которое иногда рассматривается как форма планомерного давления, направленного на подрыв внутреннего консенсуса и традиционных ценностей. Самые решительные голоса твердят о том, что Пекин был чересчур пассивным на фоне антагонистических тенденций. КНР должна (например, по территориальным вопросам в Южно-Китайском море) вступать в конфронтацию с теми соседями, к кому у него есть территориальные претензии, чтобы затем, по словам аналитика Лон Тао, «аргументировать, продумывать свои действия и наносить удар первым, пока ситуация не вышла из-под контроля, развязывая мелкие битвы, которые позволят не допустить провокаций в дальнейшем».
Прошлое не должно быть прологом
В таком случае есть ли смысл стремиться к сотрудничеству в отношениях между Соединенными Штатами и Китаем? Разумеется, в истории подъем держав не раз приводил к конфликтам со странами, уже занимавшими ведущие позиции. Но условия изменились. Вряд ли лидеры, которые столь беспечно вступили в мировую войну в 1914 г., сделали это, зная, как изменится мир к ее концу. У современных руководителей нет подобных иллюзий. Крупная война между развитыми ядерными державами принесет жертвы и потрясения, несопоставимые с просчитанными целями. Превентивный удар практически исключен, в особенности для плюралистической демократии, такой как США.
Столкнувшись с вызовом, Соединенные Штаты сделают все необходимое для защиты собственной безопасности. Однако не следует использовать конфронтацию как предпочтительную стратегию. В лице Китая американцы столкнутся с противником, за многие века мастерски овладевшим стратегией пролонгированного конфликта, особое место в доктрине которого занимает психологическое изматывание оппонента. В реальном конфликте обе стороны обладают возможностями и умением нанести друг другу катастрофический ущерб. К моменту окончания подобного гипотетического столкновения все его участники будут обессилены и истощены. Тогда им снова придется решать задачу, стоящую перед ними сегодня: строительство международного порядка, значимыми элементами которого будут обе страны.
Стратегии сдерживания, разработанные на основе опыта холодной войны, когда обе стороны противостояли экспансионизму Советского Союза, в нынешних условиях не подходят. Экономика СССР была слабой (кроме военного производства) и не оказывала влияния на глобальную экономику. С тех пор как Китай разорвал связи и отправил домой советских консультантов, немногие страны, кроме принудительно включенных в орбиту Москвы, были в значительной степени связаны экономически с Советским Союзом. Современный Китай, напротив, является динамичным экономическим фактором. Это ключевой торговый партнер всех соседних стран и большинства индустриальных государств, в том числе США. Длительная конфронтация между Пекином и Вашингтоном изменит мировую экономику, и последствия будут негативными для всех.
Вряд ли и сам Китай будет считать подходящей для конфронтации с Соединенными Штатами стратегию, использованную им в конфликте с Советским Союзом. Лишь немногие страны – и ни одна в Азии – станут воспринимать американское присутствие в этой части мира как «пальцы», которые нужно «отрубить» (по яркому высказыванию Дэн Сяопина о советских передовых позициях). Даже те азиатские государства, которые не входят в альянсы с США, стремятся получить заверения их политического присутствия в регионе и наличия американских сил в близлежащих морях как гаранта мира, к которому они привыкли. Общий подход выразил, обращаясь к своему американскому коллеге, высокопоставленный индонезийский чиновник: «Не оставляйте нас, но не заставляйте нас выбирать».
Наращивание военной мощи, происходящее в последнее время в КНР, само по себе не является чем-то неожиданным: наоборот, было бы странно, если бы вторая по величине экономика мира и крупнейший импортер природных ресурсов не преобразовывал свою экономическую мощь в военный потенциал. Вопрос в том, ограничено ли это наращивание какими-либо сроками и для каких целей оно проводится. Если Соединенные Штаты будут воспринимать любое совершенствование военного потенциала Китая как враждебный шаг, они быстро окажутся вовлеченными в бесконечную череду споров о тайных целях. Но Пекин, опираясь на свой исторический опыт, должен осознавать, где проходит тонкая грань между оборонительным и наступательным потенциалом и какими могут быть последствия безудержной гонки вооружений.
