14.10.2014
Как избежать новой холодной войны
Мнения
Хотите знать больше о глобальной политике?
Подписывайтесь на нашу рассылку
Самуэль Чарап

Старший научный сотрудник корпорации РЭНД. С 2011 по апрель 2017 был старшим научным сотрудником по России и Евразии Международного института стратегических исследований (IISS).

Джереми Шапиро

Директор по исследованиям Европейского совета по международным делам (ECFR), ранее работал в Институте Брукингса и Государственном департаменте США, признанный специалист по трансатлантическим отношениям и стратегическим вопросам.

Статья опубликована с любезного разрешения журнала Current History, октябрь 2014 года. © 2014 Current History, Inc.

Передовицы ведущих газет в этом году полны описанием трагедий и актов насилия на Украине, а также размышлениями об отношениях между Россией и Западом. Никто не спорит, что США и их европейские союзники и партнеры должны отреагировать на аннексию Крыма Россией, дестабилизацию восточной Украины, уничтожение гражданского авиалайнера, тем более что все эти действия несут угрозу мировому порядку.

Но необходимость ответа не означает, что любой ответ хорош. До сих пор Запад больше был нацелен на наказание России и ее лидеров за моральные преступления, чем на решение проблем в отношениях, которые завели стороны в тупик. В основе же серьезной реакции должна лежать более широкая стратегия, которая учитывала бы, что ставки чрезвычайно высоки для региональной стабильности, мирового порядка и для осознания того, как все это вообще могло случиться.

Пытаясь понять, что пошло не так, западная пресса и стратеги склонны во всем винить президента России Владимира Путина. Это преувеличение роли личности в истории, с одной стороны, упрощает объяснение ситуации, с другой – указывает в каком направлении нужно реагировать. Если отношения испорчены из-за одной единственной личности, нужно попытаться любым способом от нее избавиться. Санкции, принятые недавно Евросоюзом и Ссоединенными Штатами, направлены, прежде всего, против ближнего круга Путина и, похоже, призваны подорвать его авторитет и создать предпосылки для дворцового переворота.

Однако сосредоточенность на одной фигуре, стоящей на вершине властной вертикали, – опасный подход, который часто (как в случае с Саддамом Хусейном в Ираке, Муаммаром Каддафи в Ливии или Башаром Асадом в Сирии) уводил западных политиков с правильного пути.

Путин – несомненно, харизматический и важный лидер, обладающий значительным контролем над российской политикой. Но его нынешний курс, каким бы отвратительным она ни представлялся бы его западным визави, едва ли можно считать маргинальным. В июле его действия одобряло 85% населения России, а оппозиция – как внутри системы, так и вне ее – систематически нейтрализуется. Более того, его нынешняя линия – скорее следствие, нежели причина проблем в отношениях России и Запада. И, даже если бы он завтра исчез, ни одна из фундаментальных проблем не была бы решена. На самом деле, эти проблемы могут только обостриться, поскольку преемники Путина, возможно, станут еще больше симпатизировать русскому национализму и антизападничеству, господствующему в российской политической культуре.

Более широкую стратегию решения проблем в отношениях России и Запада не следует связывать только с личностью Путина, она должна основываться на пересмотре всего комплекса отношений после окончания холодной войны. Украинский кризис породил споры по поводу целесообразности расширения НАТО и ЕС после 1991 г. и о будущем этого процесса. С одной стороны, некоторые аналитики объясняют кризис непрерывной экспансией НАТО: именно посягательство Запада на традиционную сферу влияния России, утверждают они, привело к российским действиям на Украине. Из этого вытекает, что движение вперед возможно лишь в том случае, если Запад гарантирует Москве, что расширение прекратится. Другие, напротив, полагают, что членство в НАТО закрепило демократические завоевания в посткоммунистической Европе и защитило уязвимые государства от российской агрессии. Они утверждают, что правильной реакцией было бы быстрое предоставление членства в западных организациях Украине и Грузии, а также любым другим соседним с Россией государствам, заинтересованным в присоединении к западному сообществу.

Обе группы упускают из виду фундаментальный вопрос: может ли Россия когда-либо стать нормальным партнером Запада? Если считать последние 20 лет доказательством того, что Россия по своей сути враждебна Западу и его ценностям, и никогда не согласится на настоящее партнерство, тогда конфликт неизбежен. Следовательно, агрессивное сдерживание России или конфронтация с ней в свете нынешнего кризиса становятся необходимыми мерами без существенных минусов.

