Наблюдатели склонны недооценивать прочность основы нынешних китайско-российских отношений. Сближение двух стран видится многим просто как брак по расчету. Однако, по оценке Пекина и Москвы, их отношения находятся на историческом пике. Мы можем рассматривать это беспрецедентное явление через призму двух аналитических схем: концептуальной, отражающей сходящиеся представления о будущем миропорядке, и рабочей, призванной согласовывать национальные интересы.
Мир меняется, и международный порядок необходимо обновить. С Pax Americana покончено, Вашингтону пора приспосабливаться к новым реалиям. Россия и Китай разделяют общее стратегическое видение, направленное против однополярного глобального строя. Обе страны считают, что США переживают относительный упадок, а мир уже стал многополярным.
Соединенные Штаты неадекватно реагируют на закат своего могущества и страдают от психологического расстройства, часто обозначаемого как запоздалый постимперский синдром: его выражением служит необоснованный страх перед усиливающимися державами.
Пекин и Москва полагают, что их страны встали на путь восстановительного государственного строительства. США же, находящиеся на стадии спада, реагируют на это чрезвычайно болезненно, видя повсюду угрозу своему доминированию. Американская нервозность – серьезное препятствие для достижения новыми державами своих целей.
Западные дебаты имеют, по крайней мере, два серьезных изъяна. Первый – интеллектуальная привычка (она распространяется как на нравственные оценки, так и на практические выводы) применять собственные стандарты при анализе международного поведения страны, не принадлежащей к западной цивилизации. Запад упорно не готов признавать в качестве легитимного никакой способ ведения мировой политики, если в ее основе – модель управления, отличная от западной.
В западных теориях международных отношений доминирует интеллектуальная парадигма «порядок против хаоса», одержимая идеей соотношения сил. Отсюда и неизбывная уверенность в том, что для поддержания стабильности нужна иерархия. Источник ее – либо гегемония, либо баланс сил.
Но китайская культура не приемлет гегемонии. Тот, кто претендует на монополию в сфере мирового управления, на самом деле подрывает для себя такую возможность. Ведь подобные проявления неизбежно ведут к возникновению острых сомнений относительно права гегемона быть носителем общемировой морали. Гегемон попросту начинает вести себя откровенно бесцеремонно. А если нравственно несостоятельная система не допускает реформ, она в итоге придет к самоотрицанию. Но порядок не строится и другим способом – установлением баланса сил или войной. Его созидают политические лидеры, безупречные в моральном отношении.
И вот, с какого угла ни посмотреть, внешняя политика Пекина впервые за три столетия может стать значимой альтернативой западным моделям. Быстрый рост экономико-политической силы Пекина показывает, что страна, не принадлежащая к Западу, способна быть не менее умелой, могущественной и готовой действовать на международной арене. В этом отношении признание законной роли Китая в качестве мирового игрока подразумевает, прежде всего, обращение с ним как с равным партнером, несмотря на доминирование Запада.
Вторая проблема – отсутствие аналитических механизмов или адекватного языка для объяснения новой динамики мирового порядка, катализированной усилением Китая. Во-первых, КНР не считает, что его укрепление бросает вызов Западу. Страна просто переживает исторический процесс национального возрождения. Это означает, как пишет в недавно изданной книге Генри Киссинджер, что «китайская ДНК восстанавливает свои позиции». Этим можно объяснить столь большой интерес к внешней политике Пекина: «Сталкиваясь с новыми вызовами XXI века и живя в мире, где ленинизм потерпел крах, Ху Цзиньтао и Вэнь Цзябао обратились к традиционной мудрости».
Трудности восприятия политики КНР не на шутку озадачили западных наблюдателей и вынудили их прибегнуть к аллегориям из мира животных. Сравнения варьировались от уютного мишки панда, которого хочется прижать к себе, до устрашающего дракона, изрыгающего огонь и пламя.
Например, прокитайских политиков характеризуют как «обнимающихся с пандой», а противостоящих внешней политике Пекина величают «убивающими дракона». Это не проясняет поведение Китая, а лишь затрудняет понимание. Метафоры только подтверждают, что теории международных отношений тяготеют к вымыслам и фантазиям.
Путинская Россия на данном историческом этапе разделяет и поддерживает китайский взгляд на мировой порядок. Обе страны полагают, что отчуждение Соединенных Штатов от Пекина и Москвы можно объяснить глубоко укоренившимся страхом утраты гегемонистского статуса «единственной незаменимой сверхдержавы» (Олбрайт). Есть много указаний на то, что Вашингтон попросту боится. С точки зрения Пекина, решение США перезапустить машину сдерживания в духе холодной войны, переместив внимание на Азиатско-Тихоокеанский регион, или «стратегия выравнивания баланса» в Азии были продиктованы ничем необоснованным страхом. Москва полагает, что, ослепленный победой в холодной войне, Вашингтон умышленно проигнорировал важный вклад СССР в ее окончание. В результате западный альянс воспользовался хаосом на постсоветском пространстве, чтобы вплотную приблизить сферу своего влияния к границам России.