У китайских лидеров будут весомые причины отвергать раздающиеся в стране призывы к антагонистическому подходу – как они и заявляли публично. Исторически имперская экспансия Китая достигалась путем постепенного проникновения, а не завоевания, или через обращение в свою культуру завоевателей, которые затем присоединяли свои владения к китайской территории. Военное доминирование в Азии стало бы очень сложным начинанием. Советский Союз во время холодной войны граничил с целой группой слабых стран, истощенных войной и оккупацией и зависящих от американских обязательств по их обороне. Сегодня Китай окружают Россия на севере, Япония и Южная Корея, имеющие военные альянсы с США, на востоке, Вьетнам и Индия на юге, неподалеку Индонезия и Малайзия. Такой расклад отнюдь не благоприятствует завоеваниям. Скорее он напоминает окружение и может внушать опасения. Каждая из этих стран имеет давние военные традиции и станет серьезным препятствием, если под угрозой окажется ее территория или способность проводить независимую политику. Милитаризация внешней политики КНР укрепит сотрудничество между всеми или по крайней мере некоторыми из этих государств, пробудив старые страхи Китая, как это случилось в 2009–2010 годах.
Вести дела с новым Китаем
Еще одна причина сдержанности Китая, по крайней мере в среднесрочной перспективе, – это проблема внутренней адаптации, которая стоит перед страной. Идея Ху Цзиньтао о «гармоничном обществе» кажется обязывающей и одновременно труднодостижимой из-за разрыва между развитыми прибрежными районами и неразвитыми западными провинциями. Проблему осложняют культурные изменения. Ближайшие десятилетия в полном объеме продемонстрируют, как политика «одного ребенка» повлияет на взрослое китайское общество. Изменятся культурные модели, поскольку большие семьи традиционно заботились о пожилых и больных. А когда две пары бабушек и дедушек борются за внимание одного ребенка и вкладывают в него все свои устремления, раньше распределявшиеся между многочисленными внуками, может возникнуть новая ситуация настойчивой тяги к достижениям и огромных, вероятно неоправданных, ожиданий.
Все эти аспекты усугубят проблемы реформирования органов власти, которое начиная с 2012 г. затронет институт председателя и вице-председателя КНР; произойдет существенное обновление состава Политбюро КПК, Госсовета, Центрального военного совета; тысячи других ключевых постов на национальном и региональном уровне займут новые люди. Группа новых руководителей в значительной степени будет состоять из представителей первого за 150 лет китайского поколения, жившего в мирное время. Главной проблемой станет поиск путей взаимодействия с обществом, которое революционизируется на фоне меняющихся экономических условий, беспрецедентных и быстро распространяющихся коммуникационных технологий, нестабильной глобальной экономики и миграции сотен миллионов людей из сельской местности в города. Новая модель управления, вероятно, окажется синтезом современных идей и традиционных китайских политических и культурных концепций, и стремление к синтезу обеспечит продолжение драматической эволюции страны.
В Вашингтоне за этими социальными и политическими преобразованиями должны следить с интересом и надеждой. Прямое американское вмешательство не станет мудрым или продуктивным шагом. Соединенным Штатам следует по-прежнему оглашать свою позицию по вопросам прав человека и конкретным ситуациям. Таким образом, повседневное поведение США будет отражать национальную приверженность демократическим принципам. Но системный проект трансформации китайских институтов посредством дипломатического давления и экономических санкций может иметь негативные последствия и привести к изоляции либералов, для содействия которым он изначально предназначался. В КНР это будет интерпретироваться подавляющим большинством через призму национализма и воспоминаний о предыдущих периодах иностранного вмешательства.
Такая ситуация побуждает не к отказу от американских ценностей, а к осознанию разницы между осуществимым и абсолютным. Американо-китайские отношения не должны рассматриваться как игра с нулевой суммой, а само по себе появление процветающего и мощного Китая не может восприниматься как стратегическое поражение Соединенных Штатов.
