В ноябре 2011 года американские социологические службы констатировали, что оценка гражданами работы Барака Обамы — вторая снизу за всю послевоенную историю США на конец третьего года президентства. Хуже рейтинги были только у президента-демократа второй половины 1970-х Джимми Картера, на тот же момент правления поддержку ему выражали 40 процентов американцев, у Обамы — 42-43 процента.
Примечательно, что затем популярность Картера резко подскочила — после захвата иранскими революционерами посольства Соединенных Штатов вместе с сотнями заложников. Как и положено в кризис, нация сплотилась вокруг своего лидера, но затем произошел обвал. Крайне неудачные попытки администрации вызволить сограждан, включая позорно закончившуюся военную операцию, окончательно превратили Картера в хромую утку, и на выборах 1980 года он с треском проиграл республиканцу Рональду Рейгану.
Обаму с самого начала сравнивали с Картером. Некоторые в позитивном смысле — молодой демократ не из вашингтонской тусовки с новыми идеям и прогрессивными взглядами (Джимми Картер был провинциалом, который делал упор на права человека). Однако большинство комментаторов проводили менее благоприятную параллель. Обама тоже пришел на волне глубокого разочарования в истеблишменте. Картер — после Уотергейта и отставки Никсона (наследовавший Никсону вице-президент Джеральд Форд не смог заручиться поддержкой избирателей). Обама — после эры Буша, к концу которой около 80 процентов американцев считали, что страна идет не туда. Соответственно, на обоих возлагались большие надежды (в случае Обамы вовсе несоразмерные), оправдать которые было практически невозможно. Реформистские начинания обоих натолкнулись на сопротивление истеблишмента, а политического искусства для того, чтобы его преодолеть, не хватило. В результате оба обрели репутацию достаточно слабых и мало деятельных лидеров. Иранская эпопея добила шансы Картера на переизбрание.
Корни нынешней политики США в отношении Ирана во многом уходят в события 1979-1980 годов — никто больше не наносил сверхдержаве такого откровенного оскорбления, отсюда преобладание жесткой неуступчивой линии Вашингтона, стремления рассчитаться. Парадоксально, но и Обама в последний год президентства может столкнуться с иранским вопросом. Стечение разнообразных факторов — от фундаментальных сдвигов на Ближнем Востоке, которые вывели на поверхность противостояние за доминирование между арабскими суннитскими монархиями и шиитским Ираном, до необходимости предпринять что-то в отношении ядерной программы — делают силовую акцию более вероятной. Исход ее невозможно предсказать. Соответственно, непонятно и воздействие возможных событий на шансы Обамы переизбраться. Лауреат Нобелевской премии мира (кстати, как и Картер, хотя тот получил ее спустя много лет после президентства), который успел уже поучаствовать в очередной войне (Ливия) с момента вручения, может против собственной воли оказаться одним из наиболее активно воюющих президентов Соединенных Штатов.
Избирательные кампании — 2012 наложат отпечаток на мировую политику. В Америке уже начались республиканские праймериз, и комментаторы сходятся во мнении, что решающим будет выбор соперника Обамы. Если Республиканская партия сумеет выдвинуть сильного и яркого кандидата, шансы действующего президента невелики. Однако как раз таких кандидатов не видно. Борьба в любом случае будет ожесточенной, поскольку и общество, и политический класс весьма поляризованы. А в силу центрального положения США в международной системе накал страстей внутри скажется и вовне.
Другая примечательная баталия — Франция. Ситуация схожая — Никола Саркози непопулярен, но слабость конкурентов-социалистов может помочь ему выиграть. Французский результат — совсем не внутреннее дело. Европа находится на переломном рубеже, в 2012 году ей предстоит определяться с будущей моделью интеграции, а основные решения традиционно принимаются в Берлине и Париже. Так что фигура хозяина Елисейского дворца поистине ключевая.
Российские президентские выборы еще недавно казались формальностью, однако в последний месяц 2011 года полная предопределенность сменилась легкой интригой. С точки зрения внешней политики это немаловажно. Успехи Москвы на международной арене в 2000-е годы во многом были связаны с имиджем Владимира Путина как полновластного хозяина российской ситуации — это мало кому из иностранных партнеров нравилось, но внушало уважение и даже отчасти завораживало. Изменение внутренней расстановки сил способно повлечь за собой и перемены в отношении извне, что может, в свою очередь, вызвать разнообразную реакцию Кремля, в том числе и довольно резкую. В общем, определенности стало меньше, хотя, по сути, международное положение России не изменилось. Страна по-прежнему должна приспосабливаться к большому количеству факторов, повлиять на которые не может. Тут и обстановка в зоне евро, и состояние американской экономики, и темпы роста Китая, и ход событий на Ближнем Востоке… Залог успеха — точность и быстрота реакции, а также осмотрительность и расчетливое поведение.
Вообще, 2012 год открывает новую эпоху международной политики. За 20 лет после распада СССР и окончания холодной войны повестка дня, которую определили эти события, себя исчерпала. Победа Запада на рубеже 1980-1990-х годов, которая диктовала поведение в конце ХХ — начале XXI века, больше не может служить путеводной звездой. Даже процессы, уходящие корнями в ту эпоху, поворачиваются оборотной стороной. Так, «арабская весна», конечно, есть отложенное продолжение волны демократизации, начавшейся тогда. Но ее исход, даже если судить по первым результатам, будет не в пользу западных ценностей и моделей общественного устройства. Демократия на Ближнем Востоке выводит на поверхность те или иные варианты исламского правления.
Другой парадокс — страх перед народным волеизъявлением, который проявляется в Европе. Самое опасное — спросить население, что оно думает о курсе властей. Евробюрократам и правительствам придется всерьез ломать голову, как совместить по возможности плавную реформу механизма ЕС с растущим недовольством граждан, которые не понимают, что происходит и зачем все это нужно.
На смену Картеру в США в 1981 году пришел президент, обладавший ярко выраженной идеологией и искренне в нее веровавший. Рейган дал американской и мировой политике импульс, который, медленно угасая, действовал до недавнего времени. Джордж Буш-младший и неоконсервативный экспансионизм, как и мировой финансовый кризис, разразившийся к концу его правления, во многом стали завершением рейгановской эпохи. Обама — президент переходного времени, когда уже понятно, что прежнее не работает, но неясно, на что менять. Второй срок Барака Обамы будет означать продление промежуточного периода, ожидать от него решительного прорыва к реформам не приходится. Во всяком случае, опыт первого срока не дает оснований предположить, что он на них способен. Если победа достанется республиканскому кандидату, возможна попытка более агрессивной внешней политики. С одной стороны, экономическое положение США накладывает естественные ограничения, с другой — именно осознание суживающихся возможностей может подтолкнуть к тому, чтобы, спровоцировав кризис, развернуть тенденцию.
Но все же появление нового президента рейгановского типа (если продолжать аналогию с Картером и началом 1980-х) маловероятно, поскольку, во-первых, нет сопоставимой личности, во-вторых, современный мир и даже современную Америку не получится так воспламенить идеологическим пафосом, как когда-то сумел Рейган. Отсутствует внятный и грозный враг. Россия на эту роль давно не тянет, международный терроризм не справился, с Китаем все слишком запутанно и переплетено, а Иран, даже «пороговый» или ядерный, все равно маловат. Так что попытка пойти рейгановским путем не соберет мозаику рассыпающейся мировой реальности в картину нового американского лидерства. Впрочем, усугубить ситуацию она может. Так что в 2012 году будем внимательно следить за американской избирательной кампанией — от ее исхода зависят все.
| Огонек
Версия для печати
