|
Десять лет назад, в июле 2001 года, главы государств и правительств «Большой восьмерки» заседали в Генуе в плотном кольце полицейского оцепления и под аккомпанемент беспрецедентных столкновений сил правопорядка с антиглобалистами. Радикалы, собравшиеся со всего мира, казалось, объявили настоящую войну «жирным котам«, которых олицетворяли для них лидеры промышленно развитых стран и России. А на войне не обходится без жертв — в столкновениях погиб 23-летний Карло Джулиани, немедленно объявленный символом сопротивления. Пять лет назад, в июле 2006-го, мировая элита собралась на фоне великолепных фасадов и интерьеров Санкт—Петербурга. Российские организаторы не подвели — антиглобалистов изолировали на стадионе имени Кирова, так что высокие гости о них даже не узнали. Правда, роскошный саммит проходил под канонаду уже настоящей войны между Израилем и «Хезболлой» на юге Ливана. Но участники предпочли не отвлекаться от заранее заготовленной повестки и ограничились обтекаемым заявлением, вызвав возмущение в мире. Обе встречи — 10- и 5-летней давности — объединяло одно. От них что—то ждали и их все еще воспринимали с интересом, то есть как собрание если и не закулисного мирового правительства, то уж точно наиболее влиятельных персон. Поэтому так ярились в Генуе борцы за социальную справедливость, надеясь привлечь к себе внимание, и поэтому так негодовали мировые СМИ, не дождавшись из Санкт—Петербурга предписаний, как прекратить кровопролитие на Ближнем Востоке. От нынешней встречи «Группы восьми» в Довиле никто ничего не ждет, к ней относятся скорее как к светскому рауту, причем не самому престижному. Сползание к подобному восприятию началось давно, но, пожалуй, никогда еще это не было столь очевидно. И удивляться не стоит. Ведь кто собирается на французском курорте? Президент США Барак Обама, страна которого только что в очередной раз достигла допустимого потолка дефицита госбюджета и увязла в трех войнах одновременно, сталкивается с рядом неразрешимых международных проблем и растущей внутренней поляризацией. Премьер—министра Японии Наото Кана со всех сторон обвиняют в неполном служебном соответствии, которое не позволяет ему выводить из кризиса государство, потрясенное серией катаклизмов. Канцлер Германии Ангела Меркель намертво зажата между лежащим на ней бременем поддержки еврозоны, которая трещит по швам, и необходимостью убеждать собственных избирателей в том, что им нужно делиться с безалаберными, с точки зрения немцев, греками и португальцами. Президент Франции Николя Саркози до ареста Доминика Стросс—Кана имел шанс вообще не выйти во второй тур президентских выборов 2012 года, а до этого инициировал тупиковую войну в одной из наиболее периферийных североафриканских стран и застрял в ней. Президент Дмитрий Медведев на пару с премьер—министром Владимиром Путиным играет в захватывающую игру «Угадай преемника«, нервируя отечественную бюрократию и заставляя весь мир рассматривать Россию не как полезный субъект международных отношений, а исключительно сквозь призму кремлевских интриг. Об итальянском премьер—министре Сильвио Берлускони, более известном теперь как сеньор Бунго—Бунго в честь зажигательных вечеринок, вовсе трудно стало говорить серьезно, а его политическая карьера стремительно катится к закату. В этой компании относительно крепко держится британский премьер—министр Дэвид Кэмерон, которому не надо думать о скорых выборах, зато приходится идти на драконовские сокращения расходов, деля при этом с Парижем бремя бессмысленного ливийского похода. Ну и совсем бодрячком смотрится только что уверенно избранный премьер Канады Стивен Харпер, правда, от его страны в глобальных делах зависит совсем уж немного. Если добавить еще одного постоянного участника — главу Еврокомиссии Жозе Мануэла Баррозу, ответственного за впавший в политический аутизм и сотрясающийся от внутренних неурядиц ЕС,— собрание выглядит удручающе. Утрируя лишь