Подход, основанный на сотрудничестве, бросает вызов предубеждениям, существующим с обеих сторон. В национальной истории США было лишь несколько примеров отношений со страной, сопоставимой по размеру, уверенности в себе, экономическим достижениям и международному влиянию, и при этом с совершенно иной культурой и политической системой. В китайской истории тоже нет опыта отношений с равной великой державой, имеющей постоянное присутствие в Азии, представление об универсальных идеалах, не совпадающее с китайскими концепциями, и альянсы с несколькими соседями Китая. До Соединенных Штатов подобная позиция какой-либо страны предшествовала попытке взять Китай под свой контроль.
Самый простой подход к стратегии – настаивать на подавлении потенциальных противников с помощью превосходящей ресурсной и материально-технической базы. Но в современном мире это вряд ли возможно. КНР и США продолжат существовать друг для друга как неизбежная реальность. Ни та, ни другая страна не может доверить свою безопасность оппоненту – ни одна великая держава не сделает такого надолго или навсегда, – и каждая по-прежнему будет преследовать собственные интересы, иногда в некоторой степени за счет другого. Но оба государства должны учитывать страхи друг друга и осознавать, что риторика, так же как и фактическая политика одного, может подпитывать подозрения другого.
Главный стратегический страх Китая – это внешняя сила или силы, которые разместят военные контингенты вокруг китайских границ, окажутся способны проникнуть на территорию КНР или вмешаться во внутреннюю ситуацию. Когда Пекин осознавал подобную угрозу в прошлом, он прибегал к войне, не рискуя дожидаться результата того, что рассматривалось им как усиливающиеся тенденции, – в Корее в 1950 г., против Индии в 1962 г., на северной границе с СССР в 1969 г., против Вьетнама в 1979 году.
Страх США, иногда выражаемый только косвенно, – быть вытесненными из Азии ограничительным блоком. Соединенные Штаты участвовали в мировой войне против Германии и Японии, чтобы не допустить подобного исхода, и при администрациях обеих политических партий использовали наиболее действенные методы дипломатии холодной войны против Советского Союза. Стоит отметить, что в обоих случаях значительные совместные усилия США и Китая были направлены против осознаваемой угрозы гегемонии.
Другие азиатские страны будут настаивать на прерогативе развития своего потенциала в собственных национальных интересах, а не в рамках соперничества двух внешних сил. Они не пойдут добровольно на возвращение к подчиненному положению. Кроме того, они не воспринимают себя как элементы американской политики сдерживания или американского проекта изменения внутренних институтов Китая. Они стремятся к хорошим отношениям и с Пекином, и с Вашингтоном и будут сопротивляться любому давлению, вынуждающему их сделать выбор.
Можно ли как-то смягчить страх перед гегемонией и боязнь военного окружения? Можно ли найти пространство, в котором обе стороны смогут достичь своих главных целей, не милитаризируя стратегии? Где находится грань между конфликтом и отказом от своих прав для великих держав с глобальными возможностями и различными, отчасти противоборствующими устремлениями?
То, что Китай сохранит значительное влияние в прилегающих регионах, обусловлено его географией, ценностями и историей. Однако пределы воздействия формируются обстоятельствами и политическими решениями. Именно они будут определять, превратится ли неизбежное стремление к влиянию в намерение блокировать или сводить на нет другие независимые источники силы.
На протяжении почти двух поколений американская стратегия опиралась на локальный и региональный потенциал наземных сил США – в основном чтобы избежать катастрофических последствий ядерной войны. В последние десятилетия конгрессмены и общественное мнение заставили положить конец подобным обязательствам во Вьетнаме, Ираке и Афганистане. Сегодня финансовый аспект еще больше ограничил возможности использования этого подхода. Приоритет американской стратегии сместился с защиты территории на угрозу неотвратимого наказания для потенциальных агрессоров. Для этого требуются мобильные силы быстрого развертывания, а не базы вдоль границ Китая. Чего Вашингтон не должен делать, так это сочетать оборонную политику, основанную на бюджетных ограничениях, с дипломатией, ориентированной на неограниченные идеологические цели.
В то время как китайское влияние в соседних странах вызывает опасения в связи с угрозой доминирования, усилия по продвижению традиционных американских национальных интересов также могут восприниматься как форма военного окружения. Оба государства должны понимать нюансы, при которых вполне традиционный и разумный курс способен серьезно обеспокоить другую сторону. Им следует постараться определить сферу, которой ограничивается их мирное соперничество. Если это удастся сделать, военной конфронтации из-за угрозы доминирования можно избежать; если же нет – эскалация напряженности неминуема. Задача дипломатии – обнаружить это пространство, по возможности его расширить и не допустить, чтобы отношения были подчинены тактическим и внутриполитическим императивам.