Напротив, если воспринимать период после окончания холодной войны в трагическом свете (так это делаем мы), как череду ошибок в том, что касается совместимости дальнейшего расширения западных институтов с сотрудничеством между Россией и Западом, нужно искать компромисс. Необходим баланс между санкциями против России за нарушение ею норм международного права и готовностью к улучшению отношений с ней в будущем. 

Сейчас другое время

Эти дебаты перекликаются с одним из главных исторических споров, а именно: началась ли холодная война в силу фундаментальных противоречий между Западом и СССР или в силу недопонимания и ряда просчетов по обе стороны от «железного занавеса». Правда, даже те историки, которые склоняются ко второму объяснению, не отрицают имевшихся противоречий. Действительно, Советский Союз представлял собой экспансионистскую, идеологическую державу с глобальными амбициями, и был глубоко враждебен Западу. Постсоветская Россия – не слишком приятная страна, нарушившая в этом году ряд важных норм международного права, но это не Советский Союз.

Другими словами, несмотря на внешнее сходство между сегодняшними дебатами о России и историческими дебатами о причинах начала холодной войны, при более внимательном исследовании обнаруживается ключевое отличие: нынешний конфликт нельзя объяснить фундаментальной несовместимостью России и Запада. То, что в 2014 г. произойдет прямая конфронтация, стало неожиданностью для политических лидеров обеих сторон. Еще в юне 2013 г. Владимир Путин и Барак Обама издали совместное заявление о расширении двустороннего взаимодействия, в котором говорилось: «Российская Федерация и Соединенные Штаты Америки подтверждают готовность к углублению двустороннего сотрудничества на основе принципов взаимного уважения, равноправия и реального учета интересов друг друга. Руководствуясь таким подходом, сегодня мы достигли понимания по позитивной повестке дня в отношениях наших стран… Эта обширная программа действий требует уплотнения взаимодействия на всех уровнях».  А через 9 месяцев Обама введет беспрецедентные санкции против России за ее действия на Украине.

Хотя нынешний кризис не был неизбежным, в месяцы и годы, предшествовавшие вторжению в Крым в феврале 2014 г., евроатлантическая институциональная структура все больше становилась источником трений между Россией и Западом. Не то, чтобы расширение западных структур привело к вторжению России, как считает политолог Чикагского университета Джон Миршаймер и некоторые другие аналитики. Однако процесс принятия Россией решений по Украине можно понять только в более широком контексте порядка, установившегося в Европе после окончания холодной войны, и его изъянов. Точно так же, чтобы разобраться с процессом принятия Западом решений по Украине, необходимо учитывать колоссальные достижения этого порядка. 

Многообещавшая Восточная Европа

Путь институционального расширения, на который Запад вступил в середине 1990-х гг., привел к положительным преобразованиям в большей части посткоммунистической Европы – исход, который далеко не был очевидным в начале 1990-х годов. Но понятно, что у этого пути с самого начала был изъян – прежде всего, в том, как Запад обошелся с Россией и ее соседями. С тех пор Запад пытался разными способами преодолеть последствия этой ошибки. Кризис на Украине положил конец попыткам найти равновесие.

История начинается в критический период 1989–1991 гг., когда урегулирование, достигнутое после Второй мировой войны, было отвергнуто в пользу новой Европы. Крайне удачное решение сделать воссоединившуюся Германию полноценным членом НАТО и европейского сообщества создало прецедент для остальной части посткоммунистической Европы: расширение, с незначительными изменениями, существующих евроатлантических организаций для содействия непрерывным демократическим и экономическим преобразованиям в регионе. Лишь в одном аспекте оно было ущербным: на таких условиях НАТО и ЕС так и не смогли интегрировать в свои структуры Россию. Более того, она никогда не согласилась бы интегрироваться на условиях Запада без взаимных уступок. Альтернатива в виде полномасштабного пересмотра институционального порядка, чтобы создать условия  для интеграции России, была бы сопряжена с огромными рисками. Более того, Россия была настолько ослаблена собственной внутренней трансформацией после краха коммунизма, что не смогла бы помешать процессу расширения, и до последнего времени не проявляла для этого достаточно воли. В любом случае, после воссоединения Германии западные стратеги были уверены, что расширение принесет быстрые дивиденды.

