Так, вдруг все заговорили о химическом оружии, которое Асад якобы собирается пустить в ход. Откуда это стало известно, не сообщается, но звучат грозные предупреждения: не дай бог, это уже casusbelli. Осталось только пойти по стопам видного миротворца Тони Блэра и объявить, что Башар Асад готов применить химическое оружие в течение 45 минут, как когда-то британский премьер заявил о Саддаме Хусейне и его якобы имеющемся ядерном потенциале. Из войны, в которую из-за этого заявления втравилась Великобритания, Лондон выкарабкивался несколько лет.
Помимо этого валом пошли сообщения о том, что дни режима Асада сочтены, сам он посылает эмиссаров в надежде найти убежище, и даже Россия, мол, меняет позицию, признавая неминуемое. Очевидно, что ситуация в Сирии не улучшается, а наоборот, однако на чем основаны заявления, например, Хиллари Клинтон о том, что события ускоряются, непонятно. Но даже если это так, каковы шансы на то, что Асад действительно захочет последовать примеру йеменского президента Али Абдаллы Салеха и отдать власть в обмен на убежище?
Ситуация в Сирии совершенно не похожа ни на Йемен, где был реализован вариант договорного ухода, ни, скажем, на Тунис, откуда тамошний президент вовремя сбежал. Быстрой смены в Дамаске не произошло по двум причинам — режим весьма жесток и обладает эффективным репрессивным аппаратом, но важнее то, что общество слишком сложное и неоднозначное, чтобы крушение режима произошло обвально, в одночасье, в результате тотальной утраты поддержки. Стабильность в Сирии с ее этническими и религиозными меньшинствами может поддерживаться либо жестким подавлением, либо посредством установления очень выверенного и сложного баланса интересов разных групп. То, что имеет аналоги в недавней истории Ливана либо — с серьезными оговорками — в Боснии.
Первый способ перестал работать по понятным причинам — изменилась внешняя обстановка, да и сам режим с годами неизбежно изнашивается. Как добиться второго, никто не знает. Прямая демократия в теории способна обеспечить систему сдержек и противовесов, но, как мы видим сегодня, она дает сбои даже в самых развитых странах. Что говорить об обществах, которые не имеют соответствующего опыта — демократия означает там власть большинства, но совершенно не обязательно уважение прав меньшинств. В Сирии же это ключевой вопрос. Правительство алавитов держалось благодаря тому, что все другие меньшинства страны видели в нем меньшее зло, чем правление суннитского большинства. Никакого доверия к «демократии», которую несут с собой воины «Свободной сирийской армии», у значительной части жителей нет, а это значит, что сопротивление будет продолжаться вне зависимости от того, остается Башар Асад во главе страны или нет. Просто трехсоттысячная армия из законных вооруженных сил превращается в вооруженное бандформирование и продолжает сражаться уже просто за выживание.
Беда Сирии в том, что затянувшийся конфликт привел к концептуальному тупику. С одной стороны, возврата к прошлому нет и быть не может, асадовская Сирия — относительно благополучная и в меру вестернизованная, хотя и жестко авторитарная страна — ушла в прошлое. С другой, чем дольше идет война, тем меньше у граждан надежд на оппозицию, которая проявляет себя «во всей красе». В сохранении фасада власти Асада многие видят возможность остановить исламизацию или хотя бы отсрочить ее наступление.
В такой ситуации имеет ли Башар Асад возможность, если он захочет, уйти на покой? Для единоверцев, соратников, лидеров меньшинств исчезновение его как символа будет означать, что вся система, скорее всего, просто рухнет. Момент, когда можно было «сдать» Асада и договориться о переходном периоде, упущен. Иными словами, теперь уже надо держаться до последнего в надежде на то, что обстоятельства как-то изменятся. Вспыхнет, например, какой-то другой кризис в регионе, который отвлечет внимание внешних акторов и снизит давление на Сирию. Надо тянуть время и удерживаться, уже слишком рискованно разрушать хрупкий статус-кво. И уйти со сцены соратники Асаду, скорее всего, не позволят, потому что избавление от него не будет означать новых возможностей для них. Ему, может быть, по политическим причинам и могут дать какие-то гарантии. Но остальных оставят на милость победителям с понятными результатами — религиозная война пощады не знает.
Противоположная сторона ни в каких переговорах тоже не заинтересована, поскольку исходит из того, что победа все равно будет за ней. Раньше или позже. И тогда у Асада тоже нет шансов. Получается, что стоять до победного или трагического конца — это единственный рациональный выбор.
Все сейчас смотрят на Россию, отчего-то полагая, что у Москвы могут быть эксклюзивные предложения для Башара Асада, которые убедят его уйти. К сожалению, их нет в принципе, поскольку объективно деваться ему некуда. Только сражаться.