Китайско-российские связи оказались стабильным стратегическим партнерством и ни в коем случае не браком по расчету, что резко контрастирует с взаимной подозрительностью и ухудшающимися отношениями между Вашингтоном и Пекином. Отношения Китая и России основаны на взаимопонимании и уважении национальных интересов. Резкие изменения на международной арене после окончания холодной войны еще больше сблизили Москву и Пекин. Вместе с тем, ни одна из сторон не заинтересована в формальном союзе, так как в нем нет необходимости. Китай и Россия успешно разрешили большинство исторически спорных вопросов, преодолев все препятствия, такие как демаркация границ, а также инициировали и успешно создали первую многостороннюю региональную структуру: Шанхайскую организацию сотрудничества, не направленную против США или западного блока. Скорее она обеспечивает безопасные условия для активного взаимодействия двух стран и их центральноазиатских партнеров. Китай надеется, что такой формат сотрудничества во главе с двумя крупными странами станет образцом, в особенности для Соединенных Штатов и КНР. Китайцы предлагают Вашингтону «новый тип отношений между великими державами», но американская сторона до сих пор его не приняла.
Связи между Китаем и Россией быстро развивались последние 20 лет. В частности, значительно расширились двусторонняя торговля и инвестиции. В 2011 г. Китай стал крупнейшим торговым партнером России. Только в 2014 г. вложения в Россию выросли на 80%, и тенденция к их дальнейшему наращиванию достаточно устойчива. В начале 1990-х гг. ежегодный объем двусторонней торговли составлял около 5 млрд долларов, а к 2014 г. он приблизился к отметке 100 млрд долларов. В том же году Пекин и Москва подписали знаковый договор о строительстве газопровода, по которому к 2018 г. в Китай ежегодно будет перекачиваться 38 млрд кубометров российского природного газа. Две страны планируют заключить важные соглашения в области генерации атомной энергии, производства аэрокосмической техники, высокоскоростного железнодорожного транспорта и развития инфраструктуры. Более того, они сотрудничают в недавно созданных многонациональных финансовых организациях, таких как Азиатский банк инфраструктурных инвестиций, Новый банк развития БРИКС и золотовалютный резерв стран БРИКС. Инициатива «Один пояс – один путь», которую поначалу россияне восприняли с подозрением, теперь сопрягается с важным для Москвы проектом Евразийского экономического союза.
Тем временем Китай стал одним из крупнейших импортеров российских вооружений, и две страны обсуждают ряд совместных проектов в области исследования и разработки вооружений. Расширенное китайско-российское оборонное сотрудничество включает регулярный обмен и консультации высокопоставленных военных, совместные маневры, в том числе более 12 учений по противодействию терроризму, проведенных на двусторонней основе или под эгидой ШОС за 10 лет. По мере укрепления экономических и военных связей происходит и политическое сближение. С 2013 г. Си и Путин встречались 12 раз.
Конечно, в России есть те, у кого подъем Китая вызывает беспокойство. Все еще слышны разговоры о «китайской угрозе».
Согласно опросам общественного мнения, что около 60% респондентов полагают, что китайская миграция в приграничные регионы Дальнего Востока может угрожать территориальной целостности России;
41% считают, что дальнейшее усиление Китая не отвечает интересам России. Однако эта озабоченность не дает никаких оснований для заключений западных аналитиков, будто Пекин и Москва чужды друг другу. Кризис в Сирии и на Украине показывает, что Китай и Россия в состоянии успешно сохранять тесное партнерство в трудных условиях. Китай не занимал чью-то сторону, но выражал понимание болезненного восприятия Россией кризиса на Украине с учетом истории отношений этих стран. Китайские руководители недвусмысленно указывают на причины, вызвавшие этот кризис, включая целую цепочку «цветных революций» при поддержке Запада в постсоветских государствах, а также давление на Россию вследствие расширения НАТО на восток.
Что касается Сирии, то Пекин поддерживает мнение России о том, что ее военная интервенция по просьбе сирийского правительства нацелена на противодействие террористическим группировкам. Китай надеется, что переговоры между сторонами, вовлеченными в конфликт, будут способствовать его мирному разрешению.
Отношения между Китаем и Россией достигли высшей точки со времен Екатерины Второй. Они зиждутся на прочном основании и надолго останутся стабильными. Китайско-американские отношения будут осложняться. Поскольку никому не удается убедить американских лидеров отказаться от гегемонистских фантазий и политики, стратегическое партнерство между Пекином и Москвой будет оставаться здоровым противовесом «однополярной глупости» Вашингтона и сдерживать подобную политику.