Так и случилось. Хотя в последние годы в Венгрии, Болгарии и Румынии произошел некоторый откат от демократических завоеваний, в целом вступление в ЕС и НАТО способствовало развитию надежных и плюралистических рыночных демократий в Центральной и Восточной Европе. В 1990-е гг. такой исход не был неизбежным; на самом деле, как показала «арабская весна», подобные внезапные переходы сопряжены с большими опасностями и часто не приводят к образованию крепких и процветающих демократий. Стабилизация Центральной и Восточной Европы стала важным достижением, которым западные государственные деятели по праву гордятся.

Чтобы добиться этого геополитического чуда, западные лидеры, использовали имевшиеся в их распоряжении инструменты: НАТО и Евросоюз. Хотя эти организации не предназначались для стабилизации, они хорошо подошли для такой цели. Посткоммунистические страны, стремившиеся войти в эти союзы, верили, что членство в них даст им безопасности и процветание того уровня, которым пользовался Запад. В свою очередь, западные политики использовали свои организации, чтобы гарантировать радикальную трансформацию сферы безопасности этих стран, а также реформу их внутренней политики и экономики.

Поскольку элиты Центральной и Восточной Европы очень желали стать частью устоявшихся организаций, они не пытались выторговать для себя особые условия. Официальные лица НАТО и ЕС получили полную свободу устанавливать свои порядки в министерствах бывших стран – членов Варшавского договора, насаждая правила Брюсселя и создавая новые структуры по этому шаблону. Новичкам пришлось принимать существующие правила, чтобы присоединиться к клубу.

Использование этих структур для стабилизации Восточной Европы имело свою цену, и сегодня пришел час расплаты. Даже если бы Россия стала рыночной демократией и стремилась к членству (чего, конечно же, не было), НАТО и ЕС не смогли бы справиться с грандиозной задачей превращения такой большой страны с множеством социально-экономических проблем и вызовов безопасности, если бы сами не пошли на радикальные перемены. Но основным условием расширения было беспрекословное принятие претендентами существующих правил НАТО и Евросоюза. Кроме того, использование данных структур для стабилизации всей посткоммунистической Европы, за исключением России, создало впечатление, будто они продолжают выполнять изначально отведенную им роль сдерживания советского/российского влияния новыми, более современными средствами.

Поскольку Россию нельзя было интегрировать, подобно другим посткоммунистическим государствам, обе стороны проводили политику «партнерства без членства». Эта политика действительно создала плотную ткань взаимодействия России и Запада – в том числе такие структуры, как Совет НАТО – Россия и «стратегическое партнерство» ЕС – Россия. Они занимались буквально всем – от саммитов на президентском уровне, проходивших два раза в год, до попыток согласовать законодательства Евросоюза и России, включая технические детали. Также действовало множество самых разных панъевропейских механизмов, созданных отчасти для того, чтобы служить мостом для связи с Россией: Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), Договор об обычных вооруженных силах в Европе, Венский документ (меры укрепления доверия), а также Договор об открытом небе, обеспечивающий прозрачность в военной сфере посредством наблюдательных полетов. Хотя эти договоренности в полной мере не удовлетворяли ни одну из сторон, до украинского кризиса они были своего рода краеугольным камнем европейского институционального порядка, создавая многочисленные форумы для наращивания диалога, взаимодействия и сотрудничества с единственным потенциальным противником НАТО в Европе.

Цель модели партнерства без членства было легко понять, но трудно достичь. По мере расширения и углубления отношений с западными организациями Россия постепенно превращалась бы в рыночную демократию, интегрированную в мировое сообщество и, что очень важно, больше не считала бы расширение этих организаций угрозой для собственной безопасности. Наращивая взаимодействие с Россией количественно и качественно, Запад надеялся, что Москва начнет считать членство своих соседей в евроатлантических структурах выгодным и благотворным для себя.

Риск заключался в том, что не предусматривалось никакого плана на случай, если все начнет развиваться не так, как рассчитывали ее создатели. В первые годы президентства Путина, и особенно после событий 11 сентября, в период развивающегося сотрудничества и больших надежд казалось, что нет необходимости готовиться к худшему сценарию.