Сообщество или конфликт
Нынешний мировой порядок был построен в основном без китайского участия, поэтому иногда Пекин ощущает себя менее связанным его правилами, чем другие. Там, где порядок не соответствует предпочтениям Китая, он устанавливает альтернативные правила, как, например, отдельные валютные каналы с Бразилией, Японией и другими странами. Если схема станет привычной и получит распространение во многих сферах деятельности, возникнут конкурирующие мировые порядки. При отсутствии общих целей и согласованных ограничительных норм институционализированное соперничество способно выйти далеко за рамки планов и расчетов его инициаторов. В эпоху беспрецедентного развития наступательных потенциалов и технологий вторжения наказание за такой курс может быть радикальным и даже необратимым.
Кризисного менеджмента недостаточно, чтобы поддерживать отношения настолько глобальные и находящиеся под воздействием многочисленных факторов внутри и между двумя странами, поэтому я выступаю за концепцию Тихоокеанского сообщества и выражаю надежду, что Китай и США смогут выработать чувство общей цели, по крайней мере по вопросам глобального значения. Но целей такого сообщества невозможно достичь, если одна из сторон рассматривает проект как более эффективный способ нанести поражение или подорвать силы оппонента. Ни Пекин, ни Вашингтон не в состоянии систематически подвергаться вызовам и при этом их не замечать; если подобный вызов замечен, он вызовет сопротивление. Обеим сторонам необходимо взять на себя обязательства по реальному сотрудничеству и найти способы поддерживать контакт и доводить свою точку зрения до сведения друг друга и всего мира.
Пробные шаги уже предприняты. Например, Соединенные Штаты присоединились к нескольким другим странам, начавшим переговоры о Транстихоокеанском партнерстве (ТТП), пакте о свободной торговле, связывающем Северную и Южную Америку с Азией. Такое соглашение может стать шагом к Тихоокеанскому сообществу, поскольку снизит торговые барьеры между наиболее производительными, динамичными и богатыми ресурсами экономиками мира и свяжет две стороны океана общими проектами.
Обама пригласил КНР присоединиться к ТТП. Однако некоторые условия, представленные американскими экспертами, как показалось, требуют фундаментальных изменений во внутренней структуре Китая. Поэтому на данном этапе ТТП может рассматриваться Пекином как часть стратегии изоляции. В свою очередь, Китай продвигает сопоставимые альтернативные предложения. Он ведет переговоры о торговом пакте с АСЕАН и начал обсуждение соглашения о торговле в Северо-Восточной Азии с Японией и Южной Кореей.
Важные внутриполитические факторы влияют на всех участников. Но если Китай и США будут воспринимать стремление друг друга заключить торговые пакты как элементы стратегии изоляции, Азиатско-Тихоокеанский регион превратится в зону соперничества антагонистических блоков. Как ни парадоксально, особая проблема возникнет, если Китай удовлетворит часто раздающиеся призывы Соединенных Штатов перейти от экономики, основанной на экспорте, к экономике, стимулируемой потреблением, как позволяет предположить последний пятилетний план. Такая ситуация чревата сокращением доли КНР на экспортном рынке США, при этом другие азиатские страны будут еще больше ориентировать свою экономику на Китай.
Ключевые решения, принять которые предстоит Пекину и Вашингтону, – двигаться ли к реальному сотрудничеству или скатиться к новой версии старых моделей международного соперничества. Обе страны используют риторику партнерства. Они даже создали для этого форум высокого уровня – Стратегический и экономический диалог, который проводится дважды в год. Он оказался продуктивным при решении актуальных вопросов, однако путь к реализации основной задачи по созданию действительно глобального экономического и политического порядка только начат. И если глобальный порядок не появится в экономической сфере, преграды для достижения прогресса по более эмоциональным вопросам и проблемам с менее положительной суммой, таким как территория и безопасность, могут оказаться непреодолимыми.
