Грузия потеряла 20% территории, половину береговой линии Черного моря, стала более уязвимой и не имеет ясных перспектив евроатлантической интеграции. Но она получила возможность модернизации без проблемных автономий, постсоветский этнический национализм трансформировался в европейский гражданский. Страна обрела стабильную поддержку Запада.
Только при единой и неделимой системе безопасности удастся снять проблему членства Украины в НАТО и избежать ее превращения в буфер между Россией и остальной Европой. Восстановление европейского единства и решение украинской проблемы нужно рассматривать как два параллельных процесса.
События 2010-х гг. перевели понятие «Русский мир» из сферы интеллектуальных изысканий в инструмент практической политики. Оно стало более действенным, но столкнулось с сопротивлением, в том числе военно-политическим. Ведущим экспертам задавали вопрос, каким мог бы, а каким не должен быть «Русский мир».
Колючая проволока, протянутая российскими военными в сердце нашей страны, раздирающая в кровь обычные человеческие связи, противоречащая принципам мышления XXI века, стала символом политики России в Грузии.
В нарративах России о самой себе господствует мотив неполноты – по сравнению с Российской империей или СССР. Это вызывает у Москвы фантомные боли, связанные с исчезновением элементов геополитического статуса государств-предшественников.
Нестабильность на многих участках протяжённой границы России вынуждает Москву к активному обозначению своего военного присутствия в поясе своих границ.
Журналистскому клише о международном праве – неэффективном, беззубом, ответственном за все беды мира противостоит юридическая концепция международного права как явления гибкого, многослойного и ориентированного на военно-силовую сферу.
Возможно ли, что на фоне апрельской войны в Карабахе и российско-турецкой напряжённости на Кавказе появятся два противостоящих друг другу блока: Россия и Армения, с одной стороны, и Турция, Азербайджан и Грузия – с другой?
Прошлогодний инцидент с российским бомбардировщиком Су-24 кардинально изменил характер отношений между Россией и Турцией. Стратегическое партнерство сменилось жесткой конфронтацией.
Российская мягкая сила в Грузии стала обязательным компонентом дискуссий о двухсторонних отношениях между этими странами.
Если государство хочет быть представлено в глобальной повестке и продвигать на мировой арене некую систему представлений, первый шаг – массовый «завоз» туристов, чтобы те могли впитать идеи, которые страна намерена экспортировать.
Россия и Турция могут оказаться не в состоянии предотвратить слом статус-кво на Южном Кавказе, что опасно для обеих стран. Велик риск того, что и Москва и Анкара будут вынуждены действовать фактически в одностороннем порядке.
Негосударственные вооруженные формирования играют ключевую роль для обеих сторон конфликта на востоке Украины. Они увеличивают военный потенциал сторон и в некоторых случаях предоставляют возможность правдоподобно снимать с себя ответственность за случаи жестокости.
В глобальной политике наступило время гаданий. Ответственно прогнозировать, что и где случится, берутся немногие. Любые рассуждения – даже самые авторитетные – о будущем завершаются разведением рук и пожиманием плечами.
В конце мая 2014 года Абхазия снова попала в топы сообщений информационных агентств и в передовые заголовки газетных публикаций. События в республике развиваются стремительно.
Удастся ли абхазской оппозиции вынудить президента Анкваба уйти в отставку?
Недовольство политикой президента Абхазии Александра Анкваба привело к попытке государственного переворота в республике. Сейчас Россия не может позволить себе еще и активный кризис в Абхазии.
Захват и аннексия Крымского полуострова Россией в феврале-марте привели к одному из самых серьезных кризисов в Европе с момента окончания холодной войны
Украинский кризис вновь продемонстрировал, что глобальная китайская бизнес-империя растет намного быстрее, чем военно-политические возможности Пекина.
Статья премьер-министра Грузии Ираклия Гарибашвили для журнала «Россия в глобальной политике»
Вопреки надеждам окончание холодной войны не привело к укреплению общей безопасности. Одна из причин этого – резкое обострение «локальных» конфликтов, вспыхнувших главным образом на территории бывших социалистических федераций – СССР и СФРЮ.
Опасения в связи с тем, что Москва попытается использовать газ как инструмент политического давления, сильно преувеличены. Чтобы Кремль «перекрыл кран» Германии, Франции, Австрии или Италии, ситуация должна балансировать едва ли не на грани войны. Это крайне маловероятно.
Вместо того чтобы строить стратегическое партнерство лишь на словах, Евросоюзу и России следует заняться составлением списка оперативных задач, ориентированных на середину будущего десятилетия. Сделав это, мы развяжем гордиев узел, не прибегая к способу, которым воспользовался Александр Македонский.
Когда частному подрядчику отдается функция, на которую по определению распространяется государственная монополия (применение военной силы), возникает беспрецедентная система отношений между государством, вооруженными силами и бизнесом. Что дает «приватизация войны»: новые возможности или невиданные проблемы?
Сегодня Соединенные Штаты тратят на оборону в реальном исчислении больше, чем когда-либо в истории. При этом отсутствует убедительное обоснование необходимости столь впечатляющей военной мощи. Причина подобного положения в том, что без политических стимулов для обуздания аппетитов правящий класс утратил способность ясно мыслить, когда дело касается оборонной политики. Новая мантра Вашингтона должна звучать так: «Полтриллиона долларов – это больше чем достаточно».
История России изобилует «государственническими» проектами, в основе которых лежит одна идея: превратить граждан в «винтики» «хорошо смазанной» государственной машины. Только она якобы способна обеспечить «общее благо», критерии которого определит бюрократический аппарат.
В Белграде становится особенно ясным, какую ужасную ошибку совершил Запад, признав независимость Косово, вместо того, чтобы просто заморозить конфликт и смириться с существованием еще одного непризнанного протогосударственного образования.
О российской внешней политике в условиях противостояния с Западом
В 1991 г., когда Запад праздновал победу в холодной войне и распространение либеральной демократии на все уголки планеты, политолог Сэмюэл Хантингтон предупредил об опасности чрезмерного оптимизма.
Как аргентинские футбольные болельщики укрепят рубль, почему латиноамериканские страны не будут высылать дипломатов и как отразится скандал с найденными в школе при российском посольстве наркотиками на отношениях двух стран.
После того как НАТО приняло решение в знак солидарности с Великобританией выслать семь российских дипломатов, а ряд стран—членов альянса пригрозили России последствиями за поддержку сирийских властей, отношения между Москвой и Североатлантическим альянсом накалились до предела.
Опыт санкций против Ирана заслуживает самого пристального внимания с учётом растущего санкционного давления на Россию. И хотя Иран и Россия – типологически разные страны, в отношении которых применяются отличающиеся друг от друга санкционные парадигмы, иранский опыт важен хотя бы в силу нашего общего соседства на страницах американского санкционного законодательства.
Тенденция к дедолларизации в странах ЕАЭС, наметившаяся в последнее время, способна не только повысить эффективность их кредитно-денежной политики, но и стать дополнительным стимулом экономической интеграции на пространстве ЕАЭС.