Путин того времени прибегал к риторике, которая сегодня нас бы поразила. В интервью ВВС в марте 2000 г. он сказал: «Россия – часть европейской культуры. Я просто не вижу свою страну изолированной от Европы, от того, что мы часто называем цивилизованным миром. Вот почему мне трудно относиться к НАТО как к врагу… Мы верим, что можно даже говорить о более высоком уровне интеграции в НАТО. Но только, повторяю, если Россия будет равным партнером». На вопрос о том, может ли Россия вступить в НАТО, Путин ответил: «Почему бы и нет?»

Через несколько лет отношения начали портиться. Все более авторитарное государственное управление в России было одним из факторов, но гораздо важнее – расширявшаяся пропасть в понимании региональной интеграции.

Даже когда Запад и Россия успешно сотрудничали в противодействии общим угрозам и вызовам от Афганистана до нераспространения ядерного оружия и борьбы с терроризмом, Москва считала, что евроатлантическая интеграция соседей России угрожает ее интересам. Для России это восприятие угрозы казалось неопровержимым – ее соседи постепенно входили в политико-экономические и оборонные альянсы, к которым сама Россия не могла присоединиться. Независимо от намерений этих стран или блоков, подобная динамика с неизбежностью несла угрозу для исключаемого государства. Но с точки зрения Запада Москва захотела отобрать у своих соседей  права выбора внешней и оборонной политики, что не могло не тревожить, поскольку напоминало отношение Советского Союза к странам Варшавского договора. Это остается непреодолимой пропастью, разделяющей две стороны: Россия не может (да и не желает) присоединиться к проекту региональной интеграции, который никогда не мыслился ее авторами или государствами, стремящимися к членству в этих структурах, как нечто антироссийское.

Так начала раскручиваться спираль действия-противодействия – любые попытки ЕС и НАТО продвигаться на восток и российское сопротивление этим попыткам приводили лишь к дальнейшей эскалации.

В апреле 2008 г. на саммите НАТО в Бухаресте была принята итоговая декларация, в которой Альянс четко заявил о том, что Украина и Грузия «станут» членами Альянса. В августе 2008 г. Россия вторглась в Грузию и признала два отколовшихся от нее региона независимыми государствами. Чуть позже в том же году ЕС приняла программу «Восточного партнерства» – предложение глубокой экономической и политической интеграции Молдавии, Украине, Белоруссии, Грузии, Армении и Азербайджану, но не России. Тем временем Москва отстаивала собственные проекты региональной интеграции в оборонной и экономической области в виде Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) и Евразийского экономического союза. 

Кошмарный сценарий

Кризис на Украине начался в контексте этой борьбы за влияние в тех странах, которые Европа и Россия привыкли называть своим «общим соседством». В конце ноября 2013 г. украинское правительство отказалось от подготовки к подписанию Соглашения об ассоциации с ЕС – главного конечного продукта «Восточного партнерства». Переговоры по этим соглашениям сильно напоминали наработанную в прошлом практику институционального расширения, хотя в данном случае не предлагалось перспектив быстрого оформления членства. Ожидалось, что страны, стремящиеся к интеграции в европейские структуры, примут все законодательные нормы ЕС в обмен на либерализацию торговли, упрощение визового режима и более тесное политическое объединение. Вместо этого под давлением России Янукович пересмотрел намерение подписать договор за несколько дней до того, как планировал сделать это на саммите с руководством Евросоюза в Вильнюсе.

Вслед за этим несколько тысяч украинцев вышли на главную площадь Киева, Майдан Незалежности, чтобы выразить протест против разворота Януковича на 180 градусов. Скорее всего, эти мирные, невооруженные протесты исчерпали бы свой потенциал, если бы им позволили идти своим чередом. Однако в ночь на 30 ноября кто-то в правительстве (эта личность до сих пор не установлена) принял решение применить силу против безоружных протестующих студентов. На следующий день более полумиллиона людей собрались на той же площади, где до этого митинговало не более 10 тыс. человек. Несмотря на флаги ЕС, развевавшиеся на Майдане в ноябре, протестная энергия теперь была направлена на свержение коррумпированного, авторитарного режима Януковича. После первого применения силы правительство и радикально настроенный авангард митингующих (в основном, вооруженные крайне правые националистические группировки) оказались вовлеченными в эскалацию спирали насилия.    