Риски риторики
Двигаясь по этому пути, оба государства должны осознать влияние риторики на восприятие и расчеты. Американские лидеры периодически выступают с потоком антикитайской пропаганды, включающей предложения по антагонистическому курсу, когда этого требует внутриполитическая ситуация. Это происходит даже – или в особенности – когда основным намерением является умеренная политика. Темой являются не конкретные вопросы, с которыми необходимо разобраться по существу, а атаки на основополагающие побудительные мотивы китайской политики, например, объявление Китая стратегическим противником. Цель этих атак – выяснить, потребуют ли рано или поздно заявления о враждебности, обусловленные внутриполитическими императивами, враждебных действий. Аналогичным образом угрожающие заявления Пекина, в том числе в полуофициальной прессе, должны интерпретироваться с точки зрения подразумевающихся действий, а не внутренних факторов и намерений, которые их вызвали.
В американских дебатах представители обеих партий часто называют Китай «поднимающейся державой», которой нужно «достичь зрелости» и научиться играть ответственную роль на мировой арене. Однако Китай видит себя как возвращающуюся державу, которая занимала доминирующее положение в регионе на протяжении двух тысячелетий, но временно утратила этот статус из-за колониальных эксплуататоров, воспользовавшихся внутренними конфликтами и упадком в стране. Перспектива мощного Китая, пользующегося влиянием в экономической, культурной, политической и военной сферах, рассматривается скорее как возвращение к норме, а не как необычный вызов мировому порядку. Американцам не обязательно соглашаться с каждым аспектом китайской аналитики, чтобы понять, что лекции о необходимости «повзрослеть» и вести себя «ответственно» вызывают в стране с многотысячелетней историей совершенно ненужное раздражение.
Заявления на государственном и неофициальном уровне о намерении «возродить китайскую нацию» и вернуть ей традиционно высокое положение может иметь различный подтекст внутри Китая и за границей. Пекин по праву гордится успехами в возрождении национальной идеи после столетия, которое принято считать периодом унижения. Однако немногие азиатские страны ностальгируют по эпохе, когда они были вассалами китайских правителей. Как ветераны антиколониальной борьбы многие азиатские государства очень трепетно относятся к сохранению независимости и свободы действий перед лицом какой-либо внешней силы, неважно, западной или азиатской. Они стараются участвовать как можно в большем количестве пересекающихся структур в экономической и политической сфере; они приветствуют американскую роль в регионе, но стремятся к равновесию, а не к крестовым походам или конфронтации.
Подъем Китая в меньшей степени является результатом увеличения его военной мощи. Скорее он обусловлен постепенной утратой США своей конкурентной позиции под воздействием таких факторов, как устаревшая инфраструктура, недостаточное внимание к исследованиям и разработкам и разлаженный процесс государственного управления. Соединенным Штатам следует активно и решительно заняться этими проблемами, а не винить во всем мнимого противника. Нужно постараться не повторять в политике в отношении Китая схем конфликтов, которые начинались при огромной поддержке общества и с масштабными целями, а заканчивались, когда американский политический процесс требовал перейти к стратегии выпутывания, предполагающей в конечном итоге отказ от заявленных целей или их полный пересмотр.
Пекин может черпать уверенность в истории своей стойкости и терпения, а также в том факте, что ни одна американская администрация никогда не стремилась изменить реалии Китая как одной из ключевых мировых стран, экономик и цивилизаций. Американцам стоит помнить, что даже когда ВВП Китая сравняется с американским, он будет распределяться между населением, которое в четыре раза больше, старше и переживает сложные внутренние трансформации, связанные с ростом страны и урбанизацией. Практическое следствие этого заключается в том, что энергия Китая по-прежнему в значительной степени будет направлена на внутренние нужды.
Обе стороны должны быть готовы воспринимать деятельность друг друга как естественную часть международной жизни, а не повод для беспокойства. Неизбежная тенденция к столкновению не должна приравниваться к сознательному стремлению сдерживать или доминировать, пока стороны способны разграничивать эти понятия и соответствующим образом соизмерять свои действия. Китаю и США не обязательно удастся выйти за рамки обычного процесса соперничества великих держав. Но ради самих себя и ради мира они должны хотя бы попытаться это сделать.