самую малость, можно сказать, что на французском курорте встречаются не те, кто решает мировые проблемы, а как раз те, кто в наибольшей степени их создает. Ведь ни Пакистан, ни Северная Корея, ни Сирия, никто иной не способны пошатнуть мировую стабильность так, как, например, промахи в экономической и финансовой политике США или ЕС. Конфуз с директором—распорядителем МВФ, случившийся незадолго до саммита «Большой восьмерки«, вызван необузданным темпераментом Стросс—Кана, но оказался выразительным символом эрозии устоявшихся институтов. В 2007 году Парижу при поддержке ЕС удалось с трудом продавить его кандидатуру на место главы фонда, добившись сохранения традиции, согласно которой эту должность получает Европа, в то время как Всемирный банк остается вотчиной Соединенных Штатов. Уже тогда быстро развивающиеся страны бывшего третьего мира, вносящие ныне решающий вклад в цифры экономического роста, требовали свою долю при дележе. И уговорить их удалось, только пообещав, что Стросс—Кан — последний европеец. На деле теперь так, похоже, и получится, хотя ЕС, конечно, не собирался, да и не собирается выполнять это обещание. Но масштаб скандала сильно подорвал престиж Старого Света, да и вообще всей традиционной финансово—экономической элиты, сконцентрированной в «восьмерке«. Кризис, начавшийся в 2008 году как американский и продолжающийся как европейский, придал уверенности Азии и другим незападным странам, которые теперь не признают за Западом права на истину в последней инстанции. «Двадцатка«, как и «восьмерка«, не имеет институциональной основы и механизмов имплементации решений, но она создала намного более широкую площадку, претендующую на другой уровень легитимности. Каких—то прорывов новая структура не произвела, зато успешно задвинула «восьмерку» на периферию общественного внимания. Даже как шоу встречи «двадцати» намного интереснее и разнообразнее собрания «восьми«, по существу же, любое мероприятие, в котором участвует Китай, обреченно на кратно большее внимание, чем аналогичное, в котором КНР не участвует. США и Германия заметны и в «двадцатке«, они там «ровнее» многих других в силу экономического потенциала. Япония удерживается за счет своего положения «запада внутри востока«. Франция берет гиперактивностью, сколь бы бесполезной она ни была. «Восьмерке» необходимо совершить что—то яркое и запоминающееся, чтобы вернуть к себе интерес, и в этом согласны все ее участники, но особенно те, кто де—факто относится в ней к странам второго ряда — Италия, Канада, Великобритания, Россия. Москва, правда, играет на многих досках, в частности, разыгрывая партию под названием «БРИКС«. Но членство в «клубе восьми» придавало глобальный, пусть отчасти и мифический статус, которого у России остается все меньше. Разве что в СБ ООН, да и там, как показало ливийское голосование, Кремль предпочитает им не пользоваться. Судьба МВФ и ливийская война, безопасность ядерной энергетики (идеи в этой сфере предлагает президент Медведев) и перспективы валютной стабильности, ближневосточный процесс (уже не мирный) и будущее Афганистана. Все это будет обсуждаться за ужином и обедом в Довиле, как и остальное традиционное — изменение климата, помощь беднейшим, борьба с эпидемиями, либерализация торговли… Итоговую декларацию пробегут глазами аккредитованные журналисты, а потом вдумчиво проанализируют в исследовательских центрах, которые получают гранты на исследование глобальных проблем. Больше никого она не заинтересует, и политическая жизнь пойдет своим чередом. То есть будет становиться все менее контролируемой, тем более со стороны людей и стран, которые привыкли ею управлять, но теперь не могут справиться с собственными трудностями. А на «восьмерку» не приедут даже антиглобалисты, которые вообще куда—то делись именно тогда, когда жизнь, казалось бы, подтвердила правоту их утверждений о пагубности капитализма. Наверное, даже им стало скучно. | Ъ-Огонек |