21 февраля Янукович и лидеры оппозиции подписали соглашение при посредничестве трех министров иностранных дел стран ЕС и спецпредставителя президента России, которое должно было положить конец кризису. Была достигнута договоренность о возврате к Конституции 2004 г., ограничившей президентские полномочия, проведении досрочных выборов и освобождении улиц и зданий от митингующих. Однако соглашение не сработало, поскольку Янукович бежал из столицы (а затем покинул страну), а его правительство распалось. В этих чрезвычайных обстоятельствах парламент в обход конституции проголосовал 22 февраля за отстранение Януковича от должности и создание нового правительства.

В то время как Запад праздновал демократический прорыв на Украине, Кремль усмотрел еще один пример насильственного свержения законного правительства и смены режима с целью подрыва влияния Москвы. Эти опасения усилились после того, как было объявлено о составе нового украинского правительства. Треть высших официальных лиц (министры и выше) были представителями крайне правой партии «Свобода» ярко выраженной антироссийской направленности, и 60% – выходцами из четырех западных провинций, ранее находившихся под протекторатом Габсбургов и являвшихся историческим очагом украинского национализма. Путин и круг его приближенных, похоже, пришли к заключению, что провал соглашения от 21 февраля отчасти стал следствием западного заговора с целью привести к власти в Киеве лояльное правительство, которое могло бы пересмотреть базовые соглашения по Черноморскому флоту в Крыму, добиться быстрого принятия Украины в ЕС и НАТО,и оборвать двусторонние связи, от которых зависели энергетический и военно-промышленный комплексы России.

В последние дни февраля, когда Путин решил ввести спецназ, ВДВ и других военнослужащих в Крым, он попытался не допустить того, чтобы стратегический откат в Киеве стал стратегической катастрофой – кошмарный сценарий, при котором Запад полностью выдавливает Россию из Украины. Решение Путина диктовалось стремлением сохранить самые важные материальные активы России на Украине, а именно, базу Черноморского флота в Севастополе, и принудить Киев считаться с геополитическими интересами Москвы. Эти действия и последующие попытки дестабилизировать ситуацию на востоке Украины объяснялись необходимостью избежать самого кошмарного сценария, который представляла себе Москва. Сам Путин объяснил свои мотивы в конце мая так: «Я повторю: где у нас гарантия того, что после силовой смены власти, очередной «цветной революции», которая, безусловно, произошла на Украине, Украина завтра не окажется в НАТО? С нами по этому вопросу никогда за предыдущие два десятилетия никто, я хочу это подчеркнуть, не вёл содержательного диалога. Мы слышали только один ответ, как на пластинке записанный: каждый народ имеет право самостоятельно определить систему безопасности, в которой он хочет жить, и вас это не касается.»

Гамбит России на Украине привел к тому, что парадигма партнерства России и Запада без членства в западных организациях, выброшена на свалку истории. Все множество институциональных соглашений, по сути, выхолощено. Даже если конфликт на Украине может быть быстро завершен, конфронтация России и Запада продолжится. Это означает серьезные риски для стабильности в Европе. 

Риски растут

Несмотря на украинскую трагедию, главный вопрос европейской безопасности сегодня: что делать с отношениями с Россией? Хотя можно поддаться соблазну отложить прошлые споры ради поступательного прогресса, именно они во многом лежат в основе того, что разделяет сегодня Россию и Запад, их нужно разрешить, если мы надеемся избежать долгосрочной конфронтации. В ответ на действия Москвы на Украине Запад формирует тройную стратегию: углубить интеграцию с новым украинским правительством и другими уязвимыми соседями России; наложить санкции на Россию и изолировать ее; укрепить защиту членов НАТО в Центральной и Восточной Европе. По сути дела, Запад удвоил усилия на фронте институционального расширения, закрепляя прежние завоевания и расширяя сферу влияния дальше на восток – Украина, Грузия и Молдавия уже подписали договоры об ассоциации с ЕС. Ясно, что Россия будет рассматривать эти усилия не как реакцию на ее действия в украинском кризисе, но как конъюнктурное продолжение той самой политики, которая начата после холодной войны и которую она давно осуждает как угрозу своей безопасности. Такая стратегия кажется действенным и морально оправданным ответом на происходящие события, но она неизбежно будет углублять конфронтацию. Обретающая былую силу Россия, вероятно, станет сопротивляться расширению, и цикл действия и противодействия продолжится.

В этих обстоятельствах предложение новых гарантий безопасности НАТО или членства в Евросоюзе все более уязвимым государствам, имеющим общую границу с Россией, повышает риски прямого вооруженного конфликта. И Запад практически не сможет подтвердить делом гарантии безопасности, которые он предоставляет этим странам. Москва дала ясно понять, что считает своим жизненно важным интересом нераспространение евроатлантических организаций на территорию сопредельных с ней государств, тогда как Европа и США не считают безопасность соседей России своим фундаментальным интересом.

Во время холодной войны многие задавались вопросом, пожертвуют ли Соединенные Штаты Нью-Йорком, чтобы защитить Берлин. Сегодня практически никто не верит в то, что они сделают это ради Киева. В случае реального столкновения перед Вашингтоном будет стоять выбор между нарушением незыблемых до недавнего времени гарантий безопасности и риском военного противостояния с крупной ядерной державой. Действительно ли поставленные на карту принципы – право каждой страны делать собственный выбор во внешней политике и свободно выбирать свой путь – стоят такого риска? Этот вопрос уже задавали в связи с предыдущими этапами расширения. Разница, однако, в том, что Россия доказала готовность к решительным действиям и продемонстрировала, что это больше не риторический вопрос.

Чтобы избежать неприятного выбора, необходимо признать, что политика расширения после окончания холодной войны, несмотря на ее успехи, исчерпала себя. Если Запад продолжит настаивать на том, что единственный путь к стабильности и безопасности в Европе – принятие соседних с Россией стран в евроатлантические структуры, то в действительности угроза стабильности и безопасности в Европе будет только расти. 

Новая сделка

Признание этого факта не означает, что Запад должен согласиться с доминированием России над ее суверенными соседями. Вместо этого нужны новые договоренности, приемлемые как для Запада, так и для России. Добиться такой сделки можно, но для этого стороны должны пойти на уступки. Западу придется согласиться с тем, что модель, прекрасно работавшая в Центральной и Восточной Европе, не подходит для остальной части континента; институциональные договоренности должны быть приемлемы для России, чтобы иметь шанс на успех. Москве придется строго придерживаться рамок, которыми эти новые договоренности ограничат ее влияние в регионе, и отказаться от военного вмешательства в дела соседей. Добиться этой сделки в нынешней атмосфере взаимного недоверия и обвинений чрезвычайно трудно, но не невозможно. Первый шаг – принятие Западом вышеизложенного компромисса в качестве своей долгосрочной цели. В этом случае тактические шаги в связи с нынешним кризисом должны быть направлены на достижение такой цели. Это не значит, что Запад должен просто выполнить все требования Москвы. Предлагаемая сделка потребует и от России нелегких компромиссов. Скорее всего, для достижения успеха переговоры необходимо совмещать с элементами принуждения. Подобная стратегия предложит России путь к безопасности на постсоветском пространстве без конфронтации с Западом, но если Россия не пойдет навстречу, это также повлечет изоляцию и конфронтацию.

С практической точки зрения санкции должны сопровождаться приглашением  к переговорам о новых договоренностях. В 2009 г. тогдашний российский президент Дмитрий Медведев выступил с очень похожим инициативами в форме проекта договора о европейской безопасности. В том документе, конечно, имелись изъяны, но он основывался на общепринятых принципах, таких как уважение суверенитета, территориальной целостности и политической независимости, а также на отказе от применения силы.

Нежелание Запада принять тогдашнее предложение проистекало из опасений, что договоренность подорвет НАТО и Евросоюза. Даже относительно дружелюбно настроенный к России министр иностранных дел Германии Франк-Вальтер Штайнмайер счел необходимым подчеркнуть, что любые дискуссии относительно европейской безопасности не могут ставить под сомнение существующие организации. Он заявил: «Во избежание любой возможной двусмысленности: ЕС, НАТО и ОБСЕ остаются краеугольными камнями европейской безопасности… Судьба организаций, на создание которых у нас ушли десятилетия, не подлежит обсуждению». Однако Россия хотела обсуждать именно эти краеугольные камни. На этот раз сторонам нужно будет продемонстрировать готовность начать переговоры без каких-либо табу или предварительных условий.

Это вынужденная политика, но западным лидерам трудно принять ее. Многие не хотят даже рассматривать какой-либо компромиссный вариант, кроме как дальнейшее расширение западных институтов, которое уже способствовало успешному переходу многих стран Центральной и Восточной Европы от социализма к либеральной рыночной демократии. Но альтернативой будет конфронтация с Россией, которую Запад не желает, для отстаивания принципов, которые Запад в конечном итоге не готов защищать.